Для смерти день не выбирают - Саймон Керник

Эмма принесла спагетти и тарелку с чесночным хлебом, и мы поели перед телевизором.

У каждого из нас или, может быть, только у меня, возникает порой ощущение, что дела понемногу налаживаются и худшее уже позади. Обычно — я говорю на основании собственного опыта — за этим следует что-нибудь весьма и весьма неприятное. И все же, сидя на софе рядом с Эммой, поглощая ее спагетти (очень, кстати, вкусные), потягивая неспешно пиво, я как-то позабыл обо всех своих проблемах.

Мы поели, убрали со стола, и Эмма поставила диск с лучшими хитами Вэна Моррисона. Я спросил, как случилось, что она занялась журналистикой.

Она улыбнулась.

— Мне всегда нравились хорошие истории, да и по английскому в школе у меня были только высшие баллы. Потом, уже в колледже, перед экзаменами, у нас организовали ярмарку профессий, куда приехали представители разных предприятий. В столовой поставили столы, и мы могли подходить к ним и задавать всякие вопросы. Парень, которого прислала местная газета, был всего на два года старше меня и довольно симпатичный, так что мы сначала поболтали, потом погуляли, и он устроил меня в газету. Вообще-то предполагалось, что я поступлю в университет, но вместо этого я вышла замуж. Зачем, одному Богу известно. Наверное, сыграло свою роль то, что отец был категорически против. У него было собственное представление о моей будущей карьере. Хотел, чтобы дочь сделалась юристом, как он сам.

— И где сейчас ваш муж?

— Мы оба были молодые, и брак скоро распался. Но к тому времени я уже почувствовала вкус этой работы. После развода сразу же переехала в Лондон и с тех пор живу здесь. Газета небольшая, заработок не очень высокий, но зато я ни от кого не завишу.

Я хотел спросить, почему она не перешла в газету покрупнее — таланта ей, на мой взгляд, вполне хватало, — но воздержался из опасения затронуть больную тему и перевел разговор на другое.

— А этот дом? Он ваш?

Эмма довольно улыбнулась.

— Мой. Правда, и родители немного помогли.

Типичный случай. Бедный юрист — это полный абсурд, таковых просто не бывает.

— Да, при нынешних ценах на жилье без помощи не обойтись, — поддакнул я.

Эмма поинтересовалась, каким ветром меня занесло в полицию. Врать не хотелось, и я ответил честно: когда-то считал эту работу полезной для общества, даже престижной, верил, что смогу изменить что-то к лучшему.

— А стали наемным убийцей?

Приятного мало, когда тебя называют таким словом. К тому же я себя киллером не считал.

— Это допрос?

Она покачала головой:

— Нет, мне просто хотелось бы знать, как такое случается.

Я долго обдумывал ответ. Достал сигарету. Закурил. Вспомнил Малика. Представил его там, на небесах, в раю, или что там у мусульман. Представил, как он смотрит на меня, заинтересованно и неодобрительно, и тоже ждет ответа. Я знал, что никакие мои слова, никакие объяснения никогда не принесут мне его прощения.

— Я оказался недостаточно силен или недостаточно благоразумен, чтобы отказаться. — Ответив таким образом, я решил, что Малик меня бы понял. Пусть даже только наполовину.

Однако Эмму такое объяснение не убедило.

— Но почему вы согласились убивать людей за деньги?

Я вздохнул:

— Тогда мне казалось, что я оказываю миру большую услугу, убивая тех, кто это заслужил.

— Но нельзя быть одновременно судьей, жюри и палачом, — возразила Эмма тоном праведника, чье представление о добре и зле основывается на десятке прочитанных книжек. — Вы не имеете права определять, кто заслуживает смерти, а кто нет. Такого права ни у кого нет. И вы все равно продолжаете это делать. Всего лишь несколько недель назад застрелили подозреваемого в убийстве Малика и Хана.

— Ловкача Билли? Он ничего другого и не заслужил. Не был бы убийцей, остался бы жив.

Она замолчала, как будто не зная, что еще сказать, какие аргументы привести. Спорить со мной о том, насколько этично или неэтично убивать людей, трудно. Сегодня мне может нравиться одна точка зрения, завтра — другая. Я просто делаю то, что делаю, руководствуясь чутьем или инстинктом. Это не может служить оправданием, но у меня хотя бы есть такой вот резон — у некоторых нет вообще ничего.

Эмма наклонилась вперед и пристально посмотрела на меня. Мало кому нравится, когда на него так смотрят, но я, сам не знаю почему, никакого неудобства не испытал. Мне даже было приятно чувствовать себя объектом ее внимания.

— Вы что же, в самом деле считаете себя, как говорят, хорошим парнем? — негромко спросила она. — Неужели вас нисколько не беспокоит, что вы ничем не лучше тех, кого убиваете?

Она была прекрасна: идеально округленные черты бледного лица в обрамлении золотисто-каштановых волос и большие улыбающиеся гипнотические глаза, которые, казалось, затягивают тебя в себя. Я знал — любой мой ответ разочарует и огорчит ее.

В конце концов я остановился на том варианте, который представлялся мне честным.

— Нет.

В ту ночь мы спали вместе.

Так уж случилось. Мы немного выпили, посмотрели телевизор, переключились с трудных тем на более легкие (хотя Эмма и пыталась вернуться к первым), и чем дальше, тем явственнее я ощущал, как меняется атмосфера. Эмма нравилась мне всегда, с первой встречи, но теперь тепло шло и с ее стороны, как будто она наконец приняла меня таким как есть и избавилась от тревоги, озлобленности и скованности. А может, все дело было в выпивке.

Я не записной соблазнитель и, как большинство мужчин, с годами получаю меньше практики, чем хотелось бы, но после пива мы перешли на красное вино, и где-то на половине бутылки она поднялась и вышла за чем-то в кухню, а я последовал за ней. Почувствовав мое присутствие, Эмма обернулась, и я обнял ее и поцеловал. В первый момент она не отреагировала, и я уже подумал, что, может быть, переоценил свое обаяние, но тут она ответила, горячо, со страстью, и через несколько минут мы, проделав нелегкий путь по лестнице, путаясь в одежде и спотыкаясь, упали на кровать в спальне. Мелькнувшая в какой-то миг мысль — что ты, черт возьми, делаешь! — улетела, как только мои губы коснулись ее шеи, и Эмма прыснула, будто от щекотки. А потом я вообще перестал о чем-то думать.

Мы лежали голые на кровати и курили, и я ощущал какую-то странную отстраненность, словно меня здесь не было, и то, что случилось, случилось не со мной. Я слушал звуки ночи — шум проносящихся вдалеке автомобилей, редкие крики подвыпивших гуляк — и пытался расслабиться и насладиться моментом. Я гладил ее по животу, плоскому и бледному в призрачном свете уличных фонарей, но голоса во мне — назовите это инстинктами или предчувствием — не умолкали, уводили в темные лабиринты прошлого и предрекали путаный и короткий путь в моем краткосрочном будущем.

И то, что они говорили, раздражало и злило, потому что я знал — эти голоса не ошибаются.

И меня ждет скорое падение.

Глава 31

Будильник разбудил в семь утра. Я хорошо выспался, хотя не отказался бы и еще от пары лишних часиков. Но мне ли жаловаться? Постель Эммы оказалась куда как удобнее койки в отеле, а к ней прилагался еще и бонус — сама хозяйка. Пока Эмма принимала душ, я лежал с полузакрытыми глазами, но когда она вернулась, понял — пора уходить.

— Мне нужно быть в офисе в девять, но ты можешь позвонить на мобильный. Не подумай, что выгоняю, но сам понимаешь…

Я сказал, что все понимаю, поднялся и собрал одежду.

— Оставляю с миром. Позвоню позже, когда что-нибудь узнаю, хорошо?

Эмма улыбнулась, но улыбка получилась вымученной. Я хотел сказать, чтобы она не беспокоилась, что ее вины нет. Такой девушке — милой, благовоспитанной, с приличной работой, — наверное, нелегко свыкнуться с мыслью, что она провела ночь с наемным убийцей. Тем более с человеком, которого разыскивает полиция и который скрывается в ее доме. Она продиктовала номер телефона психотерапевта Энн, доктора Чини, и я записал его, изо всех сил стараясь не смотреть на нее, пока она одевалась.

У двери возникла неловкая пауза, каждый не знал, что делать и что сказать, потом я наклонился, поцеловал ее нежно в щеку, а она поцеловала меня в ответ. Получилось не так уж и плохо.

— Пока, — сказал я и вышел не оглядываясь, чувствуя себя ребенком, заигравшимся во дворе дотемна без разрешения родителей.

Поймать доктора Мэдлин Чини оказалось не очень-то легко. Я позвонил ей в начале десятого из итальянского кафе неподалеку от моего отеля и попал на секретаршу. Доктор Чини занята, ответили мне сухим профессиональным тоном, каким врачи нередко разговаривают с пациентами. Попасть к ней на прием можно по предварительной записи.

Решив сыграть в открытую (насколько это позволяли обстоятельства), я объяснил, что являюсь частным детективом и что мое расследование имеет отношение к одной из бывших пациенток доктора Чини, ныне покойной Энн Тейлор. Дело срочное, а потому мне хотелось бы встретиться с доктором как можно скорее. Секретарша, в голосе которой зазвучали человеческие нотки, сказала, что передаст доктору Чини мою просьбу. Я поблагодарил ее, оставил номер мобильного и дал отбой.