Обольщение красотой - Шерри Томас

— Может, послать за доктором? — предложила Милли.

— Нет, не надо! — Венеция помедлила, словно удивленная своей горячностью, и смягчила голос: — Едва ли небольшое несварение желудка может служить основанием для тревоги. Я уже приняла пару таблеток соды. Вы не успеете оглянуться, как со мной все будет в порядке.

Она вышла. Фиц сел на стул, который она освободила.

— Вам тоже пора ложиться, леди Фиц, — сказал он. — Уже поздно, и ты только что вернулась из долгого путешествия.

— Может, и долгого, но едва ли утомительного. — Тем не менее она поднялась на ноги. Они были женаты достаточно долго, чтобы она поняла, что он хочет остаться один. — Ты куда-нибудь собираешься?

— Возможно.

Наверное, чтобы нанести визит какой-нибудь даме. Что ж, она привыкла к этому, сказала себе Милли. Пожалуй, так даже лучше. Зачем рисковать дружбой, которая устраивает их обоих?

— В таком случае спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он не смотрел на нее, снова углубившись в письмо Эндрю Мартина.

Милли позволила себе еще секунду задержать взгляд на муже, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Проклятье, Фиц! — Гастингс согнулся вдвое, схватившись за живот. — Ты бы хоть предупредил.

Фиц помассировал костяшки пальцев. Удар в живот Гастингса не причинил ему боли, в отличие от удара в лицо. У этого типа чугунный череп.

— Ты получил по заслугам. Ведь ты знал, что это Эндрю Мартин, не так ли? Но ничего не сказал мне.

Гастингс со стоном выпрямился.

— Как ты догадался?

— По вашим лицам, когда вы прогуливались в саду. Было ясно как день, что у тебя есть какая-то власть над ней.

Фицу следовало разобраться с Гастингсом раньше, но решения относительно «Кресуэл энд Грейвс» не могли ждать дольше. И потом, общество Милли было таким приятным, что он все время откладывал свой уход из дома. Непостижимо. Ведь она его жена, и он может наслаждаться ее обществом, сколько пожелает.

Поморщившись, Гастингс подошел к кофейному подносу, который принесли незадолго до этого.

— Я рассказал тебе достаточно.

Он протянул Фицу чашку кофе. Тот принял ее как предложение мира.

— Ты позволил нам надеяться, дурья твоя башка. Если моя сестра рискует своим будущим ради какого-то негодяя, я не хочу тратить свое время, молясь, что я ошибся. Мне нужно знать всю правду, чтобы действовать без тени сомнений.

— Что ты собираешься делать?

— Нельзя сказать, что у меня большой выбор, верно?

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Фиц покачал головой.

— Последнее, что мне нужно, это привести с собой одного из ее отвергнутых поклонников.

— Я не один из ее поклонников, — заявил Гастингс тоном мальчишки, застигнутого с рукой в банке с печеньем. — Я никогда не ухаживал за ней.

— Только потому, что ты слишком гордый.

Гастингс мог обманывать весь остальной мир, но для Фица он был открытой книгой.

— Отстань. — Гастингс осторожно потрогал щеку, на которой кулак Фица отставил заметный синяк. — И почему ты меня так хорошо знаешь?

— Потому что я твой друг.

— Если ты скажешь хоть слово своей сестре…

— Я ничего не говорил ей в течение тринадцати лет. С какой стати начинать сейчас? — Он поставил чашку с кофе. — Мне пора.

— Передай Мартину мой привет, хорошо?

— Непременно. Он его надолго запомнит.

Венеция откинула одеяло и встала с кровати. Она могла бы и дальше лежать без сна, ворочаясь в постели, если бы не болезненные ощущения вокруг сосков, ставших непривычно чувствительными. Ей и раньше приходилось жить с разбитым сердцем, но на этот раз ее мучения дополнились приступами тошноты, не имевшими ничего общего с любовными страданиями.

И она ужасно устала. Несмотря на рой мыслей, кружившихся у нее в голове, она уснула, поднявшись к себе после пятичасового чая. Странно, учитывая, что она не имела привычки спать днем, тем более в такое неподходящее время.

Она потихоньку спустилась вниз. В кабинете Фица хранилась энциклопедия, где имелась глава о находках следов ископаемых животных. Плита, подаренная ей Кристианом, находилась на складе — не дай Бог, он узнает, что миссис Истербрук обзавелась подобным объектом. Конечно, рисунки в книге едва ли могли служить достойной заменой, но у нее больше ничего не было, что связывало бы ее с Кристианом. А она так нуждалась в напоминании, что он готов на все, лишь бы и дальше наслаждаться ее обществом, и что ее присутствие в его жизни значит для него не меньше, чем ежедневный восход солнца.

Но в кабинете она обнаружила Фица, в одной рубашке, с бутылкой вина и бокалом под рукой.

— Опять не можешь заснуть, Венеция?

Она села в кресло напротив него.

— Выспалась после чая. А что ты…

Она забыла, что собиралась сказать, увидев небольшое пятнышко на его рубашке.

— Это кровь?

— Гастингса.

— Почему на тебе кровь Гастингса?

— Это длинная история. Я поговорил с Эндрю Мартином с глазу на глаз.

— На кулаках?

— Это входило в мои намерения, но с таким же успехом я мог бы поколотить пасхального зайца[10].

Со своей невинной внешностью Мартин и впрямь подходил под такое описание.

— В таком случае, что ты сделал?

— Объяснил ему, чем рискует Хелена. Сказал, что если мы сумели проникнуть в их секрет, смогут и другие. Что если он любит ее, то должен держаться от нее подальше.

— Думаешь, он последует твоему совету?

— Он выглядел достаточно удрученным. В любом случае я сказал ему, что, если он даст мне малейший повод для подозрений, я отрежу ему — прошу прощения — яйца. — Фиц принес еще один бокал и налил вина в оба. — А теперь твоя очередь, Венеция.

— Моя очередь?

— Твой желудок не мог пострадать от рыбы. Я наблюдал за тобой. Ты разрезала филе и гоняла кусочки по тарелке, так и не съев ни одного.

— Возможно, это было что-то другое.

— Возможно.

Почему у нее такое чувство, будто Фиц говорит не о другом блюде, которое они заказали в «Савое»?

— Пожалуй, мне лучше вернуться в постель.

Венеция уже добралась до двери, когда Фиц поинтересовался:

— Он не женат, надеюсь?

Она, не оборачиваясь, отозвалась:

— Если ты говоришь о герцоге Лексингтоне, то я вполне уверена, что нет.

— Я имел в виду не его.

Гениальный ход, если позволительно так говорить о себе. Теперь она может ответить со всей честностью.

— Тогда я не знаю, кого ты имел в виду.

Кристиан отшвырнул в сторону еще один смятый листок бумаги.

Он наслаждался, когда писал письма своей возлюбленной, рассказывая о том, как провел день, делясь мыслями, которые его посетили, как если бы он разговаривал с ней. Но сегодня вечером эти несколько строк давались ему с трудом.