Путешествие по Советской Армении - Мариэтта Шагинян

Подъем начинается медленно, незаметно, но неотвратимо, — с гудения машины. Словно тяжелый жук в полете, гудя, набирающий высоту, мотор начинает жадно сосать бензин, всей грудью идя на приступ земли, — и тянет, тянет наверх. Воздух вокруг все разреженней, земля вокруг все оголенней. Отступили деревья, за ними исчезли кусты. Вдоль разреза дороги — богатый, сочный черный отвал перегноя, богатейшая почва (так называемый горный чернозем). Горизонт увит перьями близких сизых облаков; солнце не хочет выйти, — серый, свинцовый отблеск ложится вокруг и в странной гармонии чего-то трудного, чего-то напряженного сливается с тяжелым гудом мотора. В ушах начался легкий звон, грудь дышит чаще, глубже. Большое село Спандарян проходит суровым видением квадратных, как часовни, овинов с куполом собранной соломы, черными столбиками кизяка, длинным, выбеленным прямоугольником колхозного амбара. Дети на улице ярко румяны и одеты тепло. Холод уже покусывает вам щеки. На окраине села — старинное кладбище с армянскими горизонтальными плитами, приподнятыми под прямым углом у изголовья, словно маленькие сидящие сфинксы, так не похожими на острую вертикаль стоящих плит мусульманского кладбища. Подъем, подъем, он в полном разгаре, он идет нарастая, — машина берет зигзаги.

Если взглянуть сверху на бесчисленные петли этих зигзагов, которыми дорога осиливает крутизну горного склона, трудно с непривычки поверить, что вы тут проехали. Но привычному человеку не страшно. Он глотает колючий ветер, бьющий ему в лицо, и глядит на обе руки шофера, поминутно резко перекручивающие рулевое колесо то в одну, то в другую сторону, не замедляя, а даже, наоборот, прибавляя на поворотах скорость. Вот перед вами простор голого неба с плывущим облаком. Секунда — и опять желтая стена прорезанного угла в камне, и опять упирается машина в край пропасти, и опять сворачивает вдоль горного склона, все выше, выше, в безмолвие высоты, где не чирикнет птица, не каркнет ворона, не зазвенит бубенец, не взлает собака, и только в крепком, легком, легчайшем воздухе, жадно ища кислорода, легкие ваши раздуваются, как мехи, прохватывая все нутро ваше чудной суровой прохладой… Хорошо!

Вода вдоль дороги подернута «салом» первого льда. Величие пустынного зеленого мира по обе стороны перевала; большое русское село перед последними зигзагами перевальной точки. Что за люди забрались работать, дышать и жить на этой суровой и голой высоте! Богатырши, повязанные шерстяными платками, ярко румяные от ветра, проходят по улице, безразлично глянув в вашу сторону — в сторону жителя низин. Горьковатый сизый дым от кизяка в печи сливается с подмороженным запахом помета на земле. Далеко внизу — спутник перевала, роющийся в земле, черный отсюда, как змейка, Воротан.

Перевал осилен, сейчас пойдет спуск, — спуск в новый мир ущелья, названного в древности, после страшного землетрясения, «Ущельем стона» — Вайоц-дзор[100], а сейчас получившего новое название «Армянского ущелья» — Айоц-дзор. Опять встанут звуки и краски, тяжелее сделается воздух, короче вздох. Но прежде чем спуститься по новым бесчисленным зигзагам вниз, осень настигает вас на перевале зимним бураном. Недаром лежали свинцовые облака. Недаром с утра спряталось солнце. Снег вдруг пошел сразу, мокрыми хлопьями, не пошел — повалил. В одну минуту все исчезло в его хлопьях. Забегала стрелка по окну кабинки шофера, соскребая снежную корку со стекла. Но стрелка бессильна. Мокрые пальцы шофера, не останавливая хода, то и дело высовываются с тряпкой, чтоб обтереть снаружи окно. Засветился желтый, мутный свет фары, чтобы сразу показать в своем луче сумасшедшую пляску снежинок. И все-таки хорошо, — хорошо среди сурового величия гор, окаменевших под серым широким небом, в необъятном пространстве, даже в душном, захватившем сердце метании снежного бурана!

Снег исчез так же внезапно, как начался. Вместе с шофером, румяный, усталый, окрепший от борьбы со стихией, от выскакивания в снег, вытаскивания машины, мокрый от ветра и пота, пьете вы жадно воду прямо из кувшина в деревушке Терп и с наслаждением, впервые, сыплете пальцами на сухой лаваш сероватый, перевитый зеленой травкой, весь в крошинках, ароматный деревенский сыр.

Джермук

Айоц-дзор — ущелье, замкнутое Южно-Севанским и Зангезурским хребтами, — как будто продолжает соседний Зангезур. А между тем оно сразу, с первого въезда в него, с преодоления Воротанского перевала, раскрывается глазу в новом, ни с чем не сравнимом своеобразии. Воротан помог дороге пройти ущельем, а сейчас дорога, резко забирая влево, вступает в новую речную систему Арпа. И суровость отходит, словно из рук невидимого художника выпали тюбики с белилами, со свинцовой краской, оставив на полотне теплый, золотой, чистый тон. Весь облик природы становится здесь мягче и живописней.

Большое село Чайкенд. Новая речка бежит в зеленых берегах, открывая красивые скалы, небольшие рощицы, плетеную изгородь выхоленного сада, сложенные кем-то для непрерывно идущего строительства пирамидки камней. Блеск воды переменчив: то голубой, то серый, то черный, — отражение клочка неба, тучки, скалы. Дорога, изменившая Воротану, уже тесно сдружилась с рекой Арпа, то бежит по горному склону, высоко над нею, то быстро спускается к ней, перебрасывается мостом на другой ее берег. Следы работы человека заслоняются горами, горы прячут жилье и удобные клочки пахотной земли в глубоких своих складках, а земли, годной под пашню, так мало, что не будь колхозов с их более совершенными методами обработки земли, ее не хватило бы на здешних крестьян.

Дорога разветвляется. Едем сперва направо, где в 28 километрах находится горный курорт Джермук.

Несколько лет назад при Центральном институте курортологии в Москве состоялось совещание. Оно было посвящено почти неизвестному тогда курорту в Армении, не менее, если не более древнему, нежели чехословацкий курорт Карловы Вары. Подобно тому как в стародавние времена больные стекались в Карловы Вары, чтоб по неписаной традиции пройти «ускоренное лечение», то есть выпивать до сорока кружек горячей минеральной воды в день, лежа в постели, — подобно этому в незапамятные времена на костылях плелись люди по головоломным горным тропкам, на высоте горного хребта, чтобы, тоже по неписаной традиции, по трое, по пяти-шести человек сразу залезать до самого подбородка в каменную яму, наполненную горячей водой. Вода была проточная. Она непрерывно обновлялась. Вода была минеральная. И люди сидели в ней ни много, ни мало, как по нескольку часов, а иные любители и ночевали в ней. И, приняв две-три такие ванны, больные чувствовали облегчение, ревматики расправляли согнутые кости, хромые бросали костыли (так рассказывает неписаная легенда) и шли домой. Разные имена давались этому народному курорту в разное время. Сейчас за ним укрепилось название «Джермук».

Выше я уже указывала, как высоко оценил Джермук проф. И. Н. Славянов. Оценку эту разделяют и другие ученые.

Заслуженный деятель науки проф. В. А. Александров сказал о нем:

«По физико-химическому составу источник действительно приближается к Карлсбадскому. Главное отличие в температуре… но это не умаляет значения источника, поскольку воду приходится охлаждать при принятии ванн на том и на другом курорте».

Директор Института курортологии проф. С. Н. Соколов подвел общий итог этой высокой оценке:

«Курорт Джермук представляет собой действительно исключительное явление… В отношении физико-химических свойств источник термальный и одновременно газовый, содержащий редкие металлы. Ценность этого источника несомненна»

С тех пор как был вынесен этот авторитетный суд, прошло несколько лет. За эти годы лучшие врачи Армении и такой выдающийся геолог, как А. П. Демехин, произвели целый ряд исследований. Было клинически изучено действие воды на больных: влияние Джермука при питье на изменение просвета сосудов, на секреторную деятельность желудка, на желчеобразование, желчевыделение, на диурез, на холецистит, на функцию поджелудочной железы и т. д.; влияние ванн Джермука на изменение биологического состава крови, на сердце, на лечение ревматизма, артритов, периферической нервной системы и т. д. Словом, проделаны были необходимейшие исследования для уточнения действия нового курорта и возможности правильного отбора больных. А в то же время курорт строился и обстраивался, рос и развивался. Вместо трудной горной тропы к нему было проведено удобное шоссе, вместо прежних палаток на горных склонах забелели корпуса санаториев, пролегли дорожки, выросли парковые насаждения, появились бювет и красивое здание ванн.