WAMPUM - Ева Ланска

Краско пытался понять, что он будет делать после того, как закроет дело Воробьева. Неожиданно для себя, он почувствовал грусть от предстоящего завершения процесса, которому посвятил половину своей жизни.

Максим Александрович позволил себе немного расслабиться. Он отправился в гостиную, заваленную мятой одеждой и бельем, книгами по психологии и криминалистике, а также многочисленными папками с бумагами. Краско залез под стол и достал оттуда большую, видавшую виды картонную коробку из-под советского телевизора. В ней он хранил самое ценное. Коробка была до верху заполнена пухлыми папками. В одной из них были сложены фотографии Сони. На одних она была запечатлена в возрасте десяти лет, на других – подростком. Краско искал те фото, где они были вместе. Он любил смотреть на них и предаваться воспоминаниям. Он долго и пристально вглядывался в черно-белое фото, на котором он обнимал тринадцатилетнюю Соню. Он вспомнил цвет ее платья, тепло ее плеча, на котором лежала его ладонь, запах сахарной ваты, которую она держала в руке.

Краско с нежностью отложил эту фотокарточку и открыл другую папку. Здесь хранились фотографии молодых людей, в разное время проявлявших интерес к белокурой красавице.

Когда Соня сбежала из дома, Максим Александрович, конечно же, быстро ее нашел. Для него уже в то время не доставляло особого труда определить местонахождение того или иного человека в многомиллионной столице. Но пойти с ней на контакт он не осмелился. В Соне было что-то, что пугало матерого работника спецслужб. Но не чертовский огонек в ее глазах, не напущенная молчаливость. Его пугала ее решимость и непредсказуемость. Ничего не предвещало ее побега. Это случилось как гром среди ясного неба. Краско поплатился за свое невинное увлечение – от него ушла жена. Казалось бы, все карты в руки. Он теперь одинокий, близилось Сонино совершеннолетие, им бы зажить вместе! Но Максим Александрович боялся громкой огласки дела. Он боялся потерять работу.

Краско понимал, что падчерицу свою он должен научиться держать в «ежовых рукавицах». Он должен был найти способ, обеспечивающий ему контроль над ней. И чем дольше он за ней следил, тем глубже убеждался в том, что контролировать человека, который ничего не боится, крайне сложно. Краско не мог нащупать слабые места этой девушки.

Максим Александрович жутко ревновал Соню. Он чувствовал, что имеет все основания рассчитывать на верность девушки на правах ее первого мужчины. Краско очень болезненно переносил ухаживания молодых людей за Соней. Он мужественно терпел их присутствие рядом с ней, пока Соня держала их на расстоянии. Как только он начинал чувствовать, что в девушке развивается и растет интерес, Максим Александрович находил способы «обезвредить» соперника. Чаще всего он встречал молодого человека на улице и от лица ее отца угрожал ему, предупреждая о возможных последствиях для него в случае, если он не оставит девушку в покое. В редких случаях использовал и свое служебное положение. Всегда успешно. Работнику спецслужб в нашей стране по традиции не принято отказывать.

Краско сидел на диване в гостиной и перебирал многочисленные фотографии молодых людей. Он смотрел на их лица с самодовольной ухмылкой. Ни молодость, ни привлекательность, ни юный пыл не помогли им. Рядом с Соней место было занято. Это было его место.

Первые два года после исчезновения Леонида, за Соней велось пристальное наблюдение. Краско ждал, когда же Воробьев выйдет на связь со своим единственным ребенком. Время шло, а результатов не было. Бюджет на слежение был пересмотрен на одном из собраний, и было решено, в связи с отсутствием какой-либо полезной информации, перестать выделять средства на дело, не имевшее большой важности для страны. Но Краско не хотел отступать. Он не привык проигрывать и останавливаться на полпути. Максим Александрович рассказал о своем решении приютить дочь сбежавшего ученого, чтобы продолжить следить за ней. Это предложение было рассмотрено на очередном закрытом собрании, Максиму Александровичу разрешили удочерить Соню, а дело Воробьева решили пока не закрывать.

Чем больше Краско посвящал времени этому делу, тем дольше он хотел им заниматься. Он сам от себя не ожидал, что так привяжется к Соне. С ее уходом, Максим Александрович, убедил очередного своего начальника в важности дела сбежавшего психолога, и тот позволил выделить небольшой бюджет под наблюдение. Таким образом, Краско мог продолжать слежку. Но годы шли, результатов в деле Воробьева не намечалось. С очередной переменой власти в стране поменялось и руководство Краско.

Новый начальник строго отчитал Максима Александровича за растрату государственных средств на бесперспективные проекты.

Дело Леонида закрыли. Краско надо было оставаться на службе денно и нощно, дабы сохранить за собой насиженное место. Он полностью растворился в работе, уйдя в нее с головой, и «очнулся» только, когда Юрий Николаевич появился на его пороге с новостями о Соне.

На этот раз Краско занимал место руководителя, поэтому сам решал, как и куда распределять бюджет. И он взялся за дело. В его распоряжении было несколько способов контроля строптивой журналистки. Один из них – шантаж. Стоило ему только схватить ее драгоценного папочку, в его руках окажется мощное орудие, позволяющее влиять на ее решения. Прибытие Воробьева на Родину – вопрос времени. Рассказами о Соне Петр Львович невольно вынудит его приехать. А пока Максим Александрович планировал съездить к нему в гости. И если у него получится поймать беглеца во время отдыха, это будет четвертый заяц, которого Краско убьет одним и тем же выстрелом.

Андрей и Соня ехали по ночной Москве. Незаметно Соболев включил специальный прибор, который издавал ультразвук, выводя из строя подслушивающие устройства.

Оперативный работник пытался придумать, куда ему везти Соню. Теоретически они ехали к нему домой. Практически это было невозможно.

– Согрелась? – он взглянул на сидящую рядом журналистку, которая, не отрываясь, смотрела в окно. Она медленно перевела взгляд на него и улыбнулась.

– Кажется, да.

Андрей пересек Большой Каменный мост. От вида ночной реки, ярко подсвеченных фонтанов, у Сони перехватило дух.

– Как красиво!

Андрей притормозил.

– Вот так живешь в городе и не видишь ничего дальше собственного носа. Мы постоянно бегаем, совсем разучились ходить.

Оперативный работник улыбнулся и остановил машину у обочины.

– Погуляем?

Соня была не против. Ей не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался. Она впервые за долгое время успокоилась. Сейчас ей все доставляло радость: фонтаны, мост, спутник.

Андрей помог ей выбраться из машины, и Соня подбежала к перилам на набережной.

– Ты знаешь, у меня такое ощущение, что в небе вот-вот появится фейерверк! Как будто праздник какой-то! – Соня решила не сдерживать себя. Она прыгала и бегала вдоль реки, разрешая себе дурачиться. Ее не пугало, что она может выглядеть глупой и наивной.

«Какое это блаженство быть самой собой, не играть, не притворяться», – думала Соня.

Андрей шел за Соней и тихо улыбался. Он любовался Сониным настроением. Ему было приятно осознавать, что рядом с ним она может расслабиться.

– Раньше я любила салюты! В детстве мечтала оказаться на крыше самого высокого дома, чтобы лучше видеть цветные узоры в небе. Но когда фейерверки заканчивались, одиночество вновь наваливалось на меня. Казалось, кто-то дал на мгновение прикоснуться к празднику, но неожиданно передумал и отменил чудо, забрав это чудо себе. А теперь я так боюсь потерять то, что имею, что стараюсь ничего не воспринимать близко к сердцу. Ни к кому и ни к чему не привязываюсь. Повзрослев, я научилась зажигать свой собственный салют в своем воображении. Но страх разочарования остался.

Андрей и Соня продолжали гулять по набережной вдоль реки. Он был тронут ее откровенностью. Соболев представил свою спутницу одиноким ребенком, выглядывающим в окно детского дома в надежде рассмотреть салют, и ему захотелось обнять ее. Но он не посмел этого сделать.

– Мы с семьей ходили на Воробьевы горы. Оттуда хорошо виден салют в День Победы.

– А еще, судя по всему, ты подростком проводил ночи в Коломенском.

Андрей засмеялся.

– Ну, не ночи. Скорее вечера. Мы собирались с друзьями…

– … и играли на гитаре, – закончила за него Соня.

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась. Что еще можно делать вечером в парке с друзьями?

– Я тогда только съехал от родителей, и меня захватывало новое, свежее чувство свободы. Хотелось делать сразу все, что не мог себе позволить, живя в строгом семейном окружении.

– Ты женат? – Соня вскинула на Андрея свои зеленые глаза.

– Нет, – Соболев хотел добавить: «А что?», но сдержался.

– Ты, наверное, до сих пор упиваешься своей свободой?