ЭТНОС. Часть первая — ’Парадигма’ - Павел Сергеевич Иевлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жестоко, но рационально, — признал я. — А что с лебедями-то?
— Да, простите, отвлёкся. Итак, у нас выстраивается альтернативный исполнительный механизм. Проблемы и издержки этого процесса известны, реакции на них отработаны, у наших вахтовых координаторов на местности есть все инструкции. Это, так сказать, белые лебеди. Даже если Его Величество Перидор подавится косточкой от сливы и помрёт — это лебедь ещё серый. Потому что, хотя предсказать это невозможно, но такая вероятность в планах учтена. То же касается внезапной засухи или эпидемии. А вот если одновременно случатся жесточайшая засуха, морозная зима, эпидемия, голод и крестьянские бунты, да ещё и Перидора зарежут заговорщики, то это будет классический чёрный лебедь, и все наши планы пойдут прахом. Именно на этот крайне маловероятный случай у нас есть ваша дочь.
Теконис взял со стола рисунки и внимательно разглядывая каждый (сложно не забывать, что он слеп), раскладывает их по картонным папкам.
— Это не просто рисунки так же, как ваша дочь не просто начинающий, хотя и талантливый художник. Это контрольные точки. В них запечатлён не только сам объект, — слепец потряс весьма недурно выполненным портретом императрицы, — в них зафиксировано состояние мира в определённый момент. И к этому моменту можно вернуться. Как говорит Антонио: «Загрузиться с сохранения». Хотя это очень сложно, затратно, травматично для ткани фрактала и вообще нежелательно. Крайнее средство.
— Ничего себе! — я посмотрел на Нагмины рисунки с новым чувством. — А этот, наш предшественник… Как бишь его…
— Тронг? Вот, полюбопытствуйте.
Теконис открыл дверцу изящного шкафчика и достал оттуда небольшой, размером с кулак, прозрачный шар. Внутри него оказалась завораживающе-красивая сложная структура, похожая не то на пламенеющие растения, не то на растущее пламя. Я взял его в руки и удивился тяжести — по виду я бы предположил, что он отлит слоями из эпоксидки, иначе как создать такой потрясающий внутренний узор? Но он слишком тяжёл даже для стекла и холоден, как остывший камень. На полке стоят ещё — в некоторых как будто растут деревья, в некоторых — застыли морские волны. Все разные, но все очень красивые.
— Это шар Тронга. Не бойтесь, он только кажется хрупким. На самом деле им можно из пушки стрелять.
— В нём сохранено прошлое этого мира? — я показал рукой на окно, за которым полыхает идеальный закат над идеальным городом.
— Не совсем, но нечто вроде.
* * *
— Какая потрясающе красивая вещь, — сказала Нагма восхищённо. — Знаешь, пап, такое ощущение, как будто держу в руках… Ну, не знаю. Что-то грандиозное. Как будто целый мир в ладонях.
— Если верить Теконису, это так и есть. В некотором смысле.
— Интересно было бы туда заглянуть.
— Скорее всего, ты бы увидела чернокожих дикарей с копьями, скачущих в юбочках из листьев. Довольно неприличное зрелище для юной графини Морикарской.
— Тьфу на тебя, пап, — рассмеялась Нагма. — Кстати…
— Что?
— Ты не рассердишься, если я сегодня опять нажму на ту ракушку? Я в прошлый раз не дорисовала принца.
— Если ты не будешь делать глупостей.
— Пап, не сходи с ума, мне четырнадцать!
— В этом возрасте глупости делаются особенно легко и непринуждённо.
— Клянусь, моя графинческая честь не пострадает, если ты об этом. Я чисто потрындеть, Нагири забавный. Можешь прийти, сесть в уголочке и изображать дуэнью, если хочешь.
— Нет, колбаса, я тебе вполне доверяю, — сказал я и покосился на ракушку у моей кровати. — Приятного вечера.
А и правда, может, и мне, того… Побеседовать?
Глава 10. Мой паладин!
— Олли, зачем тебе это? — спросил я, когда мы отдышались.
Нет ничего глупее, чем спрашивать у женщины, почему она оказалась в вашей постели, но здесь особый случай.
— Зачем мне что? — спрашивает чернокожая красотка, контрастно лежащая на белых простынях.
— Зачем ты приходишь ко мне?
— Чтобы заняться с тобой сексом, — ответила Олландрия с ноткой недоумения в голосе. — Разве это не очевидно?
— Почему ты? Почему ко мне?
— Я — потому что у меня высокий ранг в правящем доме, и я не замужем. К тебе… Я могу обращаться на «ты»?
— О да, — улыбаюсь я, — мы определённо достаточно близко знакомы для этого.
— К тебе — потому что к остальным ходят другие. К тем, кто нажимает на ракушку, конечно.
— Ты же поняла, о чём я, Олли, не притворяйся. Ты умная девушка.
— Да, — смеётся она белоснежными в темноте зубами. — Я понимаю, о чём ты, драгоценный Док. Ты у нас недавно, и тебе кажется, что нас кто-то к чему-то принуждает. Нас всех, наш народ. Обманом или страхом заставляют услуживать. Твой друг Слон даже проповедовал моей сестре Афимии идею революции!
Девушка тихо засмеялась. Надо же, Слоняра, каков вольтерьянец, оказывается.
— Вы не понимаете, — продолжила она, успокоившись, — мы счастливы. Действительно счастливы. И должны делиться этим счастьем с драгоценными гостями.
— Почему?
— Потому что это честный обмен. Вы приносите нам счастье, но очень несчастны сами. Мы — наоборот.
— Разве?
— Скажи мне, Док, ты счастлив? Не прямо сейчас, когда у тебя только что был и скоро будет снова секс, когда ты в постели со мной, а вообще? Является ли счастье твоим постоянным или хотя бы преобладающим самоощущением? Часто ли ты думаешь: «Как же я счастлив!»
— Как-то не очень.
— А я — постоянно. Мы все. Каждый из нас. А вы — нет. Никто из вас. Вас тревожат чёрные мысли, сожаление о неслучившемся, вина за совершённое, разочарование от результатов, ожидание дурного, боль от нечуткости окружающих, безответность
