ЭТНОС. Часть первая — ’Парадигма’ - Павел Сергеевич Иевлев

— Не мой случай, — хмыкнул я, косясь на багровую от попыток не лопнуть от сдерживаемого смеха дочь, — но спасибо за исторический экскурс.

— Обращайтесь, я всегда очень тщательно работаю с материалом, иллюстрирующими социальные установки этноса.

— А институт паладинства проходит по графе «социальные установки»? — уточнил я. — Никакой романтики?

— Разумеется, — кивнула Джулиана. — Это механизм, формировавший дополнительные горизонтальные связи среди элит в обществе с высокой детской смертностью. Одну дочь можно выдать замуж один раз, образовав одну межродовую связь. Но институт «небесного брака» число связей удваивает. Паладин твоей жены — не чужой тебе человек, иной раз эта связь крепче родственной. В тяжёлые годы такие связи обеспечивали военную поддержку союзных дружин. Ради этого можно было закрыть глаза, на то, что некоторые из твоих детей похожи на паладина. Тем более, если к жене никаких чувств не испытываешь и сам вовсю паладинишь с чужой.

— А теперь, значит, паладинить перестали? — поинтересовался я.

— Нет, теперь просто блудят. По мере усиления властной вертикали и централизации государства значимость горизонтальных связей упала. Набеги отбивают не бароны, которым нужна поддержка соседей, а армия Его Величества.

— Ушла романтика, — заржал Слон.

— Отчего же? — строго сказала Джулиана. — Романтика как раз осталась. Вон, Фред небось половину фрейлин в замке отпаладинил.

— Без комментариев! — ответил Фредерик, улыбаясь в усы.

— Всё-таки, пап, это очень трогательно, — сказала Нагма, когда мы пересели из кареты в машину Слона.

За окнами моргнул и погас этот мир, вместо него покатился туманный шар Дороги. Мы возвращаемся.

— Что именно, колбаса?

— Что ты паладин. Какие бы гадости ни рассказывала доктор Ерзе, Катька-то по-настоящему нас любит, как родных.

— Дочь моя, мы вернёмся туда через пять лет. Спорим, она нас даже не узнает? У детей короткая память.

— Спорим! На желание!

— Но не наглеть!

— Ха! Не очень-то ты в себе уверен, да?

— Просто наглеть не надо.

— Ладно-ладно. Не буду. Но я выиграю, вот увидишь!

Теконис, забрав у меня рисунки дочери, разложил их по столу в своём кабинете, напоминающем лабораторию безумного учёного из комикса в стиле стимпанк. Нагма такие обожает и даже рисует сама. Текониса дочь побаивается. «Зловещий вайб», как она говорит. Не вполне понимаю, что это значит, но интуиция у неё отменная.

— И зачем вам эти художества, — спросил я. — Могли бы парадный портрет со стены попросить. В золочёной раме.

Нагма рисовала пастелью, акварелью, лайнерами и даже маслом, но всё это скорее проработанные наброски, чем финальные образцы. Не для золочёных рам. Такой у неё сейчас период — часто теряет интерес, почти закончив работу.

— Это контрольные точки.

— Можете пояснить? Боюсь, я не вполне понимаю…

— В нашей работе случаются накладки, — пояснил Теконис. — Мы научились строить экстраполяционные модели потрясающей точности и сложности, Антонио — настоящий гений. Но, к сожалению, чёрные лебеди случаются.

— Лебеди?

— Вы не знакомы с термином? Он, кажется, происходит из вашего мира. Во всяком случае, впервые я его услышал от доктора Ерзе. Так она называет принципиально непрогнозируемые события, которые несут радикальный слом тренда.

— Э… — продемонстрировал эрудицию и глубину интеллекта я.

— Ладно, — снизошёл Теконис, — попробую объяснить на примере. Вы представляете себе, что именно мы закладывали на первом этапе?

— Очень смутно, — признался я. — Боюсь, я почти всё пропустил, а потом было как-то не до объяснений.

— Очень упрощая, тем более что это не моя область компетенции: мы создавали параллельные исполнительные механизмы для властной вертикали. В основном этим занималась Джулиана, это её епархия.

— А зачем они нужны?

— Монархия как форма государства имеет свои плюсы и минусы. Плюсы — благодаря случайному распределению душевных качеств среди наследующих власть, штурвал может оказаться в руках у умного, порядочного человека, искренне болеющего о пользе государства. В демократическом устройстве это невозможно вообще никак, лучшее, что вы можете получить, — харизматичного популиста-временщика. При диктатуре такая вероятность существенно выше, в диктаторы обычно рвутся люди государственно озабоченные, но у них большие проблемы с формированием надёжных элит и их лояльностью. Монархия в этом отношении устойчивее. Поэтому наш обычный клиент — именно прогрессивный неглупый монарх, всерьёз озабоченный состоянием своего государства. Перидор — прекрасный образец. Недостаток же монархии, кроме очевидной неравномерной преемственности, — наследник Перидора вполне может не пойти в отца, — почти полное отсутствие обратной связи во властной вертикали. Объяснять надо?

— Если вам не сложно.

— В монархии ячейки исполнительного устройства власти заполняются по сословно-наследственному принципу. Социальные лифты отсутствуют, а значит, нет и конкурентного механизма, стимулирующего участников вертикали к повышению компетенций. К тому же глубокая внутренняя связность аристократических элит, где все друг другу родственники, блокирует возможность эффективного контроля. Как результат, средний уровень компетентности государственного чиновника удручающе низок, большинство позиций в исполнительной вертикали занимают ленивые, глупые, невежественные и очень слабо мотивированные люди, получившие должности в силу родственных связей. Немногие исключения просто не могут повлиять на общую картину в силу инерционности бюрократических процессов. Чтобы такая система хоть как-то работала, в ней формируются формальные бюрократические правила с гиперрегламентацией — они вынуждают чиновника действовать по правилам, даже если ему лень и не хочется, но требуют детальной росписи каждого шага. Такая система устойчива, но имеет ничтожный КПД и абсолютно не умеет реагировать на новые вызовы. Перестраивать эти структуры очень долго, нам недосуг. Поэтому на первом этапе мы как бы подключаемся напрямую, формируя параллельные исполнительные механизмы. Они представляют собой максимально короткие командные цепочки в одно-два звена, замкнутые непосредственно на высшее руководство.

— И как это работает? — поневоле заинтересовался я.

— Сверхполномочия с полной ответственностью. За подробностями идите к Джулиане, но вкратце — набирается небольшой, но высокомотивированный штат проводников императорской воли, подчиняющихся непосредственно ему, и только ему же подотчётных. Они выбираются из людей, не связанных с текущими элитами — бастардов, образованных мещан, даже талантливых простолюдинов. Им даётся право карать и миловать, но за любую провинность они лишаются головы — в самом прямом смысле. Сверхполномочия. Сверхответственность. Между собой мы их обобщённо называем «комиссарами», но обычно находится какой-то аборигенный аналог. Им придаются военные силы быстрого реагирования, также подчинённые непосредственно Императору, без участия генералитета.

— Опричники! — осенило меня. — Опричное войско!