Паутина чужих желаний - Татьяна Корсакова

...Все, жить мне более незачем. Сегодня утром приезжал Андрей Сергеевич, имел с папенькой долгий разговор. А за обедом Лизи объявила, что князь Поддубский сделал ей предложение и она согласилась...

С обеда я отпросилась, сослалась на мигрень. Заперлась в своей комнате, плакала, думала о том, как все несправедливо в жизни устроено. Решение пришло легко, только б хватило смелости совершить задуманное...

...Веревка шершавая, царапает ладонь, свивается кольцами на притрушенном свежим сеном полу. Петля никак не получается. Не знаю я, как правильно ее делать, потому, наверное, и плачу. В амбаре тихо и жарко, сквозь щели в досках пробиваются солнечные лучи. И пылинки оттого кажутся золотинками. Вот и я стану как золотинка. Я даже платье свое золотое надела, чтоб красиво было...

С петлей я справилась. Надежно, должно быть, получилось. И балка вон подходящая. Приставить лесенку, перебросить веревку, встать на колоду...

Сейчас, сейчас. Закрыть глаза, прошептать слова молитвы. Понимаю, что уходить вот так – это грех, но жить с теми мыслями, с которыми я живу, еще больший грех. Я же им всем смерти желаю: и Лизи, и мадам, и даже Андрею. Особливо Андрею. Пусть уж лучше я уйду...

Петля царапает шею и мучительной колкостью своей напоминает гувернантское платье. А колода под ногами раскачивается, того гляди упадет.

Решено, досчитаю до десяти, а потом спрыгну. Один, два, три, четыре... Скрипит что-то? Нет, почудилось. Пять, шесть...

– Сонюшка! – Тихий вскрик и одновременно крепкие руки вокруг моей талии, держат, не дают прыгнуть. – Да что же ты удумала, окаянная?!

Стэфа! И как только узнала?! Все испортила! Другим разом я не решусь. Я и ныне еще не до конца решилась...

– Я смотрю, в комнате тебя нету, и платья нету... – Стэфа держит крепко, не вырваться, сдергивает с шеи петлю. – А Настена говорит, что ты к амбарам пошла вся разнаряженная. Не хотела я идти следом, думала, может, на свидание к Семену Ефимовичу, а потом точно в спину кто толкнул... Ну зачем же ты так, Сонюшка? Неужто нету другого выхода?

– Нету. – Сажусь тут же на колоду, сжимаю голову руками. Руки трясутся, а в голове точно жернова крутятся, собственный голос глухой и еле слышный. – Не могу я без него, Стэфа, понимаешь? У меня душу точно выжег кто. Я ж думала, любовь – это радость, а оно вон как... – От слез больно говорить и дышать тяжело. А в воздухе пылинки-золотинки кружатся. Не вышло у меня стать золотинкой...

– Ох, горюшко мое. – Стэфа гладит меня по волосам, стряхивает с подола соломинки. – Так любишь князя этого своего, что на все готова?

Вместо ответа киваю головой. Я даже в петлю из-за него готова...

Стэфа молчит очень долго. И я молчу. Мне больше сказать нечего, да и не хочется. Конечно, я не умерла сегодня, но что-то во мне все равно сгинуло...

– Есть один способ. – Стэфин голос едва различим, а во взгляде тоска пополам с решимостью. – Не желала я тебе, Сонюшка, такой доли, но коль тебе и жизнь без него не мила...

Перед тем как уснуть, я решила почитать на сон грядущий. За неимением более подходящего чтива взялась за ежедневник своей предшественницы. Сказать по правде, изучать этот гроссбух было скучно, сплошные сокращения, какие-то даты, непонятные цифры. Заинтересовал меня единственный момент: номер мобильного телефона, подчеркнутый аж двумя красными линиями. Рядом с номером все тем же каллиграфическим почерком было выведено: «Виталий Сабурин!!! Встреча в 14.00» Что это за Виталий Сабурин такой? Надо бы завтра разузнать поподробнее. Последняя запись в ежедневнике датировалась тем самым днем, в который мы попали в аварию. Похоже, Рая не врала насчет намерений своей прежней хозяйки посетить банк, потому что записи заканчивались аккуратненьким, старательно выведенным словом «банк». Я отложила ежедневник, зевнула. Все, на сегодня хватит с меня приключений, самое время поспать.

Ночью мне снились кошмары, я вертелась на огромной кровати, стонала и силилась проснуться. А когда наконец мне это удалось, оказалось, что сорочка моя насквозь мокрая от пота, дышать нечем, голова раскалывается от боли, а перед глазами плавают фиолетовые круги. Чувствуя себя полнейшей развалиной, я сползла с кровати, настежь распахнула окно и вскрикнула от неожиданности – оконная рама была затянута паутиной так плотно, что с трудом пропускала солнечный свет. Могу поклясться чем угодно, еще вчера окно сияло абсолютной чистотой. Активные, однако, в этом доме насекомые. Санстанцию, что ли, вызвать?..

Я прекрасно понимала, что санстанция в этом деле мне не помощник, что паутина на моем окне появилась неспроста, что она – отражение узора на моем запястье, намек и предупреждение. Знать бы еще, какое именно... Ерунда, паутина – она и в Африке паутина, надо просто сказать Рае: пусть горничная вымоет окно.

Раю я позвала в свою комнату сразу после завтрака, подвела к окну, отдернула шторы. В свете солнечных лучей паутина подрагивала и мерцала золотым, это было даже красиво. Рая красоту не оценила и с тихим стоном упала в обморок. На мои вопли прибежал Вовка, бросил быстрый взгляд сначала на паутину, потом на беспамятную экономку и велел принести воды.

Пока Вовка возился с Раей, я тихо сидела на краю кровати, обхватив себя руками за плечи, и думала над тем, как же мне жить дальше. По всему выходило, что жизнь у меня будет веселой, полной приключений, падающих в обморок экономок и затянутых паутиной окон.

Наконец Рая пришла в себя, но только лишь затем, чтобы, увидев мое перекошенное лицо, разрыдаться. Она плакала, размазывая по бледным щекам потекшую тушь, вымаливала прощение. С ума сойти! Такая трагедия из-за невымытого окна. Да я, наверное, испугалась в разы меньше ее. Это притом, что я знала, что паутина появилась не просто так.

– Рая, не плачь, – сказала я строго. Жизненный опыт подсказывал мне, что истерики нужно пресекать не лаской, а именно строгостью. – Просто вели кому-нибудь из своих подчиненных вымыть окно. Я бы и сама вымыла, но с детства боюсь пауков, а над этой паутинкой, похоже, трудилась целая артель восьмилапых.

Слова мои подействовали самым целительным образом: Рая достала из кармана носовой платок, промокнула им заплаканные глаза, посмотрела на меня очень внимательно, а потом кивнула.

– Немедленно распоряжусь. – Голос у нее был странный, с глухими металлическими нотками. – Ты очень сильно испугалась, Евочка?

– Не сильнее тебя, – усмехнулась я, ловя на себе встревоженный взгляд Вовки. – А ты, Владимир, – я попыталась выдавить из себя улыбку, – запрягай коней, через час отправляемся в город.