Сын башмачника. Андерсен - Александр Трофимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, сынок, опять что-нибудь сочинил? — ласково, как всегда, говорил отец.
— Да. Ты уже кончил работу? Почитаешь мне Библию?
— Почитаю. Иисус Христос был, как и мы, человек, только необыкновенный.
— Не говори так, папочка, прошу тебя, мне страшно. — Сын бросился к нему и обнял его маленькими ручонками. — Бог накажет тебя, и ты будешь страдать!
— А разве мы сейчас не страдаем? Мы еле-еле умудряемся выжить. Посмотри, и я и мать работаем с утра до вечера — и всё равно мы бедны, как церковная мышь... Мы не знаем, что будем завтра есть.
— Папочка! Мы хорошо живём. Мне хороню, я счастлив с тобой и с мамой. Я не хочу, чтобы Бог на тебя обижался, мне страшно. Будь как все. Никто не говорит о Боге, что он человек. Он Бог. Он — всё...
— Может быть, ты вырастешь и поймёшь меня, сын, — сказал отец с тоской в голосе.
— Утром на его руке появились три большие царапины.
«Это дьявол тебя царапнул», — подумал мальчик и стал молиться, чтобы Бог простил его отца. Ведь Бог милостив.
Он ко всем добр по-особенному. Мальчик верил, что он всё улыбался и грозил большим пальцем тем, кто говорил богохульные вещи. Бог был законом неба и земли.
Всё радостней отец уходил в лес. С сыном или без него. Он устал жить навязанной жизнью. Лес был раем.
Отец мог свернуть сына с Божьего пути. Мать искренне боялась за сына. Она уже давно поняла, что детей у неё больше не будет.
БАЛЬНЫЕ БАШМАЧКИ
Однажды за окном удача взмахнула крыльями...
Барское поместье объявило: нужен башмачник. Если подойдёт — домик в ближней к поместью деревне, да при домике сад и пастбище маленькое для коровы.
— Ну вот, мои молитвы дошли до Господа! — высоким голосом говорила мать. — Помещение задаром да постоянный заработок — о чём нам ещё мечтать! — Она даже похорошела от своей мечты.
Беседовали так, словно уже всё получили...
— Отец, иди к помещице...
— Да уж надо собираться, пока другие не обогнали...
Собрался в путь — довольный. Маленький Андерсен проводил его за город, понимал: решается судьба семьи. Смотрел вслед отцу — Бог видит их страдания. Бог поможет... Быстро шёл отец, радостно... Мальчик был уверен — всё обернётся хорошо. Какая-то радостная тишина, предшествующая перемене жизни в лучшую сторону, осознавалась им всею силою души. Мальчик горячо молил Бога об изменении судьбы. В молитве находил он успокоение. Она собирала его силы, давала счастье приобщения ко всему сущему. Молитва никогда не вредила, позволяла ему в любой миг обратиться к Богу; на земле не было ни одного человека, к которому он мог всегда обратиться, только Бог, и мальчик привык к нему, как к живому человеку, которому можно рассказать всё на свете.
Наконец вернулся возбуждённый отец...
Помещица прислала шёлковой материи, кожу должен был купить сам башмачник.
— Траты большие, но необходимые, — констатировала мать.
— Деваться некуда, — вздохнул отец.
Заняли денег — купили кожу. Она была как живая — ласковая и нежная. Просила скорее превратить её в бальные башмачки. Мальчик гладил её, как спасение.
Бальные башмачки стали смыслом существования маленькой, уставшей от невзгод семьи.
— Цветы разведём, — радовалась мать.
— Я обязательно буду слушать кукушку.
— Будут вам и цветы и кукушка, — весело говорил отец, приноравливаясь к работе.
Только надежда делает нас счастливыми.
И пошло дело. Андерсен то и дело подходил к отцу и молча следил за его работой.
— А у Золушки такие же были?
— У Золушки были куда как хуже... — с искринками в глазах отвечал отец.
— И славно, и хорошо, — соглашалась со всем мать, — только бы работа спорилась.
Пальцы отца летали в воздухе, иголка и нитка спешили вслед за ним, иголка остро улыбалась, всё солнце горело на её маленькой головке.
А нитка, нитка, чудо что за нитка, поспешала за этим солнышком всем своим извилистым узеньким тельцем и не задыхалась в своей тяжёлой погоне. Башмак оживал медленно, Андерсену даже показалось, что он почувствовал, как первый бальный башмачок сделал вдох — такой тихий, такой тихий, что даже острая иголка его не услышала и продолжала колоть, как неживую, его материю, а она ожила, ожила, ожила! Будет, будет вам садик: с цветами, над цветами будут плясать бабочки, приглашая на вальс цветы. Ведь что за прелесть эти лепестки!
— Папа, я чувствую, как будут пахнуть цветы на нашей клумбе!
— Я тоже, — засмеялся отец.
— Я вижу в воздухе каждую бабочку. Они будут прилетать в гости к цветам и будить самых сонливых. Мы столько цветов рассадим, что к нам прилетят все бабочки!
— То-то наловишь ты их...
— Нет, я не буду их ловить, они же станут прилетать каждое утро. Если я поймаю бабочку, то от меня уйдёт сон.
— Почему?
— У бабочек разноцветные крылья, а мне снятся разноцветные сны. Если я буду ловить разноцветных бабочек, исчезнут разноцветные сны. А мне так нравится их смотреть.
— Да, сны не одна жизнь, а целые три в одной. Во сне можно увидеть и то, что было, и то, что будет. И великим себя можно увидеть, и богатым.
— В деревне такие же сны, как в городе, или совсем другие?
— В деревне сны интереснее.
— Заведу свою корову, — говорила мать, — вот уж попотчую нас всех молочком. Тёплое, белое, оно даст силу и здоровье.
— Хороню было бы попить молочка от своей коровы, — мечтательно говорил отец, — посмотреть со своего крылечка, как солнце садится. Хочется другой жизни...
— Смотрите, смотрите, — воскликнул Андерсен, — сейчас бальные башмачки нас слышат.
— Почему ты так решил? — недоумевала мать.
— Я знаю!
— А я нет...
Ночью Андерсену действительно снились бабочки. Но бабочки летали как-то грустно, и крылья у них были тёмные. Только одна бабочка со светлыми крыльями летала над цветами. Но вот они поникли головушками и сказали Андерсену:
— Просыпаться пора!
Он проснулся — за окнами шёл дождь, чужой и недобрый, точно и не было вчерашнего дня. Он стучал в окна — просился в гости. Родители ещё спали. «Что они видят во сне? — подумал мальчик, — ну что? Неужели и им снятся бабочки с чёрными крыльями?»
На самом видном месте стояли башмачки. Они попросили их погладить.
Андерсен осторожно это сделал. Вчера оба башмачка были тёплыми, а сегодня один из них веял холодом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});