История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель

Европейцев изумляли темпы военных завоеваний Османской империи. Те из них, кто посещал империю в годы правления Сулеймана, посылали домой свои весьма красочные отчеты об увиденном, которыми зачитывались их соотечественники и в которых, помимо прочего, они уделяли внимание невероятной пышности дипломатического этикета, дворцовым церемониям и архитектуре. Но его османских современников и османских авторов последующих столетий более всего изумлял вовсе не этот блеск. Во время своего вступления на престол Сулейман объявил, что отличительным признаком его правления будет беспристрастное правосудие, и вскоре он отменил некоторые из тех решений своего отца, которые, как ему казалось, противоречили этим намерениям. Одним из его первых деяний было возмещение убытков иранским купцам из Бурсы, шелк которых султан Селим конфисковал после того, как он запретил торговлю с Ираном Сафавидам. Ремесленникам и ученым, которых Селим насильно депортировал во время своих завоеваний Тебриза и Каира, было разрешено вернуться домой, а губернаторы, которые превысили свои полномочия и злоупотребили оказанным им доверием, были наказаны. Находившемуся в вынужденном изгнании в Стамбуле, халифу аль-Мутаваккилю было разрешено вернуться в Каир. Такого рода деяния и внимание, которое он позднее уделял систематизации законов империи, стали причиной того, что начиная с XVIII столетия османские авторы называли Сулеймана «кануни», то есть «законодатель». Эпитеты «великолепный» и «законодатель» показывают, насколько разным было восприятие эпохи правления Сулеймана у европейцев и у подданных Османской империи. Но они же явно напоминают о противоречивых фазах этого правления: если с момента своего вступления на престол и до приведенной в исполнение в 1536 году казни своего фаворита, великого визиря Ибрагима-паши, султан вел жизнь, подобную выставленной напоказ жизни общественной фигуры, то остальные тридцать лет своего султанства, вплоть до своей кончины в 1566 году, он жил весьма скромной жизнью и редко блистал перед своими подданными или чужеземными гостями. Вот что в 1553 году писал о нем венецианский посланник в Стамбуле:

…[он] теперь не пьет никакого вина… только чистую воду, по причине своих недугов. Он обладает славой очень праведного человека и, когда ему точно передают фактические обстоятельства дела, он Никогда не поступает несправедливо. Он в большей степени, чем любой из его предшественников, соблюдает свою веру и ее законы.

Характерный для последних лет Сулеймана аскетизм связывают с приближением 1591–1592 годов, то есть тысячелетия по исламскому летоисчислению, и с тем, что он испытывал необходимость подготовить себя к жизни в том совершенном мире, который неотвратимо приближался. Впрочем, и без приближения нового тысячелетия умы монархов того времени было чем взбудоражить, поскольку вся Европа была охвачена апокалиптическими представлениями, волновавшими всех выдумщиков и фантазеров, независимо от их общественного положения. Так, в Испании то воодушевление, которое в конце XV века вызывали крестовые походы, никоим образом не уменьшилось после того, как в 1492 году было уничтожено исламское королевство Гранада, поскольку и в Северной Африке и в Новом Свете были те, кого надо было обращать в христианство. Христофора Колумба преследовали две навязчивые идеи: освободить Иерусалим от правления мусульман и обратить весь мир в католицизм. Он считал себя мессией последних времен.

В 1530 году император Карл V из династии Габсбургов возродил идею Священной Римской империи как вселенской монархии и был коронован папой римским в Болонье: Священная Римская империя была средневековым государством, включавшим в себя Италию и значительную часть центральной Европы и, как ни странно, считалась преемницей Римской империи. Предполагалось, что она объединит под своей властью всех католических христиан. Вскоре после этого, во время состоявшейся в 1547 году тщательно продуманной церемонии, Иван IV был коронован как царь всея Руси. Столь самоуверенные претензии на равенство с королями Европы (монаршие титулы которым мог пожаловать лишь папа римский) были также и предъявлением прав на то, что сам он является наследником Византии, а значит и вселенским монархом.

Приближение нового тысячелетия предоставило исламским правителям еще больше оснований поддерживать такие представления о мироустройстве, которые бы полностью соответствовали их безграничным амбициям, что они и делали, причем весьма разнообразными способами. В Индии император из династии Великих Моголов Акбар подчеркивал светский и религиозно нейтральный характер своего многонационального государства и то, что он отдает предпочтение «здравомыслию, а не опоре на традиции». Иранский шах Исмаил из династии Сафавидов сделал из себя «борца за восстановление справедливости» и «подлинной веры» среди своих сторонников из секты кызылбашей. Его соперник, султан Сулейман, тоже считал справедливость ключевым моментом, но только с точки зрения ортодоксального суннитского ислама.

В атмосфере жестокого соперничества использование пышных титулов стало эффективным способом заявить о своих претензиях на мировое владычество. Ставшие письменными памятниками эпохи правления Сулеймана, его указы, переписка и надписи на монетах оказались вполне приемлемыми средствами достижения этой цели. После того, как в 1516–1517 годах были завоеваны Сирия и Египет, его отец Селим I стал называть себя «завоевателем мира».

Это словосочетание самым решительным образом указывало на его абсолютную монархическую власть. Сулейман навсегда увековечил эти притязания и в архивных документах, таких как датированное 1525 годом письмо польско-литовскому королю Сигизмунду I, в котором о территориальных пределах его империи сообщается в явно преувеличенной манере:

…падишах Белого [т. е. Средиземного] и Черного моря, Румелии, Анатолии, Карамана, провинций Дулкадыр, Диярбакыр, Курдистан, Азербайджан, Персия, Дамаск, Алеппо, Египет, Мекка, Медина, Иерусалим, и всех земель Аравии, Йемена, и многих земель, завоеванных сокрушительной силой моих благородных отцов и величественных дедов.

Благодаря тому, что его отец, Селим, завоевал государство мамлюков, под властью Сулеймана оказался Иерусалим, но не только он претендовал на этот город: когда в 1495 году французы вошли в Неаполь, королем Иерусалима был провозглашен Карл VIII. Король Испании Карл V тоже видел себя в этой роли (а после него и Филип II), и на Западе было множество пророчеств относительно того, что именно он захватит этот город.

С момента восхождения Сулеймана на трон на смену агрессивной политике, которую его отец Селим проводил на Востоке, пришла политика отказа от военного вмешательства в дела региона: Сулейман пытался сдерживать Иран, но не завоевывать его. Ко двору Сафавидов в Тебризе тайно были отправлены посланники, которым поручили установить, какую опасность представляет собой шах Исмаил, утверждавший, что все его мысли занимает армия суннитского государства узбеков, которое находилось восточнее Ирана и которое снова угрожало территориальной целостности государства Сафавидов. Поэтому ничто не мешало новому султану начать свою первую военную кампанию на Западе, где незаконченные дела требовали его вмешательства. Как и шах Исмаил, европейские монархи были заняты другими делами (Карл V боролся с уже начинавшейся Реформацией, а французский король Франциск I пытался сохранить за собой территории в Италии, на которые претендовал Карл) и не были готовы к тому, что после стольких лет мира Османская империя внезапно изменит свою политику. Сулейман поставил себе целью взять крупную крепость Белград, которую ни Мурад II, ни Мехмед II так и не смогли отобрать у Венгрии. Будучи слишком слабой и находясь в изоляции, Венгрия не сумела оказать должного сопротивления, и 29 августа 1521 года Белград сдался после почти двухмесячной осады. Некоторые из защитников крепости, надеявшихся в ней остаться, были принудительно высланы в Стамбул, где их поселили неподалеку от крепости Едикуле; а жителей городов и замков местности Срем, расположенной между реками Дунай и Сава, переселили в деревни, находившиеся на полуострове Гелиболу. Еще несколько венгерских крепостей сдались османам, которые теперь получили возможность двигаться в западном направлении по маршруту, пролегавшему вдоль реки Сава, и использовать водный транспорт. После неудачных осад 1440 и 1456 годов турки наконец овладели Белградом, который стал мощной передовой базой для любых вторжений вглубь Венгрии.

Теперь настала очередь Родоса, еще одной крепости, которую Мехмед 11 не сумел взять. Обосновавшиеся там рыцари-госпитальеры всегда опасались того, что однажды Селим непременно на нее нападет. Для турок нестерпимым было даже не то, что Родос давал прибежище и снабжал пиратов, нападавших на османские суда, а то, что рыцари держали в качестве рабов многих мусульман, захваченных во время корсарских рейдов на суда, перевозившие мусульман, совершавших паломничество в Мекку. Те из них, кому удалось бежать с Родоса, жаловались на то, что с ними жестоко обращались и что часто такое обращение заканчивалось смертью для тех, кто не сумел бежать и не мог внести за себя выкуп.