Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Касаясь претензий, которые оказались в постановлении, он назвал следующие: слабую и неправильную разработку вопроса о происхождении русского государства, исторических связей славянских народов, советской истории, истории народов СССР и т. д. В общем, довольно стандартный набор попреков, которые будут кочевать из одного постановления в другое. Но все это без упоминаний конкретных трудов. Поэтому Греков говорил: «Я, думаю, что мы должны сами догадаться, о каких работах тут идет речь… Мне думается, что нам не следует ждать, пока это будет более или менее конкретизировано или совершенно конкретизировано, а самим подумать над тем, что нужно сделать в соответствующем направлении»[495]. Здесь наглядно показан относительно простой, но крайне эффективный механизм идеологического контроля: сверху задается только общее, зачастую не очень четкое, направление, а поиск конкретных ошибок и провинившихся возлагался на плечи самих ученых. Практически не было случаев, чтобы схема не сработала.
Отдельно коснулись работы аспирантуры и качества диссертаций. В постановлении было сказано, что первая работает недостаточно хорошо, а качество диссертаций носит «иногда довольно примитивный характер»[496]. Греков вынуждено со всем согласился и призвал бороться с этим, повышая теоретический уровень. Более того, он потребовал бдительнее следить за кандидатами в аспиранты, тщательнее их проверять[497].
Выступавший донес до слушателей, что ЦК рекомендует провести ряд общесоюзных дискуссий по следующим вопросам: роль славян в истории, образование Русского государства, освещение сущности и смысла крестьянских движений в эпоху феодализма («Выдвигается эта тема потому, что мы не делаем никакой разницы между движениями, например, XI века и движениями XVII-го или XVIII-го веков»[498]) и, наконец, советская история.
Итак, директор задал тон собранию. Выступавшие следующими (Волгин, Панкратова, Г. Н. Войтинский) призвали со всей ответственностью отнестись к постановлениям об идеологическом фронте и проверить печатную продукцию института на теоретическое соответствие.
Секретарь партбюро Л. В. Иванов остановился на недостатках школьных учебников по новой истории, не дающих самостоятельной роли славян. Он также напомнил, что в сборнике «Средние века», посвященном памяти Петрушевского, не было указано на ошибки этого историка, а сам он назван учителем историков-марксистов[499]. В своем выступлении Иванов специально отметил и катастрофическое положение дел в изучении советского периода. Так, в «Исторических записках» за период с 1944 по 1946 гг. из 49 статей, по заверению Иванова, ни одна не была посвящена истории СССР[500].
И. И. Минц в качестве «сигналов» неверной интерпретации марксизма назвал труды Е. Б. Бекмаханова, книгу Д. С. Лихачева «Национальное самосознание Руси» (где обнаружил неверное признание того, что в древней Руси уже было национальное самосознание) и диссертацию А. И. Неусыхина «Собственность и свобода в варварских правдах (Очерки эволюции варварских обществ на территории Западной Европы V–VIII вв.)». Последняя в вопросах «марксистского обобщения… оставляет желать лучшего»[501].
Е. А. Косминский, которого обвинили в идеализации его учителя Петрушевского, заявил: «Тут ставилось в вину то, что я сказал, что он воспитал целый коллектив историков-марксистов. Это верно. Я даже мог бы прибавить больше к тому, что я там сказал. Я только указал на то, что он обращал наше внимание на социально-экономическую сторону. Я скажу больше: он обращал внимание наше на классовую структуру общества, на классовую борьбу… Не он, конечно, обучал нас марксистской методологии, но когда мы овладевали марксистской методологией, нам не пришлось значительно перестраивать тот исторический материал, которым мы овладели уже, благодаря той школе, которую под руководством Петрушевского прошли»[502]. В этой связи важно отметить, что, несмотря на уже звучащую критику, историк пытается отстоять при помощи различных риторических «маневров» свою позицию. Пройдет не так уж много времени, и это станет уже невозможным в принципе.
Совещание, созванное в Институте истории в связи с появлением постановления по идеологическому фронту, показало, с одной стороны, усиливающееся идеологическое давление, с другой — все еще сохранение возможности для историков хоть как-то отстаивать свою, пусть и подогнанную к идеологическим критериям, точку зрения. Любопытно и то, что вопрос о качестве диссертаций, поднятый в ходе обсуждения, одни историки (преимущественно старшего поколения и медиевисты) ставили в плоскость улучшения качества, а другие (молодые партактивисты и специалисты по советскому периоду) — повышения идеологической бдительности.
2. Дело КР и историческая наука
В середине апреля 1947 г. Управление пропаганды и агитации разработало «План мероприятий по пропаганде среди населения идей советского патриотизма». Основной идеей являлось противопоставление «передового» советского строя «загнивающему» Западу. Разработчики писали: «В основу работы по воспитанию советского патриотизма… должно быть положено указание т. Сталина, что даже “последний советский гражданин, свободный от цепей капитализма, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капитализма”»[503]. Главной опасностью внутри страны провозглашалось проявление низкопоклонства перед зарубежной наукой и культурой.
13 августа 1947 г. в «Правде» вышла статья первого заместителя начальника (а затем и начальника) Управления пропаганды и агитации ЦК КПСС Д. Т. Шепилова «Советский патриотизм». В ней утверждалось, что СССР уже не догоняет развитые западные страны, а «странам буржуазных демократий, по своему политическому строю отставшим от СССР на целую историческую эпоху, придется догонять первую страну подлинного народовластия»[504]. Такое заявление предполагало вывод о самодостаточности советской и русской истории и культуры, что и стало лейтмотивом кампаний.
Летом 1947 г. в связи с началом «холодной войны» советская пропаганда принялась активно «внедрять в общественное сознание образ внешнего врага в лице США, Великобритании.»[505]. Элементом этой кампании стало знаменитое дело Н. Г. Клюевой и Г. И. Роскина (КР), раскрученное с огромной силой в 1947 г. и оказавшееся во многом переломным для советской интеллектуальной жизни послевоенных лет.
Само дело окончательно оформило тренд на изоляционизм и стало символом холодной войны. Кратко его суть такова. Ученые Н. Г. Клюева и Г. И. Роскин предложили к публикации в США
