НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений - Фрэнк Герберт

— Я не могу заставить себя вспомнить, — ответила она, всхлипывая.

Келексел проглотил слюну. Он чувствовал, что его тело мысленно переносится в комнату, где находятся двое этих существ. Это было жуткое ощущение — отталкивающее и вместе с тем притягивающее. Сверхчувствительные нити проекционной паутины передавали удушливый сладкий запах, исходивший от женщины. Он вызывал тошноту.

— Я помню, Джои отправился один — маленькое белое пятно в темноте. А потом он завопил: "Джои! Берегись, сзади тебя страшный ниггер!"

— И Джои побежал! — воскликнул Грант. — Да, я помню.

— Он поскользнулся и упал в грязь.

— Он вернулся весь грязный, — сказал Грант. — Я помню. — Он усмехнулся.

— А когда па обнаружил, что Джои надул в штаны, он взял ремень для правки бритв. — Голос Клоди потеплел. — Джои был такой милый малыш…

— Да, а па был крутой парень, это точно.

— Какие забавные вещи ты иногда вспоминаешь, — заметила она.

Грант подошел к окну, отодвинул каштановую занавеску. Повернувшись, он продемонстрировал свое лицо — он был похож на Рут, только гораздо массивнее. По лбу у него тянулась горизонтальная линия — след от шляпы — под ней лицо было темным, а часть лба над ней — совершенно белой. Его глаза были спрятаны в темных провалах под выцветшими бровями. Темные узловатые вены виднелись на руках.

— Вот уж, действительно сухие места, — сказал он. — Ни одного зеленого листка не видно.

— Я не могу понять, почему он сделал это, — сказала Клоди.

Грант пожал плечами.

— Он был странный, наш Джои.

— Послушай, что ты говоришь! — Она вздрогнула. — БЫЛ странный. Как будто, его уже нет.

— Думаю, можно сказать, он уже мертв. — Грант покачал головой. — Или он умрет, или его поместят в сумасшедший дом. Это, по-моему, одно и то же.

— Я слышала, ты много болтал о том, как и что происходило, когда мы были детьми, — сказала она. — Как думаешь, было тогда в нашей жизни что-нибудь такое, почему он сейчас… смог так поступить?

— А, по-твоему, что могло повлиять?

— А то, как па с ним обходился.

Грант нашел торчащую из занавески ниточку. Он оторвал ее и обмотал вокруг пальца. Сверхчувствительная паутина передала закипающий в нем гнев. (Келексел не мог понять, зачем Рут показывает ему эту сцену. Он знал, что она испытывает боль, глядя на происходящее, но не мог объяснить, как она может обвинять его в чем-то или сердиться на него из-за этой сцены.)

— Однажды мы поехали в деревню, послушать хороших черных певцов, — неожиданно сказал Грант. — В фургоне, запряженном мулами, помнишь? Джои не хотел ехать вместе со всеми. Он был страшно зол на па за что-то. Но па сказал, что он еще слишком мал, чтобы одному оставаться дома.

— Тогда ему было уже девять лет, — со вздохом заметила она.

Грант подошел, будто ничего не слышал.

— А потом Джои отказался выйти из фургона, помнишь? Па сказал: "Выходи, парень. Разве ты не хочешь послушать этих негров?" А Джои ответил: "Я лучше останусь с мулами и фургоном".

Клоди кивнула.

Грант выдернул еще одну нитку из занавески. Еще раз взглянув в окно, он сказал:

— Я слышал не раз, как ты говорила, когда не хотела куда-нибудь ехать: "Мне лучше остаться с мулами и фургоном". Теперь уже половина графства так говорит.

— Джои был такой, — сказала она. — Всегда хотел остаться один.

Губы Гранта сложились в грубую ухмылку.

— С Джои всегда могло случиться все, что угодно.

— Ты был при том, как он уходил из дома?

— Ага. Это было сразу после того, как ты вышла замуж, точно? Па продал Джои лошадь, которая все лето возила лес, купленный у старого Бедного Джона Викса, шурина Неда Толливера.

— Ты видел драку?

— Я как раз присутствовал при этом. Джои назвал па обманщиком и вором. Па пошел за своей дубовой палкой, но Джои оказался быстрее. Ему тогда было семнадцать, и он был очень здоровый. Он так хватил па дубинкой по голове, как будто хотел убить его. Па повалился, как молодой бычок на бойне. Джои вытащил деньги, которые па получил за лошадь, у него из кармана, взбежал по лестнице в дом, собрал чемоданчик и ушел.

— Это было ужасно! — сказала она.

Грант кивнул.

— Сколько я живу, буду помнить этого парня, стоящего на крыльце, с чемоданом в руке, а другой рукой он держался за дверную ручку. Ма рыдала, стоя на коленях перед па и стирала с него кровь мокрым полотенцем. Джои заговорил таким низким, хриплым голосом, который нам никогда больше не приходилось слышать, но мы были так напуганы, что никто не обратил тогда на это внимания. Мы думали, что он убил па. "Надеюсь, я никого из вас никогда больше не увижу", — произнес Джои. И убежал.

— У него был отцовский характер, это точно, — заметила Клоди.

Рут отключила репродьюсер. Образы исчезли. Она повернулась, ее лицо было спокойным и бледным от тех перегрузок манипулятора, которые она испытывала, но слезы тонкими струйками текли по ее щекам.

— Я должна кое-что выяснить, — сказала она. — Это вы, Чемы, поступили так с моим отцом? Вы сделали его… таким?

Келексел вспомнил, как Фраффин хвастался тем, как он ПОДГОТОВИЛ убийцу… хвастался и объяснял, что у Следователя, посланного Первородными, нет шансов избежать ловушек, которые расставлены для него в этом мире. Да и какое значение могли иметь несколько второстепенных существ, подготовленных и использованных для нужд Чемов. Но ведь они не были второстепенными существами, напомнил себе Келексел. Они были первобытными Чемами.

— Сделали, я вижу, — сказала Рут. — Я так и думала. Я поняла это из твоих разговоров со мной.

"Неужели она видит меня насквозь? — спросил себя Келексел. — Как она смогла это понять? Какими необычными способностями обладают эти туземцы?"

Он попытался скрыть свое смущение, пожав плечами.

— Я надеюсь, что ты умрешь, — сказала Рут. — Я хочу, чтобы ты умер.

Несмотря на воздействие манипулятора, Рут ощущала закипающую внутри нее ярость и ненависть, пока еще отдаленную, но отчетливую, вызывающую желание вцепиться ногтями в непроницаемую кожу этого Чема.

Голос Рут был таким спокойным и розным, что Келексел почти пропустил ее слова мимо ушей, прежде чем их смысл дошел до него. Умер! Он отпрянул. Как она могла нанести ему подобное оскорбление!

— Я — Чем! — с достоинством произнес он. — Как ты осмелилась сказать мне такое!

— А ты сам не догадываешься? — спросила она.

— Я облагодетельствовал тебя, взяв к себе, — с упреком сказал он. — Это твоя благодарность?

Она оглядела свою комнату — тюрьму, перевела взгляд на его лицо — серебристо-белая кожа с металлическим оттенком, черты лица выражали презрительное неодобрение. Сидя на стуле, она была немного ниже ростом стоящего рядом Келексела, и со своего места могла видеть колышущиеся в такт дыханию черные волосы в его ноздрях.