Жизнь и смерть кораллов - Жак-Ив Кусто

На следующий день "блоха № 1" уходит под воду в прежнем районе. Управляет ею Каноэ. Лабан поддерживает с ним телефонную связь.

Всякий раз, когда в море идет испытание какого-нибудь нового аппарата, на судне воцаряется тишина, атмосфера становится напряженной. Приказы сводятся к минимуму — каждый и без того знает, что ему нужно делать, помнит свои обязанности без напоминаний и окриков. В такие минуты все силы экипажа "Калипсо"- а они значительны — направлены на успешное выполнение задачи.

Я целиком полагаюсь на обоих своих операторов — Каноэ и Лабана. Оба они уже добрых полтора десятка лет в составе экипажа "Калипсо".

Каноэ сообщает Лабану: "Все в порядке".

Когда аппарат находился уже на глубине 250 метров, спустя час после погружения, связь Лабана и Каноэ внезапно прервалась. "Сонар" вышел из строя… Возможно, случилась авария и мотор не работает. Остается лишь ждать и полагаться на хладнокровие и выдержку Каноэ. Весь экипаж "Калипсо" в нервном напряжении… Через восемь минут, показавшихся вечностью, "блоха" всплывает. У Каноэ хватает присутствия духа, чтобы выполнить последнюю операцию, предусмотренную инструкцией, он отсоединяет надувной понтон, предназначенный для удержания аппарата на плаву при сильном волнении. Несмотря на аварию, Каноэ выполнил всю программу испытания.

Как мы и предполагали, у него перестал работать мотор — сели аккумуляторы.

Мы уже привыкли к таким происшествиям при испытаниях в море. Словно некая злая сила хочет нам непременно навредить. Если не мешает ветер, течения или сильная зыбь, обязательно обнаруживается какая-нибудь механическая неполадка. Однако ведь только таким путем и можно по-настоящему проверить новый аппарат.

Мотор, вышедший из строя, снимаем, и за ночь механики успевают устранить причину аварии. Тут уж забыты распри между пловцами и техниками. Каждый работает ради успеха общего дела.

К утру обе "блохи" готовы. Лабан принимает команду "блохой № 1", а в 7.04 я забираюсь во второй аппарат. Еще раз проверяем все системы и устройства согласно инструкции, и в 7.23 я спускаюсь под воду.

Андре Лабан, давно зарекомендовавший себя превосходным оператором "ныряющего блюдца SP-350", быстро осваивается с управлением и "морской блохой".

Инженер-виолончелист

Наш друг Лабан — один из самых сложных и скрытных людей на борту "Калипсо". По образованию он инженер-химик, и казалось бы, ему незачем обрекать себя на скитания по всем морям мира.

Это редкий человек, жизнь его целиком посвящена поискам прекрасного. Он музыкант, играет на виолончели и входит в состав судового оркестра. Он художник, пишет картины под водой. Если он страстно увлечен подводными аппаратами и умеет управлять ими, то потому, что видит в них инструмент, открывающий удивительное великолепие, какого не увидишь на земле.

Однако наш друг выражает свои чувства лишь посредством музыки или живописи. Подобно многим своим сотоварищам, членам экипажа "Калипсо", Андре задумчив и молчалив. Когда с ним кто-нибудь заговаривает, он наклоняет в сторону собеседника свою бритую голову, глядит глазами, в которых словно отражается отблеск глубин, роняет в ответ несколько коротких фраз, зачастую носящих оттенок мягкой иронии.

Однажды Лабан подобрал бездомную собаку — дворнягу. Пожалуй, никакая иная собака и не могла бы у него появиться. Между ними возникла своеобразная привязанность. Преданность друг другу и одинаковые взгляды на жизнь не мешали им считать себя совершенно свободными. Едва "Калипсо" приходила в какой-нибудь порт, как собака убегала, — в ней жила неистребимая страсть к бродяжничеству. Лабан назвал пса Пашой. Этому Паше ничего не стоило сесть на грузовой теплоход, шедший из Марселя в Тунис. Лабан, почему-то полагавший себя хозяином пса, находил Пашу полгода спустя где-нибудь на набережной Нью-Йорка, и собака как ни в чем не бывало подбегала к нему, виляя хвостом.

17 декабря, в воскресенье, обе "морские блохи" снова погружаются в Ангацоберавина. Результаты удовлетворительные. На этот раз аппаратами управляют Каноэ Кьензи и мой сын Филипп.

Банка Гейзер

От Нуси-Бе "Калипсо" направляется в сторону банки Гейзер. Мы очарованы ею прежде, чем успеваем бросить якорь. Приближаясь к коралловому рифу, любуемся поверхностью воды, похожей на витраж. Сочные и глубокого цвета зеленые пятна напоминают то изумруд (где сквозь воду просвечивает песчаное дно), то густую зелень (внизу кораллы). А вокруг раскинулась чернильная синь океана.

Начинаем погружения. Банка частично выходит на поверхность. С противоположной стороны она круто спускается на глубину 20 метров, а потом отвесными складками уходит на большую глубину.

Вода легкая, удивительной прозрачности. Обилие рыб, особенно ставрид длиной свыше метра и массой, пожалуй, более 15 килограммов. Рыбы не очень-то нас боятся: несомненно, никто их еще тут не пугал.

В район банки Гейзер редко заглядывают суда, даже самые малые, вроде нашего. Это объясняется неточностью карт и опасностями плавания среди мадрепоровых массивов. Но в Красном море "Калипсо" приходилось работать и в более сложной обстановке. Выясняем, что на карте банка нанесена неверно — невязка превышает милю.

Место восхитительное, словно созданное для нас. Но поверхность рифа необитаема. Ничего съедобного. Ни клочка земли, чтобы можно было что-то выращивать. Из воды выглядывает лишь несколько твердых коралловых глыб. Тут никто не смог бы жить. Никто, кроме подводных пловцов. Даже корабли избегают здешних опасных мест. Только нам одним известно, как приветливо и ласково здесь море на глубинах, как оно богато и красочно. Когда я погружаюсь в эти неизведанные еще воды, то чувствую себя вознагражденным за все труды и верю, что наша долгая, нескончаемая экспедиция предпринята не зря. Конечно, вслед за нами придут другие исследователи. Я надеюсь, что они с уважением отнесутся к биологической целостности этого эдема. Я знаю, сколь неустойчива она.

Моторная лодка, взяв на буксир пловца, огибает банку, остальные аквалангисты спускаются по западному ее склону. Отвесная, великолепной красоты стена. Здесь бесчисленное множество мероу. Акул тоже достаточно.

Погода до сих пор стояла довольно хорошая, но вот на море появляется зыбь, небо затягивают облака.

Нам решительно не везет — не то, что на Глорьез. Туда-то мы и возвращаемся, чтобы производить подводные съемки силами операторов-аквалангистов и с использованием "морских блох". Это единственное место близ Мадагаскара, где рифы живописны и богаты жизнью и где "Калипсо" может найти защищенную якорную стоянку.