Диссертация - Марина Столбунская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так вы говорите, Марк, что вас больше всего беспокоит, является ли наследственность приговором? – Вениамин Витальевич кинул в стакан с горячим чаем два кусочка сахара и не спеша размешал, наблюдая за водоворотом, который он создал в стакане с помощью ложки.
– Да, – ответил студент. – Это один из вопросов, что меня сильно волнуют. Может, я рассуждаю как наивный и сентиментальный, но мне невероятно обидно за детей, получивших такой подарок от рождения. Неужели они обречены и ничего нельзя сделать, чтобы избежать проявления патологической наследственности или хотя бы свести к минимуму последствия воздействия данного негативного фактора? Как не дать такому ребёнку вырасти шизофреником?
– Ну, – протянул профессор, – статистика говорит, что не всё так плохо. Если только у одного родителя имеется психическое заболевание, то вероятность его передачи ребёнку составляет всего десять процентов, а если оба родителя больны, то сорок, что тоже неплохо. Но вы, Марк, должны знать, что современные психиатры склоняются к таковой рабочей модели: «уязвимость – диатез – стресс – заболевание». Из данной формулы при уже имеющейся предрасположенности мы можем исключить только стресс. Но какова практически вероятность того, что это возможно? Даже если накрыть ребёнка колпаком, это может стать для него стрессом. Главный вопрос в том, а какова устойчивость? Любой средовой фактор может оказаться триггером манифестации заболевания.
– А если, Вениамин Витальевич, исходить из того, что модальный возраст для начала болезни, например, возьмём у мужчин 18–25 лет, и такой человек безопасно проходит данный период? Может ли он избежать заболевания? Как считаете?
– Видите ли, батенька, природа шизофрении полигенно-многофакторная, со сложным взаимодействием генетических полиморфизмов и средовых условий, так что вероятность получить здорового индивидуума практически сводится к нулю. Ну представьте такую простую историю, – он устроился поудобнее на своей полке, облокотившись на подушку. – Молодой парень влюбляется в красивую и интересную ему во всех отношениях девушку. Он делает ей предложение, они заключают обещающий быть счастливым союз. У них рождается ребёнок, скажем, мальчик. Как вы сказали, модальный возраст у женщин как раз 25–30 лет. Ничего не подозревавший муж вдруг неприятно удивлён сменой настроения супруги. На неё давит бытовая суета, может, она работает и там испытывает стресс, ревнует супруга, а то и просто банальная послеродовая депрессия сказалась. Как бы там ни было, но в какой-то момент у молодой женщины проявляются признаки психического заболевания. Иногда эта перемена происходит очень резко, окружающие ничего не могут понять. В чём дело? Что случилось? И только одна какая-нибудь её близкая родственница понимающе качает головой, мол, есть от чего, её мама (бабушка, тетя, папа) страдают или страдали данным недугом. Покопавшись в генеалогическом древе, врач находит прецеденты, выходит, заболевание наследственное, но проявилось не сразу, не тогда, когда молоденький парень целовался с ней под берёзой. Жену лечат, допустим, даже до стационара и инвалидности дело дошло. А с виду нормальная семья. Что же дальше? Супруг какое-то время мужественно терпит, а после плюет на всё, ведь жизнь одна, и уходит к другой женщине, бросая семью. Больная от этого здоровее не становится, а в самом плохом случае может проявить суицидальные наклонности или даже покончить с собой. Что же ребёнок, тот мальчик, что растёт в такой, кстати сказать, ещё не совсем плохой обстановке? Мама с виду может даже казаться нормальной, здоровой, если ответственно проходит лечение и принимает все прописанные ей пожизненно препараты. Но уход папы уже будет для него триггером. А сколько таких историй можно рассказать? Если ребёнок родился в семье, где у взрослых имеются психические расстройства, а их разнообразное множество, начиная от депрессии, то ему в этой семье и жить, с ними, с больными, не всем оказывается психиатрическая помощь, не все стоят на учёте. Подумайте, Марк, как ему выйти из такой среды здоровым. Нет такой системы, чтобы отнимать у больных родителей их детей и помещать в райские кущи, если и отберут, то окажется он в детдоме, а там триггеров предостаточно. Нет, никаких шансов, – грустно резюмировал профессор.
– Психиатр утешает пациента: «Ну не скорбите вы так, депрессивная фаза обязательно сменится маниакальной», – понизив тембр голоса разрядил обстановку Антон.
– Сидоренко, ты сам больной, не можешь удержаться от несмешных шуток, – огрызнулась на него Марина. – Партия!
– У… – протянул тот. – Я тебя ещё сделаю.
– Откуда же тогда проценты? – не унимался Марк.
– Мне кажется, – закатил глаза профессор, – от пункта «уязвимость».
На пару минут он замолчал, глядя в тёмное окно, стучали колёса и шашки о доску. «Дамка, вот тебе рикошетом, лягушка, круговой удар», – ни на жизнь, а на смерть бились шашисты.
– Партия! – снова Марина.
– Вот ты зараза!
– Ну, смотрите, Марк, – продолжил Вениамин Витальевич. – Растёт мальчик в семье алкоголиков. Каков прогноз? Неоднозначный. Станет алкоголиком, или на дух не будет переносить спиртного, или пойдёт работать в наркологический диспансер, или заделается маньяком, расчленяющим алкашей.
– Фу, «обезьянья» игра! – Профессор и Марк обернулись на возмущённую, но увлечённую Марину.
– Думаю, вы правы, профессор, в данном случае зависит от уязвимости. Но ещё, мне кажется, важен уровень интеллекта. Что насчёт него?
– Возможно, но спорно, – задумчиво помотал он седеющей головой.
– Партия!!!
– Ну тебя, Марина, раз бы для приличия проиграла, – Антон отодвинул доску и подсел к столу. – Анекдот. К психиатру приходит пациент: «Доктор, мне уже три месяца снится одна и та же женщина». – «Ну и что?» – «Надоела!» – Компания засмеялась, хотя анекдот на смешной, как всегда, не тянул.
– Так, пора бы и поужинать, – констатировал профессор. – Не-не, можете не доставать свои сухари, – смеялся он, вытаскивая из сумки огромный, пахнущий запечённой курицей пакет. – Мне жена столько наложила, что вагон накормить можно. – Марк заметил, как лицо девушки покрыла тонкая вуаль недовольства и она опустила глаза.
Курицу догнали пирожки на всякий лад.
– Это она знала, что с голодными студентами поеду.
– Ну не такие уж мы и голодные, свои имеются. – Марина достала из сумки похожий мешок пирожков.
– Это нам до утра не съесть, – засмеялся профессор, лукаво на неё прищурившись.
Марк предавался чревоугодию с удовольствием, а Сидоренко подкалывал Марину, сравнивая пирожки, чьи вкуснее. Профессор посмеивался, не боясь разозлить свою любовницу, видимо, она была у него на коротком поводке.
Ночь вступала в свои права, затихали одно за другим купе, угомонились возбуждённые общением пассажиры, перестали греметь подстаканниками и разговаривать, из-за стенки послышался храп. Психиатры-путешественники вытянулись на своих полках, погасили свет, но сон не шёл. Марк лежал
