Оружие Леса - Андрей Левицкий

Пчелы летели прямо позади, облако почти накрыло нас с Лютиком. Хорошо, что тачка совсем низкая. Порожек, над которым начинался проем, находился на уровне бедер, и я что было сил толкнул краевца вперед. Он головой влетел в проем, Калуга подскочил, пропуская его, и захлопнул дверь. Через миг я очутился в центре бешено жужжащей темной тучи, пестрящей золотыми искрами. Какая-то особо оголтелая тварь могла вонзить в меня жало просто со злости или случайно наткнувшись на меня, поэтому я упал сначала на четвереньки, а потом вообще лег. И пополз обратно.

И вдруг, совершенно не в тему ко всему происходящему, снова ощутил направленный на меня взгляд. Как тогда, перед ангаром, только теперь смотрели не с крыши, а из кроны дерева-мутанта, которая торчала наружу через дырищу в задней стене. В этот раз я был с другой стороны ангара и видел ее, хотя самого наблюдателя толком разглядеть не мог, скорее угадал смутный силуэт в ветвях. Он безмолвно маячил там и глядел на меня, человек или двуногий мутант, не разберешь, хотя какой человек засядет в кроне дерева, ствол которого усеян ульями пчел-убийц?

Не до того сейчас! Я подполз к кабине, вскочил. Была опасность, что пчелы влетят внутрь, когда стану забираться туда, но рой вился над задней частью фургона, чувствуя близость добычи, а к кабине не совался. Я запрыгнул внутрь, захлопнул дверь и поехал. Свернул, объезжая озеро. Рой летел за нами, не отставал, клубящееся облако прилипло к задку фургона. Когда, оставляя за собой глубокие влажные рытвины, мы по берегу миновали уже половину озера, сзади донесся возмущенный окрик Калуги:

– Ты мне еще тут ствол попробуй достать! А ну, мутант мохнатый, попробуй только!

Убедившись, что впереди более-менее ровный участок, я оглянулся. Лютик сидел по-турецки в углу и тер башку, которой ударился, когда влетел внутрь. Калуга нависал над Выдрой, сжимая кулаки, а краевец со сбившейся набок банданой стоял у стены на коленях, сверкал глазами на болотного охотника и царапал дрожащей лапкой приклад «ТОЗа» в чехле. То ли у него от злости и негодования не получалось достать оружие, то ли просто не решался. Под глазом Выдры наливался жизненной силой огромной синячище.

– Ты меня ударил! – обвинил краевец.

– Да ты шо?! А я думал, что за комар пискнул под кулаком, а это, оказывается, был ты! Конечно, ударил! Ты малóго хотел бросить!

– Неправда!

– Правда, мохнатая твоя душонка! Ты дверь запер!

Лютик выпрямился, держась за стенку, спросил:

– Выдра, правда?

– Брехня! – огрызнулся тот. – Просто быстро все было! Этот орет, те гудят… Я потерялся, не понял, что к чему.

– Тьфу! – только и сказал Калуга, шагнул в сторону и повернулся ко мне. – Брат, ну, ты как?

– Бывало, конечно, получше, – ответил я, снова ощущая жжение в животе. Оно усилилось – то ли само по себе, то ли после всей этой беготни и напряга. – Вы закончили светскую беседу? Выдра, не вздумай вытаскивать ствол, а то организую тесное знакомство с нашими жужжащими друзьями. Лютик, все нормально? Калуга, в порядке? Хорошо, дальше едем без остановок. Я хочу добраться до Чума засветло.

Глава 11

По дороге к Чуму

Выяснилось, что Выдра умеет шоферить, и во второй половине дня за руль посадили его, чему мохнатоголовый был не очень-то рад.

Я видел, что краевец становится все большей проблемой, и вскоре ее надо будет решать. На обратной дороге уж точно. Теперь злоба его по отношению ко мне переросла в ненависть, да и к Калуге он испытывал схожие чувства. К болотному охотнику – за фингал под глазом и унижение, а ко мне – потому что меня сторонятся лесные пчелы. Это можно было объяснить так, что Лес ко мне милостив, а можно и так, что я как-то по-особому нечист и Лесу противен. Может, пчел от меня тошнит, таким я им кажусь гадким и скверным, и они брезгуют ко мне подлетать. Выдра, естественно, предпочел вторую версию, в результате чего я для него стал каким-то исчадием ада. Очень удобно, я считаю, когда свою веру можно повернуть и так, и этак, используя ее, как тебе нравится. Как Лес на душу положит, короче говоря.

По-моему, теперь выстрелить в кого-то из нас – прежде всего, конечно, в меня – или, улучив момент, ткнуть ножом, Выдре мешал только строгий наказ Птахи привести в Городище дочку Травника. Без нас краевцам выполнить задание не светило.

Лютик по-прежнему невозмутимо жевал свою жвачку, иногда сплевывал и доставал новую порцию из кисета, который носил в кармане. Калуга беззаботно болтал, а я слушал, пока не заснул в кузове, подложив под голову тряпье.

Проснулся уже к вечеру, от воплей болотного охотника. То есть он не вопил, а пел. Поставил цистерну с соляркой на середину кузова, раскрыл люк в потолке и, чуть не по пояс высунувшись наружу, ревел во всю глотку:

– Здесь все напоминает о тебе! А ты нигде! Совсем нигде! Есть только Лес, который прежде видел нас – в который раз! В который раз!

Выдра рулил, Лютик сидел в углу с «АКСУ» на коленях. Когда я еще был за рулем, он устроился на откидном сиденье под дверцей кабины, а когда я перешел в кузов – сделал то же самое. Такое впечатление, что мелкий испытывал ко мне благодарность, но по-своему, по-лютиковски. Вслух он ничего не сказал, поблагодарить не пытался, да и по равнодушной бульдожьей морде его невозможно было что-либо разобрать.

– Хватит надрываться, – проворчал я, садясь и протирая глаза. – Брателло, а ну заткнись!

Калуга втянул голову назад и спрыгнул с канистры. Прежде, чем он прикрыл люк, я разглядел, что небо над нами темно-серое, в облаках.

– Подъезжаем, – сообщил он. – Уже холм показался, скоро надо будет тормозить, если не хотим, чтобы нас увидели со стены.

– А там стена? – уточнил я.

Лютик молчал, Выдра из кабины не высовывался. Калуга присел под бортом напротив меня, полез было в нагрудный карман, но с сожалением опустил руку и пояснил:

– Привык пожрать в пути, у меня всегда запасы по карманам…

– Это я знаю, – перебил я. – Шоколад за пазухой, сухари в подкладке.

– Во-во, вроде того. Только эти, – он повел пухлым подбородком в сторону Лютика, – все забрали. Эй, малой, может, дашь чего пожевать?

– Нет жрачки, – ответил тот.

– Ну хоть этот брикетик свой… если не жалко. А то у меня аж челюсти сводит – привычка, понимашь!

Лютик помедлил, достал кисет, вытащил коричневый брусок, отломал примерно четверть и бросил Калуге. Тот поймал, осмотрел подарок, сунул в рот и принялся жевать, чавкая.

– Так что насчет Чума? – напомнил я. – Опиши обстановку в нем.

– А ты там бывал, брат?

– Не доводилось. Только слышал, что есть такой поселок и что он не совсем обычный.

– Да уж точно необычный, – согласился Калуга. – С этим Чумом было интересное дело… На том месте была когда-то пустошь. Плоская такая, серая, ну, ничего выдающегося. И до Леса не то чтобы сильно далеко, но и не совсем чтобы близко. Никогда никаких особых аномалий или ценных артов здесь не водилось. А потом посреди пустоши вдруг начал расти холм. И не холм даже, а такой нарыв. Волдырь. Конус земли, он все увеличивался, шел трещинами, из них то бил вонючий газ, то лезла какая-то жижа, а иногда вдруг валила толпа мерзких тварей, я сам не видел, но рассказывали: гадкие как не знаю кто, такие белесые, вроде крупных насекомых, с ножками.