Закон постоянного невезения [Невезуха] - Иоанна Хмелевская

Проехали Янки.

— Поедем в управление, не возражаете? Вы вроде бы не раненый, что-нибудь горячительное у нас найдётся, оговорим все остальное, а заодно составим и протокол уничтожения автомашины. Льготным порядком и без очередей.

— Идёт, — согласился Лукаш. — Я выхожу из дела, справлюсь и без этой шайки… да и ничего такого у меня на совести нет. От лишних знаний в случае чего отопрусь, имею полное право выглядеть дебилом, это я вам наперёд говорю, потому как одно дело — признания в частном порядке, а совсем другое — официальные показания. Что вы от этого выиграете — это ваше дело.

Бежан также выразил согласие на джентльменскую договорённость, и таким образом все открытия начали концентрироваться в Главном управлении.

Дело в том, что в управление приехал также сержант Забуй, который по телефону из бдительно охраняемой квартиры Михалины Колек крайне настойчиво потребовал смены. Сведения у него были, как он утверждал, эпохальные, которые нельзя сообщать по телефону, так что он обязательно должен был передать их лично. Поскольку означенную квартиру уже навестила подозрительная личность, желание его было удовлетворено.

27

А было вот что. Сержант Забуй сидел себе спокойненько и тихонечко в доме покойницы, как вдруг тишину разорвал пронзительный звонок. Звонили в дверь, причём очень назойливо.

Кто-то там за дверью вёл себя весьма шумно, шмыгал носом, кашлял, вытирал ноги и даже вроде бы с кем-то разговаривал. Во избежание лишнего шума сержант поспешно открыл дверь.

— Ну чего ты, Михася, так долго возишься, — начал с порога гость, ещё не видя человека, стоящего за дверью. — Я звоню и звоню…

Упрёки внезапно оборвались. Сержант увидел перед собой женщину, которую вполне можно было назвать великолепной блондинкой. Из того, что он слышал о Михалине Колек, он сделал вывод, что обе дамы были примерно схожего телосложения, для каждой метровый мешок картошки был бы просто мелочью. К счастью, для него самого — тоже.

Серо-голубые глаза подозрительно уставились на него.

— А вам тут чего надо?..

— Проходите, пожалуйста, — любезно и даже с поклоном пригласил сержант.

Блондинка, не проявляя робости, смело ворвалась внутрь квартиры.

—..Здесь живёт Михалина Колек, моя подруга.

Тогда чего вы тут делаете? Где Михася? Вы её родственник или как?

Внезапно она заметила мундир сержанта, и до неё дошла его профессия.

— Эй! А полиции какое дело до Михалины? Может, её обокрали, грабёж какой? И куда подевалась сама Михалина? Я вчера только приехала, ничего не знаю, что-то случилось?

Некоторое время сержант колебался, сказать ей правду или нет? Молчаливой-то она не была, это было сразу заметно, так в каком случае она больше расскажет — о живой Михалине или о мёртвой?

Недоверие из неё так и пыхало, как жар из печи, нет уж, лучше придерживаться фактов, от потрясения бабища может расслабиться, а подозрения, не дай бог, замкнут ей рот наглухо.

Он закрыл за гостьей дверь, на всякий случай — и на щеколду.

— Вы, как я слышал, подруга пани Колек?

— Ну, подруга. Лучшая. А что, нельзя? Где она, я вас спрашиваю, откуда мне знать, а может, вы какой-нибудь липовый полицейский?

— Да вот, извольте, моё удостоверение. Но и вас тоже попрошу, ваш паспорт…

Одной рукой вырывая у сержанта его служебное удостоверение, другой великолепная бабища выгребла из сумки свой паспорт. Они почти одновременно проверили персональные данные друг друга, однако сержант оказался более быстрым, привычно найдя необходимые ему сведения. При этом он, словно клещами, ухватился за уголок своего удостоверения и не выпускал его из рук, не доверяя этой гарпии.

— Анастасия Рыкса, — прочёл он. — Замужем, девичья фамилия Веньчик, проживает в Варшаве, Селецкая, три…

— Где я живу, я и сама знаю, — гневно оборвала его пани Рыкса. — А вот где Михалина, я никак не могут от вас добиться. Я уже вижу, что вы не липовый, так вы, наконец, скажете или нет?!

— Скажу, почему не сказать. В морге.

— Где?..

— В морге.

— Что вы мне тут глупые шуточки шутите!?.

— Ничего подобного, я вовсе не такой уж шутник. Пани Колек мертва, похорон ещё не было, так что, насколько я знаю, она обретается в морге.

У Анастасии Рыксы на какое-то время перехватило дыхание. Она сделала два шага и тяжело шлёпнулась на стул, который, по всей видимости, был довольно прочным, так как даже не особенно застонал под её тяжестью. Одной рукой, опираясь локтем о стол, она поддерживала голову, вторую прижала к груди.

— Вы… вы мне голову не морочите?..

— Честное слово, нет.

— Поклянитесь!

Сержант быстро прикинул, чем бы он мог поклясться, чтобы она ему поверила. Чем-то по-человечески понятным… а!

— Да чтоб мне до пенсии не дожить, вот те крест!

— О Господи Иисусе Христе и все святые…

— Да вы сама подумайте, что бы я тут иначе делал?

Анастасия Рыкса некоторое время молча посопела, после чего рукой от груди указала на напольные часы, стоящие в углу комнаты.

— Там, — выговорила она слегка сдавленным голосом, — там, внизу, Михалина коньяк держит… держала то есть. Достаньте. Он настоящий. Я так без ничего не могу…

Сержант послушно залез в часы, нашёл напиток и рюмки, что полностью подтверждало наличие тесной дружбы между Анастасией и Михалиной, так как ей были известны даже тайники хозяйки. Он налил коньяк, не обойдя и самого себя, и при этом украдкой включил небольшой магнитофон у себя в кармане.

— Вы говорите, что только вчера вернулись, — с сочувствием напомнил он. — А откуда? Где вы были?

— В Дрездене, у дочки, — автоматически ответила Анастасия. — За немца вышла. А тут такое несчастье! Что с ней случилось, Святая Дева Мария, она же всегда такая здоровая была! Несчастный случай какой, а?

— Можно и так назвать. Её убили.

У Анастасии чуть рюмка из рук не выпала.

— А я говорила! — выкрикнула она ужасным шёпотом. — Я же ей говорила, чего она за этих сволочей держится. И ведь вроде каждый у неё в руках был, а тут на тебе! Я говорила: сиди тихо, а этот её, он-то что? Тоже мне опекун, прости господи, он лишь о себе заботился, а не о ней! У той-то хватило ума его бросить, а Михалина все чего-то от него ждала!

И где он теперь, где он был, когда её убивали, я вас спрашиваю, где?

— Кто? — поспешно заинтересовался сержант.

— Как это кто, этот её Доминик! Я говорила — высоки пороги на её ноги, сволочи все в рост идут, одна мафия. Они её боялись, а уж Доминик у них вообще сидит, как заноза в заднице! Его ещё больше боятся. Я говорила: куда ей до этих миллионов, шиншилл и бриллиантов, а она знай своё, всю дорогу, как что, так только они! А Доминик над ними словно Господь Бог! Налейте мне ещё!

Сержант выполнил поручение с такой поспешностью, что чуть было не выронил бутылку. Себя он на сей раз обошёл. Пока ещё он даже не пытался анализировать этот бессвязный поток информации.

— И что на это Доминик? — спросила Анастасия одновременно страстно и сурово.

— Ничего.

— Как это ничего?

— Ну так. Он, в общем-то, и не мог отреагировать.

— А это ещё почему?

— Потому что уже был мёртвым.

— Чтооо?

— Мёртвый был. Его ещё раньше убили.

— Налейте мне, — слабым голосом сказала Анастасия после по меньшей мере трехсекундного молчания.

Не будучи уверен, что ему делать — включиться в этой взрыв эмоций или сидеть тихо, сержант выждал целых пять секунд. Анастасия под влиянием потрясения и коньяка явно наливалась чем-то твёрдым, словно её заполнял не воздух, а жидкий бетон.

— Когда это случилось? — деловито поинтересовалась она. — Их что — вместе замочили?

— Нет. По отдельности.

— Скажите мне наконец все как надо, а то ведь я могу и рассердиться. Кого, когда и где. И налейте мне. Себе — тоже.

Сержант решил рискнуть, в полной мере отдавая себе отчёт в том, что, будучи официальным лицом при исполнении служебных обязанностей, он совершает все возможные в данной ситуации нарушения.

Если бы он пошёл ещё дальше, то оказался бы чуть ли не на грани преступления. Он также исполнил пожелание кариатиды, вкратце изложив обстоятельства смерти романтической пары.

Анастасия, слушая, уронила слезу. Всего одну.

Больше она не успела, так как сержант изо всех сил укорачивал своё сообщение.

— Она его любила, — глухо сказала она. — А он её нет. Если он кого и любил, так это свою прежнюю сучку, а, может, и её тоже не любил. А ведь я говорила! Выходит, она, значит, первая его нашла и сообщила… ну, не через кого попало, а через одного из тех прежних, которые все могли… Закона для них не существовало, да и для этих нынешних тоже нету.

Доминика не стало, осталась у них одна Михалина, а ведь человеку память из головы не выбьешь… Так что эту голову нужно было… Налейте мне.

— Вы её знакомых знали?.. — осторожно начал сержант.