КлаТбище домашних жЫвотных - Стивен Кинг

Он начал подниматься, и Луис двинулся следом.

Каменные ступени оказались довольно широкими, но ощущение подъема, когда земля круто уходит вниз и отдаляется с каждым шагом, было не самым приятным. Временами ноги проскальзывали на россыпи мелких камешков.

двенадцать… тринадцать… четырнадцать…

Ветер стал резче и холоднее. Лицо вмиг онемело. Мы что, поднялись подуровнем деревьев? — подумал Луис. Он поднял голову и увидел миллиард звезд, холодных огоньков в темноте. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким крошечным и ничтожным под звездным небом. В который раз Луис задался вопросом, есть ли разумная жизнь на других планетах, но теперь вместо обычного трепетного изумления эта мысль вызвала холодок ужаса, словно он спрашивал себя, каково будет съесть горсть живых, копошащихся насекомых.

двадцать шесть… двадцать семь… двадцать восемь…

Интересно, кто вырубил эти ступени? Индейцы? Микмаки? Уних же имелись орудия труда? Надо будет спросить у Джада. Фраза «у индейцев имелись орудия труда» показалась ему забавной, почти как «у пушных зверей имеется ценный мех». Мысль о зверях напомнила о том загадочном существе, что прошло мимо них на болоте. Нога соскользнула, и Луис ухватился за скалу, чтобы удержать равновесие. Даже сквозь ткань перчатки он почувствовал, каким шероховатым и старым был камень. Словно сухая, потрескавшаяся кожа, подумал он.

— Ты в порядке, Луис? — пробормотал Джад.

— Я в порядке, — ответил он, хотя почти задыхался и мышцы болели от тяжести пакета с Черчем.

сорок два… сорок три… сорок четыре…

— Сорок пять, — сказал Джад. — Я и забыл. Не был здесь лет двенадцать, наверное. Даже не думал, что придется подняться сюда еще раз. Ну-ка… лезем, лезем и долезем.

Он схватил Луиса за руку и помог преодолеть последнюю ступеньку.

— Мы пришли, — сказал Джад.

Луис огляделся по сторонам. Бледное мерцание звезд давало достаточно света. Они с Джадом стояли на каменистой площадке, выдвигавшейся из земли наподобие черного языка. С другой стороны виднелись верхушки хвойных деревьев, через которые они прошли на пути к ступеням. Очевидно, они поднялись на вершину какого-то странного плато — геологической аномалии, уместной скорее где-нибудь в Аризоне или Нью-Мексико. Деревья здесь не росли — на этом плоском холме, или столовой горе, или как оно правильно называется, — поэтому солнце растопило снег. Повернувшись к Джаду, Луис увидел сухую траву, сгибавшуюся под холодным ветром, который теперь дул прямо в лицо. Увидел, что все-таки это был холм, а не отдельно стоящая гора. Впереди рельеф вновь поднимался лесистым склоном. Однако эта площадка была какой-то уж слишком ровной и необычной для Новой Англии с ее низкими, покатыми холмами…

У индейцев имелись орудия труда, подсказал внутренний голос.

— Пойдем, — сказал Джад и повел его к лесистому склону. Ветер как будто усилился, но давал ощущение свежести и чистоты. Луис разглядел какие-то непонятные силуэты под сенью деревьев, да и сами деревья поражали воображение — он в жизни не видел таких старых, высоченных елей. В целом это странное, одинокое место производило впечатление пустоты — но пустоты, заключавшей в себе трепет жизни.

Темные силуэты оказались пирамидами из камней.

— Микмаки стесали вершину холма, — сказал Джад. — Никто не знает, каким образом. Как никто не знает, каким образом майя строили пирамиды. Даже сами микмаки и майя забыли.

— Зачем? Для чего?

— Это был их могильник, место для погребения мертвых, — ответил Джад. — Я привел тебя сюда, чтобы ты похоронил кота Элли. Микмаки не делали различий. Они хоронили домашних животных прямо рядом с хозяевами.

Луис подумал о древних египтянах, которые поступали еще круче: убивали принадлежавших царям животных,

чтобы их души сопровождали души хозяев в загробном царстве. Он где-то читал, что вместе с дочерью какого-то там фараона похоронили больше десяти тысяч домашних животных, включая шестьсот свиней и две тысячи павлинов. Свиней умастили розовым маслом — любимым ароматом усопшей, — прежде чем перерезать им глотки.

И они тоже строили пирамиды. Никто не знает, зачем их строили майя — кто-то считает, что для наблюдений за звездами и счета времени, как Стоунхендж, — но назначение древнеегипетских пирамид известно всем… это памятники умершим, самые большие в мире надгробия. «Здесь покоится Рамзее Второй. Он был послушным», подумал Луис и пронзительно, беспомощно хихикнул.

Джад посмотрел на него без всякого удивления.

— Давай хорони свое животное, — сказал он. — Я пока покурю. Я бы помог, но ты должен все сделать сам. Каждый сам хоронит своих мертвецов. Как в прежние времена.

— Джад, что все это значит? Почему вы привели меня сюда?

— Потому что ты спас Норме жизнь, — сказал Джад, и хотя слова прозвучали искренне — во всяком случае, Луис не сомневался, что старик сам в это верит, — у него вдруг появилось стойкое подозрение, что Джад лжет… или что его самого обманули, и теперь он, сам того не желая, обманывает Луиса. Ему вспомнился странный взгляд старика по дороге сюда.

Но здесь, наверху, это уже не имело значения. Здесь большее значение имел ветер, плотный студеный поток, обтекавший его со всех сторон и развевавший волосы.

Джад уселся на землю, привалившись спиной к одному из древесных стволов, зажег спичку, пряча ее в ладонях, и закурил.

— Не хочешь немного передохнуть?

— Да нет, я в порядке, — сказал Луис. Он мог бы задать Джаду кучу вопросов, однако вдруг понял, что ему не хочется ни о чем спрашивать. Все казалось странным и ненормальным, но вместе с тем — очень правильным, и Луис решил, что на этом пока можно и успокоиться. Он хотел знать лишь одно.

— А я смогу выкопать здесь могилу? Почва вроде бы неглубокая.

Луис указал взглядом на камни, торчавшие из земли на краю площадки у самых ступеней.

Джад медленно кивнул.

— Да, неглубокая. Но трава тут растет, а значит, ее глубины хватит и на могилу, Луис. Здесь издревле хоронили людей. Хотя копать будет непросто. Сейчас поймешь.

И Луис понял. Земля была твердой и каменистой, и очень скоро стало ясно, что одной лопатой тут не управишься — нужна кирка. Сначала долбишь землю киркой, а потом убираешь лопатой все, что надолбил. У него разболелись руки. Но зато он опять разогрелся. Ему почему-то хотелось выполнить эту работу на совесть. Он принялся напевать себе под нос, как иногда делал, зашивая раны. Время от времени кирка натыкалась на слишком твердый камень, высекая искру, и деревянная рукоятка дрожала в его руках. Луис чувствовал, как на ладонях вызревают волдыри, но его это совсем не тревожило, хотя обычно, как все врачи, он следил за руками и старался их беречь. Ветер вокруг выпевал свою заунывную песню.