Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем - Лиза Таддео
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На вечеринке в Саутгемптоне Мэриен стояла в кругу подруг, женщин, которые катались на лыжах в Шамони и играли в гольф в Эвиане. Обсуждая одну знакомую, Мэриен выдала: «У нее кожа, как у февральской тыквы».
Нони стояла рядом на идеальном газоне. Желудок у нее взбунтовался от зеленого вина, выпитого без закуски. Она содрогнулась, представив, что эти женщины могут сказать о ней.
Со временем союз Мэриен и Гарри утратил блеск. Такое происходит со всеми. Прошло целых пять лет, и он снова начал трахаться на стороне. Но на этот раз он хранил преданность своей женщине. Приличия. Теперь он трахал только одиночек и иностранок. Иногда моделей с подиумов. Но всегда возвращался домой к Мэриен. Он подмигивал Нони: «Я всегда возвращаюсь к черному ходу».
Он продолжал держать яичники Нони мертвой хваткой. Постепенно его взгляды возвращались к ней – он ждал, что ей понравятся его новые работы. И она снова почувствовала себя нормально, снова смогла дышать. Но каждую минуту жизни она думала о Мэриен, о ее длинных пальцах. О ее стройной, высокой фигуре и хорошем происхождении.
Но сейчас, сейчас у Нони был листок бумаги.
Письмо она читала на кухне за завтраком. Она поджарила себе голубое фермерское яйцо и стала макать ломтик цельнозернового хлеба в теплый желток. Кухня у нее была маленькой, с белыми шкафчиками с сосновой отделкой. Пол застлан линолеумом. Печальная, неудобная кухня, где неизбежно происходят катастрофы.
Она приняла душ, сбрила волоски. Подстригла седеющие волосы на лобке. Гарри любил эти волосы, хотя почти все остальные мужчины, с которыми была Нони, предпочитали обратное. Крохотное и полностью отсутствующее. Интересно, как там все у Мэриен. Дико или скромно? Может быть, Флер-де-Лис (персонаж романа Виктора Гюго «Собор Парижской богоматери»), увитая веточками тимьяна?
Выходя к своей машине, Нони увидела грузовик. Работники раскладывали сено вдоль подъездной дорожки, где дожди примяли траву. В этом сложности аренды домов у собственников. Ремонтники приходят в любое время, не удосуживаясь сообщить об этом. Они вас не уважают – ведь не вы платите им деньги. И все же они видят в вас некое продолжение своих работодателей, полного придурка, почему-то владеющего более приличной машиной, чем они сами. Вы превращаетесь в притворщика на троне.
– Доброе утро, – поздоровалась Нони с мужчиной, показавшимся ей начальником.
Крепкий мужик чем-то напомнил ей Гарри, только не в такой дорогой одежде и не с такими изысканными манерами.
– Я сейчас передвину свой грузовик, – кивнул он.
«Это не твой грузовик». Его присутствие раздражало. Ему не хотелось освобождать дорогу, чтобы она отправилась преподавать или заниматься каким-нибудь другим бессмысленным делом. Ведь это означало, что он – мусор. Теперь Нони опоздает на встречу. Словно это была ее вина. И в то же время она думала: «Почему ты просто не можешь передвинуть свой грузовик быстрее? Или поставить его в другом месте на случай, если жильцу придется выезжать?»
Выехав, она улыбнулась и помахала, но рабочий не помахал ей в ответ.
День выдался яркий, светлый. Гарри умер месяц назад, утром, и утро это предвещало еще целую череду замечательных дней. Тот день начался для Нони как обычно. Она выехала из дома в колледж и проехала мимо работников, подстригавших живые изгороди. С их темных губ свисали изжеванные сигареты. Она почти сразу поняла, что все кончено. Он болел уже полгода – печень, конечно же. Состояние его с каждым днем ухудшалось. Но о его смерти она не узнала до самого вечера. Не из социальных сетей, не от друзей Мэриен, а на следующее утро из некролога в Times и Post. Об этом написали на сайтах документалистов. И нигде, нигде не упоминали Нони.
Она ехала по проселочным дорогам, которые вели ее в Мерритт, а затем в город. Прекрасная поездка в любое время года, но особенно осенью, когда желтеют листья. Она проехала Вифлеемскую ярмарку и с мучительной четкостью вспомнила день, когда Гарри взял ее на большую ярмарку. Жареные орехи. Овечки. Господи, как же было здорово! Они приехали довольно рано и пробыли там до вечера. Вечером стало прохладно, и он купил ей накидку у мексиканки с накрашенными бровями. Они смотрели реконструкцию сражения гражданской войны. Четверо мужчин собрались вокруг огня. Они грели руки и пытались что-то изображать. «Надежда ярмарки, – хмыкнул Гарри. – Чертова американская мечта!» Вокруг них толпились девушки в майках и черных кроссовках, ревели трактора, пони таскали повозки с детьми, парни в комбинезонах тащили быков. Нони гадала, что печальнее – парни или коровы. Повсюду она видела великолепные помидоры, невероятно огромные початки кукурузы. Здесь можно было покататься на слонах или верблюдах. Мужчины, рожденные, чтобы умереть, вели на поводу пони. Гарри и Нони смотрели на все это с отстраненностью интеллектуалов, принадлежащей им по праву рождения. Где в тот день была Мэриен? В Сан-Франциско. Точнее, в Кентфилде. Такие женщины всегда в таких местах, о каких вы и не слышали. Если думаешь, что Париж весной – идеальное место, всегда находится более подходящее место, куда следует ехать в марте.
Они ели немецкие колбаски и горячую кукурузу, и яблочные оладьи. Подбородок Нони блестел от четырех разных видов масла. По бороде Гарри можно было точно представить весь его вечер. Они не поехали к нему трахаться. Нони было так хорошо, что она смогла притвориться скромницей. Ей казалось, что в тот вечер он любил ее, что маятник, наконец-то, начал раскачиваться. На последней электричке она вернулась домой, в город, сказав, что ей нужно работать. Но именно в тот день она решила поселиться за городом. Всегда бывают дни, когда влюбляешься в какое-то место и думаешь, что именно этого тебе недоставало. Ты принадлежишь этому месту. Солнце здесь всегда будет светить именно так. Люди всегда будут улыбаться, они будут американскими индейцами и обычными американцами, а ты не будешь думать, кто они в своих тяжелых ботинках и за своими широкими улыбками.
Сейчас же, проезжая мимо ярмарки, она впервые за два года почувствовала себя сильной, уверенной и самореализовавшейся, как в тот день. Хозяйкой собственной жизни. Конечно, это была ложь. Власть все еще принадлежала чему-то со стороны. Тому листку бумаги, той встрече, на которую она ехала.
Нони вошла в кабинет адвоката спокойно и уверенно. От нее ничем не пахло. Мэриен вошла следом, как всегда. На ней был кремовый шерстяной костюм и сапоги для верховой езды. Две женщины, которые никогда