История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Наконец, мнение Келера, что крестоносцы вынуждены были сформировать пехоту, чтобы создать для своей конницы прикрытие от турецких лучников, полностью игнорирует природу средневековых родов войск. Единственно возможная для рыцаря с холодным оружием защита от лучника - как пешего, так и конного - заключалась (помимо его снаряжения) в том, чтобы возможно быстрее самому напасть на него, не дать ему сделать больше одного выстрела - и то уже неуверенного вследствие надвигающейся угрозы. Многократно засвидетельствовано, что рыцари могли быть с успехом подкреплены путем придачи им стрелков или копейщиков не только во время крестовых походов; но этого нельзя изображать так, что эти пехотинцы создавали для них прикрытие.

 В действительности большее, чем на Западе, значение пехоты в сражениях в Сирии, несомненно, объясняется не чем иным, как недостатком в лошадях.

СРАЖЕНИЕ ПРИ МЮРЕ (Muret) 12 сентября 1213 г.

 Король Петр Арагонский пришел на помощь графу Тулузскому, который как альбигоец находился в большой опасности, теснимый крестоносцами во главе с Симоном де Монфором. Петр штурмовал укрепленный город Мюре на берегу Гаронны, выше Тулузы. Симон бросился в осажденный город, сделал из него вылазку и, застигнув осаждавших врасплох, обратил их в бегство.

 Так как об этом событии случайно дошло много рассказов, то оно и стало предметом многих исследований. Особого же интереса в военно-историческом отношении оно не представляет, - разве только из-за многочисленных теорий о средневековой тактике, которые основываются именно на этом сражении.

 Источники повествуют, что Симон образовал из своих рыцарей 3 ordines, или acies, или battailles во имя святой троицы. То же сообщает другой источник о короле Филиппе Августе в сражении при Бувине. Отсюда Келер (т. I. стр. 144; ср. стр. 105) делает заключение: "то, что под ordines подразумеваются боевые линии, вытекает из прибавления - во имя святой троицы". Убедительность этого вывода должна оставаться под сомнением до тех пор, пока не будет ближайшим образом выяснена аналогия между порядком построения боевых линии (т.е. одна за другой) и святой троицей.

 Тот же автор исчисляет войско Монфора не больше чем в 800 всадников, в меньшей части - рыцарей, армию же Петра - приблизительно в 40 000, из которых - 30 000 пехоты. "Следует все же, - прибавляет он на стр. 101, - тщательно избегать говорить, что он (Монфор) устоял с 800 всадниками против 40 000, так как пехота в сражении почти не идет в счет. По Вильгельму Бретонскому силы вождя еретиков составляли даже 200 000 человек".

 Потери крестоносцев, по Келеру (стр. 116) сводились к одному рыцарю и 7 сержантам, а потери противника - к 20 000 человек. Только для того, кто обладает доверчивой душой, не составляет разницы, провел ли он жизнь за письменным столом или был практиком военного дела.

 Сражение это в последний раз разобрано Дьелафуа - Dieulafoy, La battaile de Muret, Париж, 1899 г., 44 стр. ("Memoires de l'Acad. des inscriptions", T. XXXVI). Рецензия об этой работе Kiener (Кинера) В "D. Lit.-Z." за 1900 г., No 26 от 23 июня.

БОЙ ПРИ СТЕППЕ 13 октября 1213 г.

между герцогом Брабантским и епископом Льежским подробно разобран Келером (III, 3, 283) и Оманом (стр. 444). С той и с другой стороны в центре копейщики, стоявшие на стороне льежцев, из горожан. Они все же вводятся в дело только после того, как решен рыцарский бой. До тех пор они должны служить рыцарям прикрытием при отступлении.

 Келер и Оман расходятся в том, что по Келеру побеждают оба крыла рыцарей, по Оману же - только левое.

СРАЖЕНИЕ ПРИ БУВИНЕ (Bouvines) 27 июля 1214 г.

 Точнее, чем в предыдущих исследованиях, сражение это рассмотрено в диссертации С. Ballhausen (Jena 1907, I, W. Schmidt). Поэтому я сокращаю сказанное мною в первом издании, но не могу также разделить взгляда Бальгаузена по некоторым существенным пунктам. Что касается пространных рассуждений Дельпеша (Delpech, La tactique au XIII-me siиcle, т. I), то при всей кажущейся их учености можно только согласиться с Молинье (Molinier, "Rev. hist", т. XXXVI, стр. 185), в целом отвергающем их.

 Император Оттон IV соединился со своими союзниками при Нивелле к югу от Брюсселя, Филипп-Август - при Перонне. Двигаясь друг другу навстречу, войска сначала прошли одно мимо другого, и получилось так, что, в конце концов, они обошли друг друга, - Филипп находился на севере близ Турнэ, а Оттон - на юге у Валансьена. Эти переходы объясняются, пожалуй, не чем иным, как тем, что ни один из них не знал о передвижениях другого (я не могу разделить особого взгляда Бальгаузена по этому поводу: приведенные им мотивы движения Филиппа на Турнэ недостаточны). Получив сведения друг о друге, оба повернули обратно. Филипп решил отойти к Лиллю тем же путем, по которому он пришел, т.е. удаляясь от неприятеля; наоборот, Оттон взял направление на противника.

 В то время как Филипп при своем марше с востока на запад переходил мост через р. Марку, у Бунина, пришло известие, что немцы подступают и начали перестрелку с отрядом, высланным им навстречу. Филипп приказал частям, успевшим уже перейти мост, повернуть назад, так как он решил принять сражение.

 Вряд ли можно предполагать, чтобы он не мог переправить войско через реку без крупного сражения, так как, хотя значительная часть его находилась еще по сю сторону, но императорскому войску требовалось все же довольно много времени, чтобы перестроиться. Мнение Бальгаузена, что Оттон собирался отрезать арьергард Филиппа, - не обосновано. Со страгегической точки зрения решение Филиппа было весьма рискованным, так как он имел почти перевернутый фронт и, как единственный путь отступления, - мост у Бувина, ибо, как дословно указывает источник, переправиться через р. Марку иначе невозможно. То, что Филипп при такой позиции все же решил принять сражение, объясняется разве только его полной уверенностью в победе и тем, что он, таким образом, имел еще достаточно времени, чтобы развернуться, причем обладал, - на это прямо указывают документы, - по крайней мере в отношении главного рода оружия, рыцарей, значительным перевесом.

 Правда, утром король, - вместо того чтобы двинуться навстречу императору, - начал отступление; такая перемена его решений обращает на себя внимание, но абсолютного противоречия в его действиях нет: Филипп утром принял решение не оставаться под Турнэ и не выступать навстречу императору для сражения; дело изменилось в том смысле, что теперь император двинулся ему навстречу, чего король утром еще не предполагал.

 С другой стороны, решение Оттона атаковать короля, невзирая на свою незначительную силу, находит свое объяснение в том, что он рассчитывал напасть на французов на марше, когда их разделяла река. Дословно отмечается, что он выразил удивление, увидев перед собой французов в полном боевом порядке.

 Что император, со своей стороны, не отказался от сражения, не представляется совершенно неестественным, ибо следовало ожидать, что, как только немцы обратят тыл, французы сейчас же перейдут в наступление, а это означало бы неминуемый разгром. Следовательно, лучше было удержать за собой хотя бы моральное преимущество наступления и попробовать, нельзя ли повернуть счастье сражения в свою сторону.

 Если таков, стратегический генезис сражения, то здесь дано и объяснение исхода его: император был разбит, так как его расчет атаковать французов во время их перехода через реку не оправдался; король победил благодаря значительному превосходству своих сил и благодаря тому, что встретил противника в полном боевом порядке, - в лучшем даже, чем был сам наступавший император, о котором прямо сообщается, что его войска подошли к противнику в беспорядке.

 Достоверных цифровых данных о силах того и другого войска мы не имеем. Прежде принимали (например Schirrmacher) данные Ричарда фон Сенса, исчислявшего армию Оттона в 25 000 рыцарей и 80 000 других воинов. Горцшанский (Horzschansky) исчисляет силы Филиппа в 59 000 человек (2 000 рыцарей, 7 000 оруженосцев, 50 000 пехоты) и Оттона - в 105 000 человек (5 500 рыцарей, 19 500 конных оруженосцев, 80 000 пехоты). Для него самого представляется загадочным (стр. 41), каким образом император при таком соотношении сил мог быть разбит.

 Келер оценивает войско французов в 2 500 рыцарей, 4 000 легкой конницы и 50 000 пехоты; немцев - только в 1 300-1 500 рыцарей, но считает их очень многочисленными в отношении других родов войск. Оценка Омана более умеренна, тем не менее и он полагает, что у Филиппа было, может быть, 25 000-30 000, а у Оттона - 40 000 пехоты.

 Во всех этих исследованиях, включая и Омана, численность пехоты вне всякого сомнения преувеличена. Общие указания хроник на "бесчисленные множества", как доказывают многочисленные примеры, - не дают ничего. Оттон должен был пройти добрых 3 мили до поля сражения из Мортани на Шельде, откуда он выступил утром 26-го, так как ему нужно было идти в обход леса, лежащего на прямой линии через Вильмо-Фруадмон. В таких условиях даже для войска с отличной походной дисциплиной было бы трудно после такого перехода развернуть армию в 50 000 или хотя бы только 40 000 человек и в тот же день дать сражение. Для войска же из недисциплинированных наемников, горожан и рыцарей это представляется едва выполнимым, что в упомянутой мною статье отметил уже Молинье.