Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России) - Александр Солженицын

М. Алданов считает, что рассматривать участие евреев в русской культурной и политической жизни надо начиная с конца 70-х годов169. (В революционном движении - на десятилетие раньше.)

В 70-х годах началось сотрудничество новых еврейских публицистов - того же Л. Леванды, критика С. Венгерова, поэта Н. Минского - в общей русской печати (Минский, как сообщает Г. Аронсон, в русско-турецкую войну собирался ехать воевать за братьев-славян). Министр просвещения граф Игнатьев выразил тогда веру в привязанность российских евреев к России. После русско-турецкой войны 1877-78 среди евреев возникли слухи о предстоящих крупных благоприятных реформах. Тем временем центр еврейской интеллигенции переместился из Одессы в Петербург, там выдвигались новые литераторы, адвокаты - как руководители общественного мнения. В атмосфере этих новых надежд в 1879 в Петербурге возобновился "Рассвет". В программной статье М. И. Кулишер писал: "Быть органом нужд и потребностей русских евреев... для пробуждения громадной массы русских евреев от умственной спячки... этого требует и благо России... Интеллигентная часть русских евреев этим не выделяет себя из среды русских граждан"170.

А рядом с развитием еврейской печати не могла не начать развиваться и еврейская литература - сперва на иврите, потом на идише, потом и на русском, стимулируясь образцами русской литературы171. При Александре II "немало было еврейских писателей, которые убеждали своих единоверцев учиться русскому языку и смотреть на Россию, как на свою родину"172.

В условиях 60-70-х годов еврейские просветители, ещё столь немногочисленные и окружённые русской культурой, и не могли двинуться иначе, как - к ассимиляции, "по тому направлению, которое при аналогичных условиях привело интеллигентных евреев Западной Европы к односторонней ассимиляции с господствующим народом"173, - с той, однако, разницей, что в странах Европы общекультурный уровень коренного народа всегда бывал уже более высок, а в условиях России ассимилироваться предстояло не с русским народом, которого ещё слабо коснулась культура, и не с российским же правящим классом (по оппозиции, по неприятию) - а только с малочисленной же русской интеллигенцией, зато вполне уже и секулярной, отринувшей и своего Бога. Так же рвали теперь с еврейской религиозностью и еврейские просветители, "не находя другой связи со своим народом, совершенно уходили от него, духовно считая себя единственно русскими гражданами"174.

Устанавливалось и "житейское сближение между интеллигентными группами русского и еврейского общества"175. К тому вело и общее оживление, движение, жизнь вне черты оседлости некоторой категории евреев, к тому и развитие железнодорожного сообщения (и поездки за границу), - "всё это способствовало более тесному общению еврейского гетто с окружающим миром"176. - А в Одессе к 60-м годам и "до одной трети... евреев говорили по-русски"177. Население тут быстро росло "благодаря массовому переселению в Одессу как русских евреев, так и иностранных, преимущественно из Германии и Галиции"178. Расцвет Одессы к середине века был предвещением расцвета всего российского еврейства к рубежу XIX-XX вв. Вольная Одесса ещё от начала XIX в. развивалась по своим особым законам, отдельным от общероссийских, - то порто-франко, то открыта турецким судам, когда с Турцией война. "Основным занятием [одесских] евреев в этот период была торговля зерном. Многие евреи были мелкими торговцами, посредниками (главным образом между помещиками и экспортёрами), агентами крупных иностранных и местных, в основном - греческих, хлеботорговых компаний, маклерами... на зерновой бирже оценщиками, кассирами, весовщиками, грузчиками"; "евреи занимали доминирующее положение в торговле зерном: к 1870 в их руках находилась большая часть экспорта зерна. В 1910... 89,2% экспорта"179. - "По сравнению с другими городами черты оседлости в Одессе проживало больше евреев - лиц свободных профессий... у которых сложились хорошие отношения с представителями русского образованного общества и которым покровительствовала высшая администрация города... Особенно покровительствовал евреям... попечитель Одесского учебного округа в 1856-58 Н. Пирогов"180. Современник ярко описал это одесское смешение, где в напряжённой конкуренции сильно сталкивались коммерсанты еврейские и греческие, где "в урожайные годы половина города живёт от продажи зерновых продуктов, начиная с крупного хлебного воротилы и кончая последним старьевщиком", - там, в этом смешении-кружении со связующим русским языком "невозможно было провести черту, где в Одессе кончается "пшеничный" коммерсант или банкир и где начинается человек интеллектуальных профессий"181.

Итак, вообще "среди просвещённого еврейства стал усиливаться... процесс уподобления всему русскому"182. "Европейское образование, знание русского языка стали необходимыми жизненными потребностями", "все бросились на изучение русского языка и русской литературы; каждый думал только о том, чтобы скорее породниться и совершенно слиться с окружающей средою", не только усвоить русский язык, но ратовали "за полное обрусение и проникновение "русским духом", чтобы "еврей ничем, кроме религии, не отличался от прочих граждан"". Современник эпохи М. Г. Моргулис передавал это так: "Все стали сознавать себя гражданами своей родины, все получили новое отечество"183. - "Представители еврейской интеллигенции считали, что они "обязаны во имя государственных целей отказаться от своих национальных особенностей и... слиться с той нацией, которая доминирует в данном государстве". Один из еврейских прогрессистов тех лет писал, что "евреев, как нации, не существует", что они "считают себя русскими Моисеева вероисповедания"... "Евреи сознают, что их спасение состоит в слиянии с русским народом""184.

Тут, может быть, следует назвать врача и публициста Вениамина Португалова. В молодости он пережил революционные увлечения, даже посидел в Петропавловке, с 1871 обосновался в Самаре. Он "сыграл выдающуюся роль в развитии земской медицины и санитарного дела... был одним из пионеров лечения алкоголизма и борьбы с ним в России", устраивал и народные чтения. "Ещё в молодости он проникся народническими представлениями о губительной роли евреев в хозяйственной жизни российского крестьянства. Эти представления легли в основу догматов иудеохристианского движения 1880-х гг.". (Духовно-библейское братство.) Португалов считал необходимым освободить быт евреев от обрядности и что "еврейство может существовать и развивать культуру и цивилизацию, лишь растворившись в европейских народах (подразумевался русский)"185.

Одновременно можно отметить в эпоху Александра II и заметное понижение числа крещений, ставших безнадобными после "эпохи кантонистов" и при расширении еврейских прав186. - С этих лет и секта "жидовствующих" стала открыто исповедовать свою религию187.

Такое в то время отношение евреев состоятельных, особенно вне черты, и евреев, получивших русское образование, к России как к своей несомненной родине - достопримечательно, и должно быть - да и было - отмечено. "В виду великих реформ, все сознательные русские евреи без исключения, можно сказать, были русскими патриотами и монархистами, относясь к Александру II буквально с обожанием. Знаменитый своей жестокостью к [восставшим в 1863] полякам тогдашний ген.-губернатор Северо-Западного края М. Н. Муравьёв относился к евреям покровительственно, преследуя здравую политику привлечения значительной части населения Западного края, еврейской, на сторону русских государственных начал"188. Хотя в восстании 1863 польское еврейство значительно участвовало на стороне поляков189, но евреям Виленской, Ковенской и Гродненской губерний "здоровый народный инстинкт подсказал... что нужно пойти с Россией, как с той стороной, от которой они могли ожидать больше справедливости и человеческого отношения, чем от поляков, которые, хотя издавна и терпели евреев, но относились к ним всегда, как к низшей расе"190. (Я. Тейтель освещает это так: "Польские евреи всегда стояли в стороне от русского еврейства", смотрели на него "как истые поляки". А сами поляки интимно объясняли ему о русских евреях в Польше: "Самые лучшие из евреев - это наши враги. Русские евреи, наводнившие Варшаву, Лодзь и другие крупные центры Польши, являются проводниками несимпатичной нам русской культуры"191).

В те годы обрусение русских евреев было "весьма желанным" и для российского правительства192. Русскими властями "общение с русской молодёжью было признано вернейшим средством перевоспитания еврейского юношества, искоренение в нём "вражды к христианам""193.

Впрочем, этот новорожденный еврейский русский патриотизм имел и чёткую границу. - Юрист и публицист И. Г. Оршанский оговаривал, что для ускорения процесса "необходимо поставить евреев в такое положение, чтобы они могли сознавать и считать себя свободными гражданами свободной цивилизованной страны"194. - Уже упомянутый Лев Леванда, "учёный еврей" при виленском губернаторе, тогда писал: "Я [русским патриотом] стану только тогда, когда еврейский вопрос будет разрешен окончательно и удовлетворительно". Современный же нам еврейский автор, прошедший долгий и горький опыт XX века и эмигрировавший в Израиль, отвечает ему, оборачиваясь через столетие: "Леванда и не замечает, что Матери-Родине условий не ставят. Её любят безоговорочно, без кондиций и предварительных условий, любят потому, что она Мать. Эта программа - Любовь при условии! - выдерживается русско-еврейской интеллигенцией на редкость последовательно на протяжении 100 лет при самой безупречной во всех остальных условиях "русскости""195.