Жизнь ни за что. Книга первая - Алексей Сухих

– Олинька, – говорил Сугробин, когда они ехали в поезде, – ты не бойся. Я не Том Сойер42 и не поведу тебя во глубину уральских руд. Мы с краешка поглядим там, где электричество горит, и обратно. Ладно.

– Я и сама дальше не пойду и тебя не пущу. Там столько историй о потерявшихся. Эти пещеры тянутся неизвестно куда на десятки километров.

– Названия здесь у вас красивые – Кунгур, Лысьва, Чусовой… А вот новые название такие же примитивные, как и везде – Закамск, Краснокамск. И кого у нас в стране чиновниками назначают!?

Пещера Сугробина покорила. Первый же грот Бриллиантовый ослепил алмазным блеском миллионов сверкающих в электрическом свете ледяных бриллиантов самых невероятных форм и видов. Видение было настолько завораживающим, что не идти дальше, не уходить отсюда уже не хотелось.

Получил удовольствие, – улыбаясь, спросила Оля.

– Я хочу украсить тебя не хуже этой пещеры и посвящу свою жизнь для достижения моего желания.

Оля вздохнула и опустила глаза. Ей невыносимо больно было видеть сияющий радостный взгляд Сугробина, обращённый на неё. Чувство свободы, наполнившее её в новогодние праздники, было разрушено глубоким подсознанием, внушавшим ей, что она не может нарушить клятву и счастья у неё с Сугробиным не будет. Ей не хотелось в это верить. И она летела к Лёньке и с ним забывала обо всём.

IХ

Трудовая повинность, не оставившая даже пятикурсников, закончилась. И отмотав срок с 16 августа по 30 сентября, пятикурсник Сугробин собрал в общаге все свои рабочие шобоны в мешок и выбросил в мусорку.

– Хватит! – сказал он он своим друзьям Стасу Руденко и Зосиму Пахтусову. – Отработался киркой и лопатой. Мы уже без пяти минут технические интеллигенты, покидаем рабочий и крестьянский классы и переходим в прослойку43 Работая головой, мы должны принести большую пользу нашей отчизне.

– Может, выпьем по такому поводу, – предложил Пахтусов. – Мы со Стасиком пузырёк беленькой прикупили на случай.

– Отчего бы нет! – согласился Леонид. И добавил, – надо бы Женьку подождать. Он где приотстал.

– Ему в деканате что-то надо было узнать, – откликнулся Руденко.

Зосим смахнул со стола газеты и книги, поставил бутылку водки, пакет с малосольными огурчиками с рынка и полбулки чёрного хлеба. Стас пошёл на кухню мыть стаканы.

Выпив, и похрустывая огурцом, Сугробин продолжал тему.

– Всё же замотал Хрущёв студентов трудовым воспитанием. У меня брательник учился с пятидесятого по пятьдесят пятый, и всегда зимняя сессия у него была в январе, летняя в июне. И на каникулы всегда ждали в одно время с двадцатого января и с первого августа. А нынче как проклятые. С одноклассниками только на втором курсе повидаться удалось и то, когда в училище находился. А сейчас закончим, разъедемся, и мама не горюй. Никого никогда и не увидишь.

– Да не грусти! – утешил его Женька Крюков, который вошёл в комнату с началом его выступления и стоял у дверей, дожидаясь окончания Лёнькиного монолога. В руках он держал свёрток, в котором поблескивал пузырёк «Столичной» – Сейчас вот выпьем и полегчает. Впереди у нас уже точно никакой принудиловки.

Все снова выпили. Руденко достал гитару.

Тебе двадцать, а мне восемнадцать.Не года, а жемчужная нить..Коль не нам, так кому же влюбляться,Коль не нас, так кого же любить!           Это ландыши всё виноваты!           Этих ландышей белых букет.           Хорошо погулять неженатым           На рассвете студенческих летДай последний разок поцелую,Перелью свою душу в твою.И уеду далёко, далёко.Навсегда от тебя я уйду.(Студенческий фольклор)

– А народ в курсе, что последний семестр будет с декабря по февраль, а преддипломная практика в октябре – ноябре, – сказал Крюков, когда снова выпили. – Это для того, чтобы диплом можно было готовить уже сейчас. Для спецов по двигателям внутреннего сгорания открывается с 20 октября город Харьков с его знаменитым тракторным заводом. Я уже записался.

– Где записывают? – спросили хором не знающие.

Ответить Крюков не успел. На песню откликнулись соседи. За ними пришёл Чащихин. И экспромтная студенческая пирушка пятикурсников закончилась заполночь.

Желающих выполнить преддипломную практику в Харькове набралось семь человек и среди них три девушки. Сугробин застолбил на кафедре тему по созданию форсированного двигателя, Крюкову мечталось сделать для трактора автоматическую коробку передач, Пахтусову и Руденко хотелось сотворить автоматическую линию по изготовлению распредвалов. И продвинутые в технике девушки Света, Галя и Таня тоже желали вставить свои имена в историю. Старшего в группу не назначили – сами не маленькие. В приказе на отъезд декан назначил номинальным ответственным Зосима, припомнив видимо, что тот помор. С Олей Сугробин распрощался накануне отъезда. Всё лето она ни одного свободного часа не проводила без него, и Лёнька чувствовал за спиной крылья. И он не ходил, а летал и делал все дела в разы больше обычного. Он отлично успевал в науках, успешно занимался спортом, вламывал бригадиром на стройке, всегда был весел и неутомим во всём. И не замечал проскальзывавшей иногда в глазах любимой не высказываемой тоски. В Харьков ехал в настроении победителя, уверенный, что по возвращении поставит все точки на будущее.

Путешествие в Харьков было очередным познанием мира.

Эта практика окончательно сформировала Сугробина как инженера-механика по автотракторному производству и двигателям внутреннего сгорания. А с учётом неплохих знаний по прикладной электротехнике и другим техническим дисциплинам, он выходил на диплом весьма подкованным специалистом по многим вопросам. И, как шутили дипломанты, их подготовки может, и не хватало на премьер-министра, но на секретаря обкома знаний было достаточно!»

1960 год. 24 октября.

На космодроме Плисецк за пять минут до старта взорвалась баллистическая ракета. Погибло 124 человека вместе с Главным маршалом артиллерии Неделиным.44 В этот день в Советском Союзе в ракетных войсках не проводятся боевые работы по запускам ракет. С маршалом Неделиным Сугробин встретится через двадцать пять лет, когда маршал предстанет перед ним в виде могучего корабля.

Вернувшись в Пермь, Сугробин отметил возвращение праздничным вечером с Бельской. Она была рада его возвращению, и никакой грусти в ней он не отметил. «Придираюсь» – подумал он. Начались занятия. Пятикурсники, получив утверждённые темы дипломов, и пройдя преддипломную практику, больше времени уделяли диплому и меньше гуляли. Двадцать седьмого декабря Сугробин оделся как на праздник, о чём не преминул поддеть его Крюков, и покинул друзей, когда на часах прозвенел полдень. В цветочном магазине купил три розы, спрятал их за драп демисезонного пальто, охраняя от мороза, и пошёл к Ольге делать предложение. Ему начало казаться, что она рада его молчанию. Он не звонил по телефону. Внутренний голос говорил ему, что она дома. Дверь открыла сама любовь.

– Какой сюрприз! – сказала Бельская.

Сугробин распахнул пальто, снял левой рукой шапку и протянул цветы —

– Это тебе, Белочка!

– Всё! – подумала Оля. – Пришёл с предложением. Всё кончилось. Кровь отлила от лица, и она побледнела.

– Что с тобой, девочка? Ты испугалась?

– Конечно. Ты такой торжественный. Сейчас скажешь, что любишь меня.

– То, что я тебя люблю, ты слышала много раз. Я пришёл сказать тебе, чтобы ты стала моей женой. Навсегда. Браки свершаются на небесах и заключив его, я обещаюсь любить тебя всегда и быть только твоим.

Оля молчала. Она готовилась к этой сцене и не была готова. «Броситься на шею, зацеловать… Сказать – согласна. Надо сказать ему немедленно» Но неведомая сила сковала её язык и ноги. Она опустилась на диван.

– Что с тобой, Белочка? – испуганно склонился над ней Сугробин. – Я сказал не так, как ты хотела услышать? Да? Я скажу по-другому. Мы поедем с тобой на новый год к Ивану Макаровичу и маме Тине. Иван Макарович простой красноармеец в отставке, но он три войны прошёл. Он мудрый, он тебя полюбит, и никто из моих родных слова поперёк тебе не скажет. Да и видеть мы их будем не часто. У нас своя дорога.

– Всё хорошо, милый, – отклеился, наконец, у Ольги язык от нёба. Но сказала она совсем не те слова, какие хотела сказать. – Только зачем спешить. Подождём весны, а пока справим новый год как всегда, будем петь, танцевать, любить…

– «Какая-то в державе датской гниль!», – сказал Сугробин за принца датского, отклоняясь от Оли. – Я ничегошеньки не понимаю. Два года дружбы и любви не рассказали мне о тебе ничего. И я отдал сейчас себя в руки совсем незнакомой мне женщины. Или что другое?

– Другое… – шептала внутренним голосом бедная девушка, сминая слёзы.