Луна, луна, скройся! (СИ) - Лилит Михайловна Мазикина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часа через три блужданий нам фартит. Мы натыкаемся на дворника-цыгана. Он, правда, не из наших, а из «цыганских венгров» — но вряд ли это нам помешает договориться.
— Здравствуй, дядю, — окликаю его я на галицийском. «Цыганские венгры» по-цыгански двух слов связать не могут. «Дядя» уже в основательном подпитии и весело мне подмигивает вместо ответа. — Дядю, у нас к тебе просьба, как у цыган к цыгану. Или даже деловое предложение. Ты, дядю, как, деловой человек?
Дворник хмурится:
— Это что? Это кто? Я сейчас… полицию!
— Нет, дядю, хорошее предложение. Газеты читал?
— Ну?
Я вытаскиваю из-под капюшона длинную серую, с серебристым отливом, прядь:
— Чуешь, дядю? Не просто на блондинок с собаками охотятся.
«Венгр» смотрит непонимающе. Они вообще как, знают о «волчьих» делах? Я заталкиваю волосы обратно.
— Дядю, плохие люди сейчас хотят меня убить. И вот моего брата. А мы, я тебе могу на том крест целовать, хорошие люди. Мы артисты, да не тем дорогу перешли. Нам бы чуток пересидеть в тихом месте, как бы снять уголок. Денег, дядю, у нас хватит, и люди мы тихие, уважение знаем. Ты посмотри на нас, мы же сироты, нам и пойти некуда, — я приподымаю край капюшона, чтоб он мог видеть моё не по возрасту детское лицо. Кристо с замедлением повторяет моё движение.
— Сироты, — с жалостью повторяет дворник. Я гадаю, понял ли он что-нибудь из остальной моей речи. Повздыхав, «венгр» подымается и машет рукой: давайте, мол, за мной.
В подъезде полутёмно. Лифт не работает, и мы долго карабкаемся на восьмой, последний, этаж. На лестнице к дворницкой сидят и курят два мальчика-погодка, лет десяти и двенадцати. Сходство их с дворником несомненно: или дети, или внуки. На одном, помладше, чумазая майка и модные широкие джинсы, на втором растянутый и засаленный «рыбацкий» свитер и мятые шорты, голые коричневые ноги качаются над дышащей сыростью бездной. Мы осторожно пробираемся за их спинами. Пацанята выворачивают худые пятнистые шеи, провожая нас взглядами.
В проходной, как и у нас когда-то, устроена кухонька. Точно такая же стоит угольная плита, возле раковины на гвоздике висит шланг. Одно важное отличие: поперёк тамбура натянуты верёвки, с которых свисает мокрое бельё. Натянуты высоко, так что даже края простынь проходят над головами, не мешая идти. Возле плиты стоит цыганка с мятым лицом и сигаретой в углу рта, мешает суп в огромной кастрюле. Рядом на щелястой табуретке сидит девочка лет семи и грызёт яблоко. Цыганка поднимает на нас хмурый взгляд и спрашивает что-то по-венгерски. Наш проводник поворачивается к нам и быстро говорит:
— Деньги, деньги покажи.
Я достаю из кармана несколько купюр и протягиваю ему. «Венгр» ловко перехватывает их и, показывая своей, видимо, жене, быстро что-то ей объясняет. Я разбираю только слова «цыгане» и «деньги». Цыганка знаком велит нам скинуть капюшоны, и мы повинуемся. Она непонятно качает головой, а потом показывает на дверь в каморку.
— Идём, идём, — говорит дворник.
Комната вся заставлена. У одной стены — широченная двухъярусная кровать. Хозяин, нагнувшись, вытаскивает из-под неё толстый матрас и несёт его в угол, где по полу разбросаны игрушки, такие же грязные и обшарпанные, как всё в каморке. Ногами раскидывает кукол и солдатиков, лошадок и кубики, на расчищенное пространство сваливает нашу постель:
— Вот. Спать будете.
Я вовремя вспоминаю, что представила Кристо братом, и не спрашиваю про второй матрас. По видимости, в этом вопросе и смысла большого нет. Непохоже, чтобы тут были лишние матрасы, а также лишние одеяла и подушки.
— Как зовут? — спрашивает хозяин. Волосы у него пегие, редкие, зубы плохие, но лицо зато добродушное.
— Лилике, Кристо.
— А он чего молчит, твой Кристо?
— Он только по-цыгански говорит. По-галицийски не знает. Как тебя, дядь, зовут?
— Шаньи.
— Ой, у меня… у нас дядя в Ясапати, тоже Шаньи. Шандор Хорват.
— Хорошо, — улыбается Шаньи. — Кушать будете?
— Будем, дядю, с большим нашим удовольствием.
В центре комнаты — большой круглый стол, у дальнего угла — высокий, с обшарпанной полировкой, гардероб, тумбочка с телевизором, продавленное кресло. Я сажусь на матрас и вижу, что под столом спрятаны несколько табуреток. Кристо садится рядом.
— Это нам матрас дали, чтобы спать?
— Да.
— На двоих?
— Я им сказала, что ты мой брат.
— Всё равно как-то…
— Можешь спать рядом на полу. Мне свободней будет.
— Ладно.
— Кристо, ты дурак?!
Смотрит на меня непонимающе. Славный, очень хорошо воспитанный мальчик.
— Смотри сюда. Ты мне так и так родственник. Спать мы будем не раздеваясь. В одежде, то есть. Спиной друг к другу. Или там боком. Как брат и сестра. Ни моё, ни твоё целомудрие от этого не страдает. А если тебе не хочется всё так же подробно объяснять каждому любопытному цыгану, просто не рассказывай, что мы спали на одном матрасе, и всё.
— Ясно.
В комнату заходит девочка. Расставляет по столу тарелки. Даже со своего места я вижу, что они не мыты, а в лучшем случае — сполоснуты. Застарелые разводы жира покрывают их изнутри и снаружи. Тарелок семь, и все разные. Потом заходит и цыганка, осторожно, тяжело несёт дымящуюся кастрюлю, прихватив ручки серыми полотенцами; ставит в центр стола. Из кастрюли торчит ручка половника. Девочка убегает и возвращается с ложками, кладёт по одной рядом с тарелками. Делает она это так торжественно, что у меня появляется подозрение, что обычно обедают здесь как-нибудь проще. Хотя — куда уж проще-то?
— Садитесь, — хмуро говорит хозяйка, и девочка тут же вытаскивает нам по табуретке.
Табуреток, даже вместе с кухонной, хватает в итоге не на всех. Старший мальчик за своей тарелкой стоит, и я испытываю некоторое смущение.
К супу на стол выставлены миска с нарезанным хлебом и — неожиданно — бутылка магазинной водки. Шаньи наливает себе, жене и моему кузену, приняв его, видно, за старшего. Тот кидает на меня неуверенный взгляд, но стаканчик с водкой берёт. Опрокидывает вместе со всеми и быстро, давясь, заедает куском хлеба.
— Хорошая водка, — говорит ему, ласково улыбаясь, Шаньи. Я перевожу, и Кристо судорожно кивает. Цыганка наконец тоже улыбается, и лицо её сразу становится открытым, добрым.
Оставшуюся часть дня мы с кузеном сидим на матрасе, рассеянно глядя телевизор, включённый специально для нашего развлечения. Изображение плохое, плывущее, зато звук чёткий. Может быть, именно