Мессия (СИ) - "Пантелей"

– Я смогу их забрать сразу после сессии сената?

– Не только их, но и и мастеров-корабелов. Только не сразу после сессии, а в марте. Кстати, о сенате. Алиенора Аквитанская попросила у меня отставку, завтра она огласит это в курии. Она решила принять постриг и просит келью в Ватикане. Робер?

– Простая келья недостойна такой великой женщины. – возразил Папа.

– И тем не менее, она настаивает именно на этом. И ещё на том, чтобы её похоронили в Иерусалиме. Своих бывших мужей[69] она не считает достойными лежать рядом с собой, хоть и родила от них одиннадцать детей.

– Сделаю всё, что необходимо. – понимающе кивнул Робер де Сабле – Такие святые нашей церкви не помешают. Она ведь для нас теперь вроде Девы Марии.

– Вроде того. – усмехнулся Ричард – Если, конечно, не считать того, что она сама лично возглавляла военные кампании и приказывала казнить мятежных баронов. Ладно, будем надеяться, что Господь ей это простит. Вернёмся к нашему сенату. Маман рекомендовала на должность цензора Сира Роберта I Бомон. Я поддерживаю её рекомендацию. Кто-нибудь возражает?

Никто не возразил. На сенат всем присутствующим было наплевать. Цензор должность, конечно, значимая, второе лицо в Принципате, но и обязанностей у него было немало. «Демоны войны» чиновниками стать не стремились, и кандидатуру короля Запада поддержали единогласно.

– Свой палаццо Маман завещала моей сестре Джоанне, поэтому предлагаю построить отель для нового Цензора за счёт казны Принципата.

Это предложение возражений тоже не вызвало. Граф Лестер, Роберт де Бомон, личный волкодав Принцепса, получил корону самым последним из них, хотя заслужил её намного раньше всех. Ричард всегда отправлял его в самое дерьмовое место, где, казалось бы, славы снискать невозможно, и Роберт ни разу не отказался. После подавления мятежа принца Джона в Англии, он всей Европой назывался не иначе, чем «Бешеный пёс», в том числе и матерью самого Ричарда, но продолжал делать своё дело. Угробил сначала Леопольда Австрийского, а потом какие-либо шансы Филиппа-Августа на реванш. В итоге, именно граф Лестер завершил победой Третий крестовый поход. Он не просто отеля в Риме, он всего Рима заслуживал.

– Я рад, что мы едины в этом мнении. Сир Роберт.

– Слушаю, Сир Ричард.

– Воспитанием недорослей вам теперь будет заниматься некогда. А не воспитывать их нельзя. Назначаю адмирала Гуго де Лузиньяна воспитателем моего сына Амори, и вашего сына Фридриха Штауфена-Бомона. Хьюг, если не хотите, чтобы из них выросли ничтожества, почаще их порите. Они уже достигли возраста, чтобы вступить юнгами в экипажи. Отдай их под команду самым свирепым боцманам.

– Если хочешь командовать флотом, бери и командуй. – огрызнулся Ле Брюн – А пока я сам буду решать, кого куда назначать и за что пороть. Я в ваши политики не лезу, как и в непонятные мне экономики. Но и ко мне требую не лезть. Флот – это не только новые железки, это ещё и люди. Причём – люди, в этом деле, гораздо важнее. Либо я сам командую флотом, либо ты назначаешь другого адмирала.

– Ты язык-то придерживай, адмирал обнаглевший. – встрял в разговор Ги Дампьер – Слова ему уже не скажи. Уже забыли, кому именно обязаны всем, что имеем?

– Да ладно, Ги. Все всё понимают. Ле Брюн в своём репертуаре.

– Не все. – заупрямился лорд-канцлер – Я не понимаю. Этот обнаглевший адмирал «открыл» нарисованную тобой на карте «Лузиньянию», на построенных тобой кораблях. А теперь ему уже и слова не скажи. Хамом он был всегда, но теперь стал ещё и неблагодарным хамом. Если мы не будем осуждать такое, то зачем мы вообще нужны? Раймунд, ты его тесть. Тоже будешь молча терпеть этот хамский репертуар?

– Я его тесть, а не отец. За воспитание Ле Брюна спрашивать нужно не с меня. Если тебя интересует моё мнение, то я за сдержанность. Мы действительно всем обязаны Ричарду и прислушиваться к его словам по любому вопросу – это даже не благодарность, а здравый смысл.

– Я к тому и веду, что в его хамском выступлении не было другого смысла, кроме выпячивания своих заслуг. Как подросток, ей Богу. Не лезьте ко мне, я адмирал. Так ведь никто и не лез. Мог молча сделать по-своему, но решил нахамить. Не только Ричарду, через него всем нам. Мы все должны потребовать извинений. Рауль?

– Извинись, Хьюг. Ги правильно говорит. Некрасиво получилось, брат.

Над праздничным Рождественским столом повисла ощутимо давящая на Фараона тишина. Неизвестный физике феномен, оказывается отсутствие звуков тоже может иметь немалый вес. Кроме того, на адмирале сошлись одиннадцать осуждающих взглядов, только Принцепс смотрел не на него. Ричард удивлённо рассматривал свой ближний круг, будто только что открыл для себя что-то новое. Ле Брюн покраснел и опустил глаза. Извиняться ему во взрослой жизни ещё ни разу не приходилось. Первый порыв был психануть, послать всех к чёрту и уйти, но… Куда уйти? Кто он без этих людей? Тем более, что он действительно был неправ. Король Венеции и Балкан встал.

– Спасибо, Ги. Спасибо, братья. Приношу свои извинения Принцепсу и всем вам. Я вёл себя как дурак, не держите зла.

– Мы всё понимаем, Хьюг. – Ричард тоже встал, подошёл к Ле Брюну и обнял его – Никто на тебя зла не держит. Я бы и не заметил, честно говоря, привык уже. К тому-же Ги не совсем прав, не только вы мне обязаны, но и я вам, без вас бы у меня ничего не получилось. Наливай, Филипп, хватит пялиться. Мы ещё не всё обсудили.

Чтобы побыстрее переключиться с неловкой темы, Принцепс затеял обсуждение перспектив развития Лузиньяний. Снова пришлось вспоминать другую историю, в которой бывшая колония поглотила создавшую её метрополию и объяснять причины этого феномена. Обсуждали довольно бурно, но в итоге пришли к выводу, что теперь повторение подобного невозможно. Банк Принципата извёл ростовщиков под корень, выдавая кредиты под три сотых доли в год и принимая вклады под две сотых. Прибыль на чисто финансовых операциях не покрывала даже затрат на содержание, но это и не ставилось целью. Банк обладал правом эмиссии, каждый год увеличивая объём денежной массы (банкнот и монет) на два процента, с такой же скоростью происходил рост цен, то есть инфляция. Конкурировать с таким монстром, разумеется, не мог ни один ростовщик, тем более что невозвратные кредиты банку принимало на себя казначейство Принципата в виде налоговых недоимок. Когда Лузиньянии потребуются деньги, вместо натурального продукта, банк придёт и туда.

Ле Брюн рассказал о риске обхода мыса Горн, о необходимости колонизации западного берега, а значит развитии судостроения в Панаме. Иначе, в один «прекрасный» момент, может выясниться, что Чингисхан не только Китай и Корею захватил, но и влез в Лузиньянию. Он, конечно, не так крут, как Ричард, но важность этого шага отлично понимает, кроме того, он гораздо ближе, и народу у него под рукой гораздо больше, причём китайцев, которых не жалко. Подняться на север до Берингова пролива, а потом спуститься на юг вдоль побережья, можно даже на примитивных парусно-гребных судах, типа средиземноморских шебекк.

– Тебе это не интересно, Луи? – Ричард заметил, что Людовик Блуа дремлет с открытыми глазами.

– Интересно. – встрепенулся король Йемена, Омана и юго-западной Персии – Но не очень. Воевать там не с кем. У меня сейчас ощущение, что жизнь уже заканчивается. Все эти банки, экономики и производства – не моё. Чувствую себя как рыба, которую вытащили на берег. Вроде ещё живой, но уже ничего не могу.

– Такое бывает. – кивнул Ричард – Все мы разные, хоть и сотворены по образу и подобию. Адреналиновая зависимость. В будущем от этого лечили, но у нас пока нет таких специалистов. Всё изменится, когда у тебя появится наследник, а пока найди себе войну, пусть и не такую масштабную. Вон Леон с Наваррой[70] до сих пор воюют за Кастильское наследство. Дедовскими методами, правда, но тебе ведь важен сам процесс.