Непутевая, или Подарок для принца (СИ) - Колка Ирина

Ваффель побледнел и стал белее мела.

— Но В-ваше В-высочество, я столько лет служил… Верой и правдой. В-ваше Величество, смилуйтесь, куда же я пойду? — он обратил несчастный взор на короля.

Тот задумался, на переносице залегла глубокая складка.

— Ступай. Скажи, мой сын сейчас придет…

— Увижу завтра в замке — выброшу собственноручно! — добавил я вслед пятящемуся к выходу Ваффелю. Тот развернулся на пятках, собираясь выскочить прочь, и столкнулся нос к носу в взволнованной служанкой.

— В-ваше велич… Величество, — девушка задыхалась, видимо, неслась сюда со всех ног. Она едва переводила дыхание, держа руку на вздымающейся груди. — Та девушка, сьерра Диали… Ей плохо. Она… Умирает…

У меня словно сердце раскололось. Не помню, как сорвался с места, сшибая всех на своем пути, и что есть сил помчался к Диали…

* * *

Король молчаливым жестом проводил слуг и прижал к себе Силицию.

— Как думаешь, он это серьезно? Или очередное увлечение? — он мотнул головой в сторону распахнутой двери, из-за которой слышались вскрики напуганной прислуги и грохот разбитого кашпо.

Королева улыбнулась, обвивая его шею. С любовью разгладила пальчиком морщинки на когда-то прекрасном лице и поцеловала мужа в губы.

— Он не отступится, Антуанэль. Смирись. Наш сын влюбился…

Глава 2

Неожиданный союзник

— Да убери свои лапищи! Флориан, ядреный сук тебе в калитку! Ты откель тут объявился⁉

Баба Шуша, как всегда — без церемоний, хлопнула меня по рукам. Уж на что бабка древняя, а рука тяжелая, как у заправского вояки.

— Да я помочь хотел! — неохотно отпустил Диали, голову которой старался поддержать, пока бабка пыталась влить ей в рот какую-то микстуру.

— Соображалку-то включи! Ить даже зёбру пушехвостому понятно, что ей от твоих прикосновений больно!

Больно! Как хлыстом ударили ее слова. Я хотел, чтобы она от моих прикосновений таяла и млела, а теперь ей больно! Отшатнулся, наблюдая, как предупреждающе вспыхнули лиловым браслеты на запястьях девушки и смиренно отступил к окну.

— Греттель, иди сюда, дочка! — баба Шуша махнула рукой полноватой рыжеволосой сьерре, испуганно жавшейся у двери. — А ну-ка подсоби, сейчас мы все поправим.

Та подбежала, пугливо мимолетом поприветствовав меня поклоном. Аккуратно приподняла голову недвижимой и бледной как снег на вершинах гор Диали. Уж не знаю, получилось у них что или нет, но баба Шуша глубоко вздохнула.

— Плохо дело, девка, плохо… — пробурчала, не глядя на Греттель, а та аж опала с лица. — Слабёхонька девчонка, не сдюжило сердечко. Это ж какой удар ей надо было пережить, чтоб организьма напрочь отрубилась! Ты все! Душегуб патлатый, — она обернулась ко мне, грозя корявым пальцем. — Опять чего-то натворил?

Она грозно наступала на меня с полотенцем в руках, буравя взглядом. Да таким, что я невольно оробел и отступил.

— Ну, баб Шуш, я не хотел!

— Ах ты, блудливый кот чердачный! — она от души хлестнула меня полотенцем. — А ну признавайся, чего наделал, что она от тебя, как от чумы собачьей, защиту у змеиного камня искала? Попортил девку? Обманул?

— Баб Шуш, да нет же! — и не сбежишь ведь, вот засада! Град ударов посыпался с новой силой, я только успевал уклоняться, прикрывая голову руками и отступая к окну. — Баб Шуш, пощади!

— Ить, думаешь, я не видела, как ты с ней у грибной тропы обжимался? — от удивления очередной удар я пропустил и схватился за горящее ухо. — Я ж лесная ведуница, а не бабка с базара! Спрятаться они решили! Как же! Вот я и думала, что у вас всё на мази! Потому и проморгала, эх! — бабка в сердцах отбросила полотенце. — Выходит, что я тоже виновата…

— Бабушка Шуша, а как же Диали? — часто заморгала ресницами Греттель.

— Отлежится. Отпою отварами, — отмахнулась бабка и полезла в корзинку, шурша мешочками. — На ноги поставлю, не таких поднимала. По частям, бывало, собирала, да вот разбитое сердечко по частям не склеить…

Она укоризненно посмотрела на меня, и я не выдержал этого взгляда.

— А ну-кась, идите отсель. Оба! Покумекать мне надо, да поколдовать, — грозно приказала бабуся, раскладывая на столике пузырьки.

Греттель аккуратно опустила голову Диали на подушки, а та тихо застонала. Не помню как, но в следующее мгновение я уже снова оказался у ее изголовья, сжимая и целуя ледяную ладонь.

Новый удар полотенца по спине я даже не заметил, только безвольно застыл на коленях у кровати, уронив голову на руку Диали.

— Экий упрямый, как стадо диких мулов! Да забери его отсюда, али охрану позови! — взмолилась бабка, обращаясь к Греттель, и вздохнула, глядя на меня. — Эх-хе-хе! Ладно. Ладно! Убедил! Сниму предупреждалку камня с ее рук. Прикасаться к своей ненаглядной сможешь.

Я поднял глаза с немым вопросом.

— Да, да! Эта боль в запястьях ей не наказание, а предупреждение. Так камень напоминает ей, что ты опасен. Мол, помни клятву свою и не преступи, держись от него подальше, чтобы кары избежать. Это снять моих силенок хватит, а вот дальше под твою ответственность, — она строго взглянула на меня. — Не смотри так, Флориан. Сразу говорю — способа снять клятву нет! Не было, не будет, не найдешь и не ищи! Если и есть что в этом мире нерушимо, так это клятва на камне Небесного змея.

— И на этом спасибо, бабуль, — с трудом поднялся, и, улучив момент, обнял ворчащую бабку.

— Изыди, подлиза! — баба Шуша наигранно строго хлопнула меня по рукам и резво вытолкала нас с Греттель в коридор, захлопнув двери.

* * *

Пока несся в ее спальню, вся жизнь перед глазами пролетела. Я даже сам не ожидал, насколько эта девочка мне дорога.

Ворвался в комнату как раз в тот момент, когда баба Шуша, размахивая руками и нецензурно ругаясь, выпроваживала из спальни ушлых королевских докторов. Помимо нее в комнате была Греттель — сестра Диали, я сразу узнал ее по таким же мягким бирюзовым глазам, что с ходу к ней располагали. А еще Кьяра. Эта, едва завидев меня, выскользнула из комнаты юркой змеей. Я проводил ее взглядом. Без меридорской ведьмы тут не обошлось, но ею я займусь попозже, а сейчас…

На Диали не было лица. Бледной статуей она лежала на постели: ни кровинки, ни капельки жизни, словно она покинула ее, оставив мраморную оболочку.

Никогда в жизни не чувствовал такого: жгучая, гремучая смесь боли, горькой вины и дикого отчаяния. А еще беспомощность… То чувство, которое я ощутил сейчас впервые. Я ничего, просто абсолютно ничего не мог поделать, и осознание этого буквально убивало. Спасало одно: где-то в глубине души росло упрямство. Я точно знал, что не смирюсь, не покорюсь и не приму. Не уступлю даже судьбе! Я скорее достану с небес этого гребаного Змея и размозжу его башку о землю!

И сейчас, пялясь на закрытую дверь, я ощутил, как мною вновь обуревает ярость.

— Ваше Высочество, — Греттель аккуратно дотронулась до моего плеча. — Давайте присядем, — она подхватила меня под руку и провела на ближайший балкончик, уютно увитый цветущими лианами. Солнечный свет проникал сквозь них тонкими лучами, они стелились по каменному полу, покрытому ковровой дорожкой, деля его на яркие полоски.

Я послушно последовал за ней, позволив усадить себя на ближайший диванчик. Уперся локтями в колени и уронил голову в ладони. Что ты наделал, Флориан?

Видят боги, я не хотел! Тогда, встретив ее на реке, я собирался только поразвлечься. Слишком забавно стало, что она меня не признала! Возможно, ее смутила моя одежда, или само место встречи, но во дворце ни для кого не секрет, что я увлекаюсь рыбалкой! С самого детства я ошивался тут — у дряхлой хижины старика Асселя, что снабжал замок свежей рыбой.

Сознаюсь, идея пришла спонтанно, я бы сказал — она сама меня натолкнула. Уже в этот же день я отправил старика в его деревню в отпуск, щедро проплатив целый месяц наперед, и договорился с рыбаками из ближайших селений, чтобы те удвоили поставки. Тогда же перекроил все планы по проведению отбора, доведя распорядителя до нервных колик, заявив, что не выйду ни на одно из испытаний.