Закон проклятого - Дмитрий Силлов

– Ну да, в общем, похоже…

– Ясно.

Ученый устало присел на край шконки.

– Надо же, столько лет искать подтверждение теории… И здесь, в тюрьме, найти то, на что потрачено полтора десятилетия, – бормотал он.

– Да хорош тебе сопли жевать, давай рассказывай, в чём дело, – нетерпеливо пихнул его в плечо Иван.

– Я уже говорил, что существует миф о борьбе Бога Солнца и змея Сетха, олицетворения тьмы. И если вчера у меня ещё были сомнения, то сейчас… Вы, молодой человек, либо прямой потомок жрецов культа Бога Солнца, так называемый Меченосец, либо… Вы говорите, из амулета постепенно растет клинок? Теперь понятно, почему Меченосцев назвали именно так, несмотря на то что они в совершенстве владели и другим оружием… В общем, как я понимаю ситуацию, сейчас вас преследуют последователи культа Сетха, используя свои парапсихологические, или, если хотите, магические способности. Говоря современным языком, вы – их конкурент. А может быть, и палач. Сделать из вас зомби они не могут в силу ваших защитных рефлексов, о которых вы, скорее всего, и не подозреваете. Вас можно либо уничтожить физически, либо узнать, где вы спрятали Крылатый Диск, и отнять его у вас. Что сегодня они и попытались сделать.

Иван верил и не верил. Трудно принять за истину подобную чушь, но другого объяснения происходящему у него не было.

– И чего же теперь делать? – Совсем уже запутавшийся в именах забытых богов и вконец обалдевший от нахлынувшего парень с надеждой посмотрел на ученого.

Тот почесал переносицу:

– Помните, вы вчера решили попробовать обучиться некоторым обрядам? Давайте потратим на это некоторое время. Я не уверен, что реально смогу помочь, но вдруг мы сумеем высвободить силу, дремлющую в вас?

– Ладно, давай, педагог, обучай. Все равно других вариантов нет. Только сначала скажи – тебе это надо?

– А как же? – Ученый удивленно поднял вверх брови. – Плохой бы я был исследователь, если б прошел мимо такого знаменательного события.

И потянулись долгие бессонные ночи. Пучеглазый рассказывал Ивану об искусстве магии, рисовал различные знаки и объяснял значение хитрых символов, ритуальных предметов и заклинаний. Иван верил и не верил, но, так как в тюрьме всё равно особо делать нечего, он всё-таки вполуха слушал бред Пучеглазого. И странно – никогда не отличаясь хорошей памятью, наутро он помнил дословно текст каждого заклинания и смысл каждого магического знака.

Прошло два месяца. И вот однажды ночью Пучеглазый торжественно положил перед Иваном исписанный лист:

– Читай вслух.

– Зйвесо, уэкато, кеосо, Хунеуэ-руром, – прочел Иван. – Менхатой, Зйвефоросто зуй… Это еще что?

– Это твое посвящение, очень старое заклинание, – сказал Пучеглазый, лишь совсем недавно решившийся перейти с Иваном на «ты». – Этим ты принимаешь наследство Древних и отрекаешься от всего мирского. Скорее всего, это и необязательно, но, может быть, так мы разбудим твою Силу…

– И это все? – поинтересовался Иван.

– Нет, – покачал головой Пучеглазый. – После этого надо причаститься человеческой кровью. Меч пьет кровь и растет. Меченосец, для того чтобы вырасти над собой и стать воином, тоже должен выпить крови. Таков закон, написанный в древних трактатах.

– Ага, и буду я на выходе местный тюремный Дракула…

– Не шути, Иван, читай, – Пучеглазый пододвинул листок.

Иван вздохнул и дочитал написанный на латыни текст до конца. Вдруг Пучеглазый откуда-то выхватил «мойку» и полоснул себя по руке. Чёрная в тусклом свете красного ночного фонаря кровь закапала из раны.

– Пей, быстрее.

Иван хотел заорать и ударить безумного, но странно – вид и запах человеческой крови не вызывал у него отвращения. Наоборот. Всё его существо потянулось к пульсирующей струйке, и губы сами припали к окровавленной руке. Тёплая, солоноватая жидкость разлилась по нёбу, коснулась языка, вызывая давно забытые ощущения. Но если кровь из прокушенной шеи убитого им десантника вызывала дикую тошноту и отвращение, то сейчас не было на свете более вкусного напитка…

– Пей… Ешь… Так было, так будет… Ход вещей нельзя изменить… – раздался исступленный шепот над его головой.

Он пил, захлебываясь и вгрызаясь зубами в живую плоть, пережёвывая волокнистое, подрагивающее мясо. Всё внутри него ликовало, безумное пиршество захлестнуло его существо. Оно проснулось в нем, встрепенулось и припало к кровоточащей ране, как младенец припадает к материнской груди.

Иван ощущал себя персонажем какой-то дикой фантасмагории, марионеткой, которую кто-то невидимый, но неизмеримо более сильный дёргает за веревочки, заставляя биться в приступе неистовой, кровавой тарантеллы. Он откуда-то издалека слышал всхлипы и исступленное бормотание Пучеглазого: «Я был прав… Они живут! Они действительно существуют!» – видел свое отражение в осколке зеркала над раковиной, утирающее ладонью со рта кровавые усы, видел воду, льющую из крана, которая чистой, прозрачной струей касается его лица и рук и течет дальше уже бурым и грязным потоком, расплываясь по дну раковины жуткими узорами…

Он упал на шконку. Его трясло, потолок камеры кружился перед глазами, к горлу подкатывала тошнота. Он желал только одного – умереть, сдохнуть сейчас и сразу, чтобы прекратились эти адские муки, эта выворачивающая наизнанку головная боль, полёт потолка над головой и лихорадка, колотящая его тело об железные полосы шконки. Он молил всех богов и демонов, имена которых отпечатались в его мозгу о смерти, и, видимо, кто-то из них сжалился над Иваном, бросив его в пучину глубокого и мрачного сна, мало отличимого от настоящей смерти…

Ему снилось широкое, гладкое как стол поле до горизонта. Тяжёлое, непроницаемое небо без звёзд освещала узкая полоска света от уже закатившегося за край земли солнца. Он уверенно шёл вперед. Он знал путь, хотя вокруг не было ни малейшего намёка на какие-либо ориентиры. Какое-то строение показалось вдали, и Иван ускорил шаг.

Старая, покрытая мхом покосившаяся хижина предстала перед ним. Он протянул руку и коснулся шершавой двери. Медная дверная ручка легла в ладонь гладкой прохладной поверхностью.

«Слишком реально для сна», – подумал Иван, входя в дом.

За убогим столом сидела женщина с красивым и смутно знакомым лицом. Большие, внимательные глаза смотрели в упор, морщинистые руки в переплетении разбухших вен перебирали костяные четки, странно не соответствуя молодому, пышущему здоровьем лицу.

– Здравствуй, внучек, – сказала женщина. – Заходи, давно тебя дожидаюсь…

– Бабушка…

Иван никогда не видел ни только бабушки, но и своих родителей. У деда Евсея Минаича не сохранилось даже фотографий. Но эту женщину он узнал сразу.