Развод (СИ) - Малиновская Маша

Такая нежность сквозит в каждом слове его, в каждом звуке. В касаниях пальцев его к моей коже на щеке, даже в дыхании.

Мы сильно испугались. Честно скажу, я думала, малыша мы потеряем. Корю себя теперь невероятно за это недоверие к жизни и к силе моего ребёнка, который решил прийти в эту жизнь.

Но слава Богу, всё обошлось. УЗИ показало, что малыш жив и в полном порядке. Мы с Гордеем буквально затаили дыхание и оба выдохнули, рассмеялись от спавшего напряжения, когда палату огласил громкий ритмичный звук биения ещё такого маленького, но уже такого сильного сердечка.

— Как мы теперь выдержим? — улыбаюсь и льну к Гордею. — Целых два месяца…

— Это малая плата за то, чтобы малыш был в порядке, — он смотрит на меня с улыбкой, заправляет прядь волос за ухо. — Но да, соглашусь, жестокая.

Мы смеёмся оба, это как разрядка после пережитого. Конечно же, мы потерпим пару месяцев без секса. Да хоть всю беременность, если потребуется. Но доктор сказала, таких жёстких мер не потребуется скорее всего. Малыш укрепится, и во втором триместре можно будет заниматься любовью нам.

— Но целоваться же нам можно? — Гордей вздёргивает бровь.

— Врач не уточняла, — хихикаю, пока он склоняется и трётся кончиком своего носа о мой.

— Значит, можно…

А потом прикасается губами. Очень нежно, наслаждается прикосновением, будто пробует изысканное дорогое блюдо. Захватывает сначала мою верхнюю губу, потом нижнюю, проводит по ним языком.

Мы сливаемся в нежном, трепетном поцелуе, от которого в груди разливается тепло. Мягкое, согревающее, уютное. Родное такое.

Весь мир теряет очертания, границы смазываются, всё отходит на второй план. Приходит то, чего мы не осознавали все десять лет — понимание, что именно мы значим друг для друга с Гордеем.

Я бы могла сказать, что под его защитой, за его сильной спиной чувствую себя в безопасности. Но нет — приходит иное ощущение. Я чувствую, что могу не просто спрятаться за ним — я могу на него опереться. Не укрыться в слабости своей, а найти поддержку для силы.

Я могу идти вперёд, мне совсем не обязательно ограничивать себя рамками. Ведь именно это я и делала до развода. Ограничивала себя. Мне это казалось логичным и правильным — оставаться в его тени, быть тылом, хранительницей очага.

И только сейчас вдруг открылось — нет! Он ведь не просил. Это я решила, что должна. Стереотип сработал. Но ведь я могу быть чем-то большим. В профессии, в социуме. Нет никаких рамок. Это не делает меня как жену и как мать менее состоятельной.

— Мне так сложно было без тебя, — шепчет, будто в ответ на мои мысли. — Пустота съедала. Я будто ослаб, Ириш, знаешь, будто силы иссякли. Мне никак без тебя. Без вас, — его ладонь мягко ложится на мой живот. — Ни идей, ни желания, ни стремления. Ничего не было, ничего не хотелось. А сейчас, когда ты снова со мной, мне кажется, меня не победить. Такое офигительное чувство, Ир.

— И мне было без тебя плохо, — шепчу ему в губы. — Всё вдохновение словно испарилось, вместе с тобой ушло. Ни одной новой идеи не было — ничего. Я как в темноте потерялась. Свободы хотела, а получила пустоту.

Молчим. Каждый понимает, какой ошибкой был развод. И как много мы теперь хотим сказать друг другу.

— Ваши выписки все готовы, опасности я никакой ни для вас, ни для ребёнка не вижу, — говорит доктор, войдя в палату, и мы едва успеваем отпрянуть друг от друга— Поэтому я не вижу смысла вас задерживать дольше.

Гордей забирает у врача документы, подаёт руку мне, чтобы помочь встать с постели. Хотя я чувствую себя совершенно здоровой, с радостью принимаю его заботу.

Домой едем на такси. Моя машина осталась на стоянке возле “Вершины”, а у Гордея отобрали права. Он обнимает меня и прижимает к себе. За окном уже стемнело, валит мокрый снег, на дорогах час пик, шум, а я будто в другом мире. Мне так хорошо на душе и спокойно. Никакого напряжения. Наши пальцы переплетены, и я сейчас концентрируюсь только на этом ощущении — на близости моего мужчины.

Вика сама предлагает остаться ночевать у бабушки. Мы заберём её завтра, а сегодня проведём ночь вдвоём. Будем просто дышать друг другом, слушать, как в унисон бьются наши сердца.

Я сделаю нам чай, а Гордей согреет в своих больших и тёплых ладонях мои замёрзшие пальцы ног. А потом он обнимет меня, и мы будет долго-долго смотреть в окно на звёзды, и как падает снег. И мечтать, какой будет наша жизнь, когда мы снова поженимся.

Glava 45

Гордей

— Ты меня балуешь, — улыбается Ирина, натягивая на плечи плед.

— Ты права, совсем разбалую, — наклоняюсь и целую её, вручив чашку горячего какао. — Ты мне нравишься балованная.

Как её можно не баловать? Пацаном себя чувствую. Мозги плывут, когда смотрю на неё. Заново влюбился. Я и любил, но сейчас всё так остро чувствуется. Так в груди теснит это чувство, так окрыляет.

Ира невероятно красивая. Особенно сейчас — в пижаме и тапочках, замотанная в плед и с чашкой какао в руках. Волосы хоть и остригла выше плеч, а мне нравится. Особенная сексуальность есть в её новой причёске. Меня ещё тогда в ресторане торкнуло.

И вообще вся она такая… такая родная. Такая моя.

Моя беременная жена.

Формально ещё не жена, но формальности устранимы. Она не переставала быть ею.

Вчера я сделал ей предложение. Снова. И как впервый раз внутри бабочки летали от её “да”. Мы даже отметили помолвку шампанским. Ну, я отметил, а Ириша выпила сок.

— Хочешь свадьбу? — обнимаю её за плечи.

— Ещё одну? — кладёт мне голову на грудь и смеётся.

— А почему бы и нет? — улыбаюсь в ответ. — Зря, что ли, разводились.

— Хочу, — трётся носом о мою щёку. — И платье белое надо?

— Конечно, надо.

— И гостей?

— И гостей. Побольше можно. А то мы в первую свадьбу как-то скромно…

— М-м-м… — прикусывает нижнюю губу. — Я как разойдусь…

— Вот и разойдись.

— Договорились! — вижу, как у неё глаза загораются.

— Давай подумаем над датой.

Однако вместо того, чтобы открыть календарь, мы целуемся. Стоим у окна и не можем оторваться друг от друга, словно помешанные. Будто нам и правда по восемнадцать.

Но звонок в дверь прерывает наши поцелуи и мысли о свадьбе.

— Это Лиза, — нехотя отрываюсь от Ирины. Вторжение сейчас в нашу идиллию кажется таким несвоевренным. — Привезла документы. Я сегодня и завтра решил не ехать в офис, но сама знаешь, дела не всегда готовы ждать.

— Конечно, — целует коротко в губы. — Иди.

— Добрый день, Гордей Андреевич, — Лиза входит, улыбаясь, когда открываю дверь. — Я всё принесла, как вы и сказали. Мне сейчас отвезти нужно будет подписанное?

— Да, проходи. Я подпишу и по адресам равезёшь.

— Ирина Геннадьевна, здравствуйте, — машет с улыбкой Ире. — Рада вас видеть.

— Привет, Лиза, — Ирина с улыбкой ей кивает.

Забираю документы и кладу их на столик в гостиной, пока они перекидываются парой слов. Не сразу понимаю, за что именно цепляется мой взгляд.

Пальто.

Светло-серое с откидным воротником и белыми пуговицами. Такое же, как у Иры.

— Лиз, — смотрю на секретаршу. Мысль, что информацию могла сливать именно она, показалась мне нереальной ещё когда задумался над этим. Уж слишком она… ну даже не знаю, как объяснить, бесхитростная, что ли. — Красивое пальто. Не видел у тебя его. Давно купила?

Она моментально краснеет. Понятно, ведь раньше такого внимания от начальника не было. Я никогда не считал это допустимым. Только Анне Витальевне из бухгалтерии пару раз сделал комплимент её новой причёске. Но Анне Витальевне уже сильно за шестьдесят.

Ирина тоже замирает напротив. Она, конечно же, не ревнует, понимает, что я не просто так спрашиваю. Слушает внимательно.

— Ой, спасибо, — теребит в пальцах пояс Лиза. — Нет, новое. Вот с премии взяла месяц назад.

— Лиз, а в кофейню “Мята” ты часто заезжаешь? — она реагирует спокойно, у меня подозрений такая реакция не вызывает. Но я добавляю, чтобы не смущать её непонятными вопросами: — Я тебя так, кажется, видел.