Русская доля - Сергей Львович Григоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много воды утекло с Петровых времен, но до сих пор это отчуждение не преодолено. Убедительных доводов и примеров предостаточно. Можно было бы сослаться на покаяния лучших представителей русской интеллигенции – одни произведения позднего Льва Толстого предоставляют безбрежное море подтверждающих материалов. Можно вспомнить, как рафинированные интеллектуалы бросались на колени перед простецом. И тут же отметить неконструктивность подобных действий. А также заметить, что исповедь их была что глас вопиющего в пустыне.
Не будем теребить неприятное, скажем лишь о самом парадоксальном.
Наиболее удивительным лично мне кажется факт сетования нашей «интеллектуальной элиты» с тридцатых годов двадцатого века по поводу упадка русской культуры. Наконец-то была решена проблема всеобщей грамотности. Сотни тысяч детей крестьян и рабочих получили высшее образование, вышли на передний край наук и искусств. Повсюду открывались новые театры и библиотеки, музеи и выставки. Ан нет: потомственные академики и искусствоведы ахали о невосприятии квадратов малевичей, вольности манер, огрублении языка и так далее и тому подобное. Доходило до курьезов. Противопоставляли, например, такого-то профессора старой школы, постоянно ходившего в галошах и аккуратно снимающего их в прихожей, и молодых докторов наук, заваливающихся в гостиную в ботинках.
Что это – снобизм? Отчасти. А также невольное подтверждение кастовости, отрыва от народных масс. Возможно, присутствует и капелька страха перед талантливыми конкурентами.
Вызов истории, казалось бы, был успешно преодолен. Послемонгольский Русский мир достойно вписался в мировую цивилизацию. С восемнадцатого века достижения русских музыкантов, поэтов и писателей, светских и религиозных философов, ученых, врачей, педагогов и прочих деятелей наук и искусств занимают ключевое место в общечеловеческой культуре – вряд ли кто осмелится оспаривать данное утверждение.
Однако клин между простым народом и образованными людьми сыграл роковую роль.
Только после длительного и тяжкого процесса обучения и многолетнего упорного интеллектуального труда человек приучается правильно и понятно выражать свои мысли и чувства – иначе трудно «овладеть» языком. Только высокообразованные, тонко чувствующие люди, постигшие таинства искусства объяснений и разъяснений, в состоянии описать мироощущение народа, раскрыть его душу. Только им по силам и факту рождения найти нужные слова для обоснования сложившихся само собой общественных отношений, для наполнения высшим смыслом дел и поступков соотечественников, зачастую совершаемых чисто рефлекторно. Поэтому сыновний долг интеллигенции перед своим народом заключается в словесном представлении национальных ценностных ориентиров. В переводе в вербальную форму смутных посылов спинного мозга соотечественников. Это жизненно необходимо для нормального развития нации, а также для сплочения общества, налаживания связи низов с верхами. Наша, русская интеллигенция не справилась с этой задачей.
Чтобы лечить недомогание, необходимо поставить диагноз. То есть предельно ясно сказать, в чем причина отклонения от нормы. Только после этого врач сможет выписать правильное лекарство и посоветовать, что делать и чего избегать, чтобы не было рецидивов болезни. Так и всюду в жизни: налицо недовольство, неудовлетворение окружающим миром и своим местом в нем, но в чем истинная причина подобного состояния – далеко не всегда понятно. Причины эти произрастают, как правило, на несоответствии реальности с ценностными ориентирами, и чтобы найти разумный путь к восстановлению гармонии, все существенные расхождения должны быть вскрыты, точно описаны. Должны быть даны рекомендации, как себя вести в похожей ситуации в будущем. На послемонгольской Руси не нашли нужных слов, не связали существующие нравственные представления народа с общими принципами отбора правильных поступков в неоднозначных обстоятельствах.
Для американцев, например, общие правила выстраивания своей жизни описаны весьма точно. Они немудрены:
1. Всегда улыбайся. Будь чист и опрятен, чтоб не столкнуться с брезгливостью или пренебрежением в отношении себя.
2. Не грузи окружающих своими проблемами. Даже на смертном одре говори, что все о`кей.
3. Постоянно думай, как бы заработать побольше денег. Помни, что ты стоишь ровно столько, сколько банк готов дать тебе в кредит.
4. Если можешь без напряга и особого ущерба для кошелька помочь кому-то – помоги. Чем незначительнее услуга, тем вернее расчет на ответную благодарность.
Кто-нибудь когда-нибудь формулировал подобные правила для русских? Вспоминаются разве что три «не» для заключенных наших лагерей: не верь, не бойся, не проси. И все. Для прочих категорий населения ничего нет. Каждый вольный человек на Руси мог рассчитывать только на свой ум.
Конечно, в лучших произведениях русских мыслителей прослеживаются малейшие духовные нюансы, психологические портреты персонажей выверены с изумительной точностью и достоверностью. Однако касается все это в основном общечеловеческих качеств. Особенности русского национального характера были разве что констатированы. Общие же умозрительные правила как жить, как продумывать линию действий в сложных жизненных коллизиях, не были сформулированы. Простые русские люди не получили «клише» для выстраивания своего поведения в непривычных внешних условиях.
Если представить Русский мир огромным живым существом, можно сказать, что достижения цивилизации были им съедены и переварены, но живительные соки ударили в голову, и заболталась она туда-сюда под случайными порывами ветра. Тело же как было закостенелым, таким осталось. Слава богу, что большим и крепким – не распалось. Однако если обычный человек волею судьбы оказывался вырванным из привычных условий существования, он мучительно долго и трудно находил новую общественную нишу. Не было у него нужных слов и разъяснений, что значит жить правильно, и потому он мог действовать только методом проб и ошибок. А пока он находился в поиске, любой шарлатан мог сманить красивой сказкой.
Много было высказано обид, что простые труженики, твердо стоящие на ногах, во все времена оставались глухи к призывам «передовых» людей поддержать их что-то сделать. Не потому, конечно же, русский народ не зажигался пламенными речами кабинетных ученых и массовиков-затейников, что привык безмолвствовать, а потому, что либо не понимал, что от него требуют, либо оценивал предлагаемое как ненужное или даже вредное для себя.
Интеллигенция восхищалась модными идеями, приходившими с Запада. Государственные законы принимались исходя не из действительных народных нужд, а из «общих» соображений, подкрепляемых какими-либо придуманными теориями. А простые люди, повторимся, жили как жили. Не было взаимопонимания – не было и диалога народа с лучшими его представителями, с родным государством.
Мы еще коснемся этих вопросов в следующем этюде. Здесь же констатируем, что оказавшись не в состоянии объясниться с мощной и духовно враждебной государственной машиной, общественные низы отстаивали свои взгляды на правильную жизнь доступными им способами – показной леностью и нерасторопностью, неповиновением или стихийным бунтом. Русский человек несомненный рекордсмен в умении затягивать или извращать любое
