Пьесы - Иосиф Леонидович Прут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М а к е н а у. Вы называете их партизанами! Вы помогаете им!
К о ч е т. Что вы, что вы, ваше…
М а к е н а у. Ну и много у вас партизан в Воробьихе?
К о ч е т. А мы про это даже не слыхали… У нас ведь земля не пахотная.
Обер-лейтенант и адъютант усмехаются.
Топи, болота. Глушь страшная, ваше превосходительство! На седьмой только день про войну узнали, обратите внимание! Дорога плохая, пешему — можно, а…
М а к е н а у (адъютанту). А ну-ка давайте народ!
А д ъ ю т а н т (в дверь). Входите! (Спрашивает у первого на пороге.) Это — Кочет?
Идет вереница жителей города. Они проходят мимо Кочета. Кто задерживается дольше, кто меньше, но реакция у всех — одинаковая: все отрицательно качают головой, никто в этом грязном, бородатом мужике не узнает секретаря райкома. Последней идет с т а р у х а. Она разглядывает Кочета дольше всех.
М а к е н а у. Ну? Узнаете? Сто тысяч рублей!..
С т а р у х а. Ваше превосходительство! Отец! Кормилец! Спаситель! Хочу по секрету…
М а к е н а у. Короче! (Отходит с ней в сторону.)
С т а р у х а (шепотом). Мы никогда не встречались, никогда не имели ничего общего с коммунистами… Я его в глаза не видела, этого проклятого секретаря! Но тут — совсем рядом — живет один старичок, наш сосед. Он здесь полы натирал… Он знает… Если будет удача, прошу учесть, что это я подсказала… Хоть половину суммы.
М а к е н а у (уже не слушая ее — фельдфебелю). Побрить, причесать.
Гестаповцы уводят Кочета.
Проводить почтенную женщину и привести сюда старика! Она укажет.
С т а р у х а (кланяется, уходя с гестаповцем). Помните, ваше превосходительство… Если я буду права…
М а к е н а у (оставшись с офицерами). Накрыть завтрак. Все, что есть в запасе, — на стол!
А д ъ ю т а н т. Слушаю, господин полковник!
О б е р - л е й т е н а н т. Я не совсем понимаю!
М а к е н а у. Не сомневаюсь! Впрочем, это и не обязательно! Главное, чтобы понимал я! (Адъютанту.) Графины с водкой и вином!
Адъютант и денщик торопятся выполнить этот приказ.
Вот теперь посмотрим: кто хитрее — полковник Макенау или секретарь райкома Кочет… если только это он.
А д ъ ю т а н т. Готово, господин полковник!
М а к е н а у. Так значит, не понимаете, господин обер-лейтенант?
О б е р - л е й т е н а н т. Нет еще, господин…
М а к е н а у. Плохо! Не понимать может солдат! Солдат должен только точно исполнять распоряжения, спокойно умирать и — больше ничего! А офицер — ему же для чего-то даны мозги?! (Адъютанту.) Проверьте: здесь ли старик? Вы введете его тогда, когда я налью водку!
А д ъ ю т а н т. Слушаюсь, господин полковник. (Уходит.)
М а к е н а у. И теперь не понимаете, обер-лейтенант?
Офицер отрицательно качает головой. Тогда Макенау идет ко вторым дверям и широко открывает их.
Прошу, дорогой гость!
Входит, хромая, К о ч е т. Он чисто выбрит и причесан. Одет в новенький немецкий офицерский костюм. На ногах — лакированные сапоги. На лице Кочета — недоумение и та же глупая растерянная улыбка. Он щупает себя, рассматривает в зеркале.
К о ч е т. Чудеса, мать святая…
М а к е н а у. Прошу — чем бог послал!
Гестаповцы усаживают Кочета с одной стороны стола, Макенау садится с другой.
Кушай, милый!
К о ч е т («непривычной» рукой трогает напомаженные волосы и, несмотря на офицерский наряд, застенчиво сидит на краю стула). Премного благодарен, ваше превосходительство! Мы сроду такого продукту не видали! (Отставляет тарелку.)
Обер-лейтенант недоуменно пожимает плечами. Тогда Макенау наливает Кочету и себе по рюмке водки. Кочет даже не дотрагивается до своей. Макенау чокается рюмкой со стоящей на столе рюмкой Кочета. В этот момент а д ъ ю т а н т вводит старика п о л о т е р а.
М а к е н а у (Кочету). Ну, будьте здоровы! (Быстро, старику.) Вы знакомы с этим господином, дедушка?
Полотер присматривается; его лицо меняется. Он рвется вперед, к Кочету. Адъютант едва успевает схватить старика за плечо.
П о л о т е р (пытается ударить Кочета по лицу, кричит). Ах ты гадина! Гитлеру служишь, секретарь райкома! С бандитами водку пьешь, сволочь, подлец!
Макенау целится и стреляет.
(Полотер вздрагивает, тихо произносит, смотря на Кочета.) Будь ты проклят. (И падает на пол.)
К о ч е т (тихо). Эх, дед, дед!
Безжизненное тело старика уволакивают. Кочет смотрит ему вслед.
М а к е н а у (откинувшись в кресле, улыбается). Ну, вот и все, дорогой Кочет!
Кочет оборачивается, резко берет рюмку, пьет и закусывает; офицеры тупо уставились в стол со снедью. Макенау подает знак: всем уйти. Адъютант и обер-лейтенант кивают на занятого едой Кочета: не опасно ли оставлять их одних? Макенау гладит свой маузер, кивает на звонок, и офицеры покидают кабинет. Пауза. Кочет ест молча и сосредоточенно, ест так, как будто он у себя в отряде.
М а к е н а у (встает, пересаживается за свой письменный стол, любезно предлагает). Икры?
К о ч е т. Куражитесь, полковник. Жрать ведь самим нечего.
М а к е н а у. Какие глупости! У нас громадные запасы.
К о ч е т. Брехня! Я же в зеркале видел, как ваши холуи смотрели на все это великолепие… Глаза как у голодных шакалов… А скоро вам будет совсем плохо…
М а к е н а у. Вы лучше побеспокойтесь о себе…
К о ч е т. Позабочусь! Что ж, как всегда — на провокации работаете?
Макенау вздрагивает, внимательно слушает.
Хотя чего от вас ждать…
М а к е н а у (тихо). Каждый работает, как умеет. Важен результат! Вот — первая встреча! И она закончилась в мою пользу!
К о ч е т. Это — не первая. На переезде — помните, ведь это был я! Ох, и быстро же вы удирали. Так что пока счет наших встреч: один — один!
М а к е н а у. Но третьей встречи не будет, Кочет!
К о ч е т. Пугаете?
М а к е н а у. Предупреждаю. Хотите сигару? Это «Ван-Хупман», — лучшие в мире.
К о ч е т (подсаживается к письменному столу, издевательски). Во Франции эти сигары покупали?
М а к е н а у. Мы не покупаем! Они отобраны у побежденных.
К о ч е т. Это, конечно, проще! Если позволите, я уж свой — самосадик-табачок курит русский мужичок! Потому краденым, простите, не пользуюсь! (Развязывает кисет и крутит «козью ножку».)
М а к е н а у (подвигая ему спички). Вы надеетесь своей дерзостью вывести меня из терпения, полагая, что я — безболезненно — пристрелю вас… Ничего не получится, мой дорогой! Это старый, известный даже в литературе, прием…
К о ч е т (удивленно). А разве вы что-нибудь в жизни читали?
М а к е н а у (бледнея). Да, читал! Я тридцать лет изучал ваш язык! Вы сидите, как мышь, весь в моих руках… Сидите и дрожите от мысли о повешении! И правильно дрожите: у меня вы легко не отделаетесь.
К о ч е т. Что же: пытать предварительно будете? Не трудитесь, полковник, на меня это не подействует!
М а к е н а у. Ох, Кочет! Кочет, кажется, по-русски — петух? Вы петушитесь, мой друг… Партизаны, которых я вздернул сегодня, валялись у меня в ногах, моля о пощаде…
К о ч е т. Врете, полковник! (И подается вперед.)
М а к е н а у (берясь за маузер). Но-но-но! Слушайте, секретарь райкома… Вы — умный человек. Я хочу предложить вам спокойную службу… Люди нам нужны…
К о ч е т. Победителю-немцу нет нужды
