Безумный король - Эдгар Берроуз

— Что характерно — когда их ловят, они всегда оказываются американцами, — протянул он. — А почему вы не заявили, что вы — принц Питер Бленц? Пропуск-то выдан на его имя. Как вы можете ожидать, что мы поверим в вашу историю, когда у вас на руках документы на два разных имени? Мы относимся с полным уважением к нашим друзьям в Америке, я бы сказал, что мы далеки от того, чтобы как-то навредить американцу, но вы должны признать, что все факты свидетельствуют против вас. Вы были обнаружены в том самом доме, где обычно останавливался Дронтов по приезде в Бургов. Молодая женщина, мать которой содержит этот дом, направила нашего офицера в вашу комнату — и вы попытались сбежать. Я не думаю, чтобы так поступил ни в чем не замешанный мирный американец. Однако я уже сказал, что готов пойти на многое, дабы избежать ошибки, ибо по внешнему виду вы все же скорее американец, чем серб. Поэтому я послал за Питером Бленцем. Если вы дадите мне удовлетворительное объяснение того, как у вас оказался военный пропуск, выписанный на его имя, я буду безмерно рад снять с вас всякие подозрения.

Питер Бленц! Он послал за Питером Бленцем! Барни подумал, каково это — стоять перед расстрельной командой. Он надеялся, что у него не будут дрожать колени, хотя уже сейчас ноги были словно ватные. Оставалась некоторая надежда, что Питер не вспомнит его лица, но надежда очень слабая — ведь Барни имел заметное сходство с Леопольдом Лутским, и именно это обстоятельство когда-то помогло лишить короны принца-регента. Правда, Питер видел Барни вблизи только один раз, да и то с каштановой бородой, которая сильно добавляла ему сходства с королем. Но вместе с Питером наверняка будет Менк, а уж тот сомневаться не будет — он видел Барни в Беатрис и, конечно же, сразу опознает его.

Когда в помещение вошло несколько человек, Барни все так же стоял перед генералом и его штабом. Питер Бленц пришел вместе с фон Кобличем и Менком. Встретившись взглядом с Барни, он побледнел, широко раскрыл глаза и упал бы в обморок, если бы не оперся на руку Менка, сразу подошедшего к патрону.

— Боже мой! — только и мог произнести Питер, добавив имя, которое Барни не расслышал. Менк тоже выглядел удивленным, но неожиданно выражение его лица изменилось — на нем засияла хитрая усмешка. Он повернулся к Питеру и прошептал несколько слов, после чего на лице принца выступило заметное облегчение.

— Похоже, вы знаете этого джентльмена, — сказал генерал, допрашивавший Барни. — Он был арестован как сербский шпион. В его кармане был найден военный пропуск, выписанный на ваше имя, а также документы американского военного корреспондента, которые, по его заявлению, являются его собственными. Знаете ли вы что-нибудь о нем, принц Питер?

— Да, — ответил Питер Бленц. — Я знаю его в лицо. Он вошел в мою комнату вчера ночью и украл мои документы. Мы увидели его и пустились в погоню, но в темноте ему удалось сбежать. У меня нет сомнений, что он сербский шпион.

— Он настаивает, что он — Бернард Кастер, американец, — продолжал генерал, который, как показалось Барни, очень не хотел совершить ошибки — необычно для европейского военного, которые, как правило, одержимы шпиономанией.

— Простите, генерал, — перебил его Менк, — но я хорошо знаю мистера Кастера, который пару лет назад провел некоторое время в Луте. Это — совсем другой человек.

— Достаточно, господа, благодарю вас, — произнес генерал. Даже не взглянув более на задержанного, он повернулся к лейтенанту, стоявшему рядом, и приказал: — Можете увести арестованного. Его уничтожат другие. Вот приказ. — Он передал подчиненному отпечатанный бланк, в который были вписаны имена, а в конце стояла подпись. Очевидно, приказ дожидался окончания допроса Стефана Дронтова.

Конвоиры окружили Барни и повели из штаба в трибунал. Когда Барни проходил мимо своих врагов, он увидел удовлетворение на лице Питера Бленца и откровенную усмешку Менка. И все же он не мог до конца осознать, что его ведут на смерть, что он в последний раз глядит на лица окружающих, в последний раз видит восход солнца и никогда больше не увидит заката.

Он должен быть уничтожен — Барни доводилось слышать это слово в отношении старых больных лошадей или бешеных псов. Автоматически он вытащил сигарету и закурил. В этом жесте не было никакой бравады — Барни действовал совершенно бессознательно. Солдаты под конвоем повели его по улицам Бургова. Они были совершенно равнодушны к происходящему, успев привыкнуть к этой мрачной действительности. Молодой офицер, командовавший ими, нервничал больше, чем арестованный: это был его первый расстрел. Он с любопытством взглянул на Барни, ожидая обморока или хотя бы проявления ужаса перед предстоящей смертью. Но американец молча шел к своему концу, безмятежно затягиваясь сигаретой.

Потом, после (как показалось) длительного времени, конвойные остановились перед большими воротами в кирпичной стене. Когда они вошли внутрь, Барни увидел человек двадцать или тридцать, одетых в гражданское. Под охраной дюжины пехотинцев они стояли перед стеной низкого кирпичного здания. Барни заметил, что в стене нет окон. Ему неожиданно пришло в голову, что в самом виде этой мертвой, пустой, побитой непогодой кирпичной стены есть нечто особенно зловещее и мрачное. Барни впервые увидел военный суд — и тут наконец он полностью осознал, что сейчас он будет стоять вот здесь, у этой страшной стены, а другие люди будут расстреливать его.

На миг Кастера охватило безумие. Он оглянулся на других осужденных и на расстрельную команду. Внезапный рывок к свободе мог бы дать ему временное облегчение. Можно было выхватить винтовку из рук ближайшего солдата и получить хоть какое-то удовлетворение оттого, что отдает свою жизнь не просто так. Тут он заметил, что во двор входит еще один отряд.

Барни охватила полная апатия. Что толку от каких-либо действий, если он не может избежать своей участи? Зачем убивать этих солдат, если они не несут ответственности за его судьбу, а всего лишь выполняют полученный приказ? Близость смерти сделала жизнь особенно желанной. Эти люди тоже хотят жить, так зачем же отнимать у них жизнь без всякого смысла? Он сможет убить одного или двух человек, но потом будет убит сам, так же как и все остальные, у этой кирпичной стены.

Теперь Барни заметил, что другие обреченные отнюдь не делают попыток изменить свою участь. А зачем это делать? Несомненно, многие из них так же невиновны, как и он, и так же любят жизнь. Некоторые тихо плакали, другие стояли, опустив голову и уставившись в землю. Какие видения посещали их в этот последний миг, какие воспоминания? Каких дорогих и любимых людей воссоздавала их память?