Миры (сборник) - Джо Холдеман

Глава 26

На чаше весов

Когда бы все литераторы обладали Бенниной склонностью потреблять алкоголь, литература являлась бы самым легким из всех изучаемых в школах и колледжах предметов. Просто этой литературы было бы, что называется, – кот наплакал.

В среду днем мы с Бенни сидели в кафе возле дома Рассела, решив, что лучше немного переплатить за вино и печенье, но зато уж подальше убраться от «Виноградной Косточки» и от всего, что с ней связано. Вино и здесь оставляло желать лучшего, но если бы даже оно оказалось отменным, я все равно не могла бы позволить себе выпить много – вечером мне предстояло идти на семинар по менеджменту. Я выпила самое большее стакан, а Бенни прикончил все остальное меньше чем за час. Для него это было – в порядке вещей, так он расслаблялся.

Сейчас он находился в одном из своих странных полушизофренических состояний, когда спиртное на него практически не действовало. Он прихлебывал вино, словно чай. Прошло чуть больше месяца с тех пор, как его работы появились на выставке в Вашингтоне. От тех денег, что заплатили Аронсу владельцы галереи, у него оставалось ещё около половины.

Он сделал знак официанту, заказывая еще.

– Но ты представляешь? Это сработает любой идиот, у которого достаточно крепкая рука, а под этой рукой найдется чертежная доска, – сказал Аронс.

– Да ладно тебе, Бенни, – возразила я. – Мне не сработать. А что касается руки, так она у меня покрепче. За этим столиком, сегодня по крайней мере.

– Не-а.

Он положил свою руку передо мной, ладонью вниз. И прежде чем я сообразила, что ответить, из-под ладони выплыла пятидолларовая купюра. Он покатал её в пальцах, перевернул ладонь, подбросил купюру, щелкнув пальцами и поймал.

– Силой не хочешь помериться? – повернулся ко мне Аронс.

– Если честно, мне скоро на занятия. Так что я тебя здесь оставлю. Допьешься до того, что кто-нибудь из этих типов поволочет тебя домой. – Я оглядела зал кафе. – Типов или шлюх.

Мы находились в двух кварталах от Бродвея. Публика в кафе была весьма специфическая, куда ни глянь – ярко-раскрашенное трепло неопределенного пола в окружении свиты с довольно-таки определенными запросами.

– Может, и придется кому-нибудь заплатить, – кивнул Бенни.

– Что? – изумилась я.

– Заплатить, звездунья, заплатить. Чтоб до дома довел, – сказал Бенни. – Кое-кто из этих ещё способен оказать вам услугу за деньги.

– Тыл есть? Тогда дерзай, – разозлилась я. – Пока не выдуешь литра четыре. И не надоедает, а, Бенни?

Я ожидала, что сейчас он выдаст нечто нецензурное насчет вина и шлюх. Вместо этого он снова кивнул и пробормотал тихонько:

– Сегодня мне звонили из галереи. Просят ещё двенадцать работ.

Это было вдвое больше, чем у него купили в октябре.

– Замечательно… – начала я.

– Когда я отказался, – оборвал меня Аронс, – они предложили мне, что сбросят комиссионные до пятнадцати процентов.

– И ты все равно отказался?

Официант принес вино. Бенни дотронулся до бутылки, но наливать вино в стакан не стал.

– Искусство там и не ночевало, – сказал он. Насколько я могла понять, он говорил чистую правду. Что он писал-рисовал? Маленькие вещицы, так, чтобы оживить чей-нибудь интерьер. Одна из его картинок висела у меня в комнате.

– Лучше работать приходящей няней? – спросила я.

– О, приходящей няней! – воскликнул он. – Конечно, много свободного времени, я могу читать. Кроме того, я умею ладить с детьми.

– С карандашом и кистью ты тоже умеешь ладить, – сказала я. – Сколько времени потребовалось бы тебе, чтобы сделать дюжину картинок?

– Дня два. Три. Если совсем разленюсь – неделю.

– Неделя труда, и ты обеспечен деньгами на три месяца! И ты отказываешься? Да ты лунатик…

Он засмеялся, разлил вино по стаканам.

– Ты хоть пригуби, – попросил он и добавил: – Должно быть, и Джеймс в восторге от моих творческих успехов.

– Нельзя так просто посылать ко всем чертям то, что просто плывет к тебе в руки. Глядите, какая примадонна у нас объявилась! Тебе же нужны деньги, – заметила я.

– Нет, – возразил он, – прежде всего мне нужно самоуважение.

– Что дурного в том, что ты немного потрудишься не головой, а руками? – спросила я.

– Ничего дурного. – Он залпом выпил полстакана и долил вино в стакан. – Я рисую и без заказов. Вот пойду, как обычно, в парк, расставлю свои картинки на скамеечке, буду продавать их прохожим. Может, и надую кого-нибудь.

– Получив за картон в лучшем случае десятую часть того, что тебе платит галерея, – вздохнула я.

– О, намного, меньше, чем десятую часть, – поправил меня Бенни. – Но послушай… Ты бы это видела! Они отгрохали афишу с моим портретом; у меня на нем такой глубокомысленный взгляд – закачаешься. А рядом – моя биография, нечто изысканно-путаное, но восхваляющее до небес молодого поэта – никто и не считает мои рисунки за искусство, даже за поделки молодого ремесленника они не идут. Но их раскупают. Раскупают как нечто курьезное, может, как выдумки изобретателя. Кто? Люди, которые легко, словно пригоршню бобов, готовы в любую минуту выбросить на ветер пару тысяч долларов. Просто так…

– Вот именно! – воскликнула я. – Они могут себе это позволить. Если уж им приспичило швырять деньги на ветер, отчего бы этому ветру не дуть в твою сторону?

Бенни покачал указательным пальцем у меня перед носом:

– Это звучит не по-коммунистически.

– Да я и не коммунистка, – возмутилась я.

– Извини. – Он сделал глоток из стакана. – Ты живешь в государстве…

– В Мире.

– Ты живешь во Вселенной, где есть такое государство – твой Мир, и этому государству принадлежит все, что есть там у вас ценного, и оно дает тебе жилье и кормит, взяв тебя на довольствие, и одаривает такими пустячками, как поездка на учебу на Землю, если кому-то кажется, что тебе не мешало бы подучиться в земном университете. Прости, но для меня это – претворенный в жизнь принцип: «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям».

Я попыталась говорить спокойным, ровным голосом:

– Одно дело коммунизм – как общечеловеческий идеал. Другое – марксизм. Да и нет на орбите никакого коммунизма. Кроме того, Маркс не мог предвидеть, что в космосе возникнет поселение с самостоятельной экономикой.

– Все правильно, Марианна. – Он взял мои руки в свои теплые ладони. – Но когда мы видим нечто, потребляющее овес и выдающее в качестве отходов дерьмо, и ты при этом утверждаешь, что это не лошадь, а «бьюик», я согласен – пусть оно называется «бьюиком». От перемены названия суть явления не меняется.