Русская правда. Язычество – наш «золотой век» - Лев Прозоров

Даждьбог-Хорс – это небесный жрец древних русов. Кроме приведенных аргументов, об этом говорит и еще одно обстоятельство. Перун в русских памятниках часто упоминается в паре с Хорсом: вспомним «двух ангелов громных», Перуна и Хорса, в «Беседе трех святителей», «и поганские Богы, паче же и бесы, Перуна и Хъроса и многих остальных попра» из «Памяти и похвалы князю русскому Владимиру» Иакова Мниха, а также многочисленные упоминания этих Божеств на одном дыхании в поучениях против Язычества и двоеверия. «Слово святого Григория»: «И ныне по окраинам молятся ему, проклятому богу Перуну, и Хорсу». «Слово некоего христолюбца»: «Не может терпеть христиан, двоеверно живущих, верующих в Перуна и в Хорса». «Слово Иоанна Златоуста»: «Начали поклоняться… Перуну, Хорсу». И так далее, до XVI века, когда немецкий путешественник И. Вундерер видел под Псковом каменные идолы Перуна и Хорса. Пара эта напоминает парность Перун – Волос из договора Олега и Святослава, а также иных источников. Речь не о пресловутой теории «основного индоевропейского мифа» Иванова и Топорова о вражде Перуна с Волосом, причем последний неизвестно в честь чего назван «змеем». Теория эта, разрекламированная ее создателями и нашедшая отражение в ряде популярных изданий (включая, увы, книги талантливого исторического романиста М.В. Семеновой), не подтверждается источниками и даже прямо им противоречит. Об этом, впрочем, подробно рассказано в Приложении 2. Гораздо убедительнее сопоставление Велеса/Волоса с волхвами. Предположение о взаимозаменяемости Хорса и Волоса/Велеса было выдвинуто еще А.А. Потебней. Он, кроме сходства пар «Перун – Хорс» в поздних источниках и «Перун – Волос» в договорах, обратил внимание и на Кърта из хорутанских преданий, к которому попадают усопшие – а в балтийской мифологии Велес, Веле, Вялнис связан именно с загробным миром. В последнее время обратил внимание на близость положения этих Божеств и И.Н. Данилевский. Речь, конечно не идет о том, что Хорс и Велес/Волос – одно и то же Божество. Скорее Они соотносятся как Вишну и Индра. Подмена Индры Упендрой в Тримурти и Панчадэватте произошла не без влияния событий V века до н.х.л. и последовавшего затем тысячелетнего торжества буддизма. Тогда цари-махараджи шли во главе религиозных преобразований, именно из царской среды вышел главный революционер – царевич Гаутама Шакьямуни, вошедший в историю как Будда. И император Ашока, сделавший буддизм государственной религией, был царем. Вернув былое влияние благодаря деятельности Шанкары, брахманы должны были постараться, чтоб подобное не повторялось – и, возможно, с этого времени в Тримурти и Панчадэватте место властного и грозного ведического Громовержца с его неразлучной палицей-ваджрой и полной чашей хмельной сомы занимает рафинированный «просвещенный монарх», не растающийся с украшениями, гирляндами и ароматными притираниями. Для замены Велеса/Волоса Хорсом причины были схожие, но, скажем так, зеркально отраженные. На юге Руси, где влияние жрецов было слабей, его воплощением должен был стать не столь же властный и свирепый оборотень Велес/Волос, Бог мертвецов и зверей, а светозарный, «хороший» Даждьбог Хоре[52], чья деятельность была не шаманской волшбой, а упорядоченным ритуалом (сравни – «хоровод»). Впрочем, не будем забывать и о загробном могуществе хорутанского Кърта, двойника Хорса, и о слове «хоровина» – шкура, – напоминающем одновременно по звучанию Хорса, а по смыслу – «волохатого» Владыку бородатых и волосатых волхвов, зверей и оборотней. Превращение все же не было полным.

Стрибог

Хмелен победным зноем,Стрибог упился боем,И воет: «Успокоим,На дне любовь сокроем!Морское дно, покоемИ женам будь, и воям!»

Вот об этом Божестве известно не в пример меньше, чем о прочих. Самую чуточку побольше, чем о самом загадочном из перечня летописного – пресловутом Семарьгле, от которого вообще, кроме имени, ровно ничего не осталось. От Стрибога осталось еще кое-что: «Се ветри, Стрибожи внуци, веють съ моря стрелами на храбрыя плькы Игоревы». В освещении этой строчки имя Бога уже начинает приобретать немирное звучание. Скажем, со стрижом, простором или струей ассоциаций не вызывает – скорее со стражей, стрелой, острием, стременем, стружием (древнерусское название пики). С древнерусским словом «стрити» – уничтожить. Моравское «stri» обозначает ветер, но не всякий, а приносящий бурю, непогоду. Тот самый северный ветер, который, по норвежской поговорке, рождает викингов. Под Новгородом расположено село Стрибожь, в Польше – Стшибоги. У села Воронино Ростовского уезда, согласно местному преданию, находилось капище Стрибога, на котором гадали по внутренностям жертвенных воронов. Ворон – черная птица, питающаяся трупами, крик которой, считалось, предвещал несчастье – тоже черта к описанию этого Божества. Поэтому попытки объяснения имени Стрибога как индоевропейского Pater bhagos – Бога-Отца у М. Вей и Б.А. Рыбакова, или «распространяющего блага» у Р. Якобсона, или, наконец, индо-иранское stribaga. Первое слово этого сочетания больше известно нам (благодаря кришнаитам-вайшнавам) в индийском варианте, как «Шри» – святой, благой – в кришнаитских писаниях через слово упоминается «Господь Шри Кришна» («возвышенный, благой Бог») у Р. Пирхеггера и Мартынова (последний в этом качестве противопоставляет Стрибога «злому» Даждь-богу), вызывают, назовем это так, сильнейшие сомнения. Общий облик «веющего стрелами» впечатления благостного дарителя или степенного патриарха никак не производит. Скорее напоминает как раз Рудру, отца спутников Индры, Марутов. Кстати, «Маруты» дословно и обозначают «веющий с моря».

Вспоминаются также «стригольники» – новгородские смутьяны конца XIV века, учившие людей молиться под открытым небом, исповедоваться Матери Земле и изготовлявшие обереги. В частности, среди изготовленных ими «наузов» фигурирует крест, на обратной стороне которого расположено изображение… ворона! Похоже, что речь не просто о «созвучии» названия новгородских чародеев и имени древнего Бога. Долгое время полагали, что стригольники были религиозными новаторами-вольнодумцами, еретиками, вроде болгарских богомилов, чешских гуситов или немецких протестантов. Однако так и не удалось выявить самого главного для подобных движений – цельной доктрины. Без этого существование реформаторской секты невозможно, ей обязательно нужна система – логичная и узкая, как бред шизофреника или параноика, основанная обыкновенно на буквальном чтении каких-то мест в библии. Эта система, в свою очередь, должна отразиться хотя бы в литературе тех, кто с ней спорит. Скажем, у появившихся в Новгороде веком позже «жидовствующих» такая система была – упоминаются их книги, сочинения, которыми одно время прельстился ни много ни мало сам великий князь Московский и всея Руси Иван Васильевич, дед Грозного царя. У стригольников ничего подобного нет и в помине – только их речи, отзывающиеся скорее остатками Язычества, чем библейским буквоедством, да колдовство. Да и церковные-то авторы стали величать стригольников еретиками спустя век после расправы с ними, как раз в разгар борьбы церкви с «жидовствующими». Стригольники, похоже, были противниками церкви, если можно так выразиться, с другой стороны – не от «рационального» начетничества и буквоедства протестантов, выступавших против того, что они, зачастую справедливо, называли пережитками Язычества в церкви (культ икон, святых, клир, обрядность), а как раз от этих самых Языческих пережитков.

Но были ли они последними жрецами Стрибога? Вряд ли. Связь между Стрибогом и стригольниками была – но связь опосредованная. Для того чтоб в связи этой разобраться, надо сперва понять, откуда вообще взялось название «стригольники». Исследователи предложили целый ряд обоснований. По первому речь шла о ремесле главного стригольника, Карпа, якобы не то цирюльника, не то суконщика. Эта версия до недавнего времени ходила в самых почтенных, ибо замечательно укладывалась в марксистские схемы сведения любой ереси к борьбе трудового люда, как правило городской бедноты, со злыми церковными феодалами. Вторая версия состояла в обряде посвящения в секту, связанного-де с каким-то пострижением. Нет, возражала третья версия, речь как раз о расстрижении Карпа. Все эти версии грешат одним и тем же недостатком: отсутствием опоры на источники. Не найдено ни одного источника, где расстригу, цирюльника или суконщика называли бы стригольником (а ведь это, согласитесь, читатель, не такие уж редкие породы людей, чтоб про них более нигде и никак не упоминалось). Ровным счетом ничего не говорят обличители стригольничества о таинственных постригах – а уж всяческая обрядность нечестивых еретиков была в сочинениях ересеборцев любимой темой. А уж если ее можно было рассматривать как издевательское подражание церковному ритуалу, как это, несомненно, и было бы, практикуй стригольники постриги – тем более. Но современный российский исследователь А.И. Алексеев предлагает другую разгадку. Корень слова «стригольники» он видит в слове «стрига» или «стрыга». Человеку конца XIV – начала XV века это слово было отлично знакомо. Стригой называли вампира, оборотня, пьющего кровь детей, вредящего посевам, летающего на буйных ветрах (!). Про стриг писали еще древние римляне, продолжала в них верить и православная Византия. Знала стриг средневековая Европа. В начале XII века венгерский король Коломан особой статьей законов рассматривает веру в стриг как Языческий пережиток. Позднее, в эпоху ведьмовских процессов (охоту на ведьм считают чуть ли не фирменным знаком «мрачного Средневековья», но ее разгар относится скорее как раз к пресловутому Возрождению – и угасает где-то на пороге эпохи Просвещения) стриги часто упоминались на процессах. Кого-то обвиняли в знакомстве с мерзкими чудищами, кого-то – в том, что он (чаще – она) на самом деле и был (была) стригой. В Польше знали и мужской род этой нечисти – стрыгаев. Инквизиторы часто говорили о «ереси (!) стриг». Очевидно, новгородские стригольники и были банальными колдунами – тех, кого позднее стали именовать шишками, врагунами, чертознаями, чертистыми. Принцип был тот же – название колдуна выводили от нечисти, с которой он спознался. Оттого и расправились новгородцы со стригольниками – среди которых, кстати, были и христианские священники, и диаконы[53]! – не так, как христиане казнили еретиков, не сожгли их в срубе, как сто лет спустя поступили с вожаками «жидовствующих». Им разбили головы «перуновыми» палицами и скинули в Волхов. Собственно, судьба бедолаг, судя по всему, попросту перегнувших палку в запугивании сограждан собственным «могуществом», мне не особенно интересна. Видимо, им вменили в вину разразившуюся в крае, судя по сообщениям летописей, засуху.