Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов

Шамбала! Загадочное название. Мы уже встречали его, когда речь шла о фантастической географии Гималаев. Есть Шангрила, то есть «Закрытая страна», как до недавнего времени называли Непал, но Шамбала… А что, если это Чампала, Перевал Майтреи? Так как Чампой, Королем Возлюбленным, зовут в Гималаях грядущего учителя веры, а Ла - перевал… Если это действительно так, то Шамбала не более чем наглядный символ веры. Это внутренняя страна, которую каждый может открыть в себе на вершине восьмеричного пути к совершенству. Но не будем вдаваться в тонкости буддийской метафизики. Кочевые племена Гималаев сотни лет ждали пришествия Майтреи. Для них Шамбала стала символом воздаяния за все несправедливости жизни.

В образе легендарного Ригден Джапо, или Эрэгдын-Догбохана, Рерих воспел революцию. В 1926 году он написал свое знаменитое полотно «Красный всадник», которое подарил правительству Монгольской Народной Республики.

Я видел эту картину в Улан-Баторе. Прообразом ее послужила тибетская танка, которую ярко описал сам Рерих:

Страж ворот

«На красном коне, с красным знаменем неудержимо несется защищенный доспехами красный всадник и трубит в белую раковину. От него несутся брызги алого пламени, и впереди летят красные птицы. За ним горы Белухи, снега, и Белая Тара шлет благословение. Над ним ликует собрание великих лам. Под ним - охранители и стада домашних животных, как символы места.

Эта замечательная старинная тибетская картина принесена нам в последний день жизни в Ладакхе».

Ветер играет лохматыми хвостами яков, знаменами, обесцвеченными до белизны тряпками. Отполированная ладонями паломников, лоснится медь больших молитвенных цилиндров перед воротами монастыря. Темно-красные тоги и высокие, гребенчатые, словно у героев Троянской войны, шапки лам ярко рдеют на плоских каменных крышах.

Время словно пронеслось мимо заповедного места, как река, огибающая скалу, протекло по обе стороны горной цитадели, напружив пенный бурун далеко на севере, где вновь сомкнулись струи.

Войдем же в один из этих обветшалых храмов, возведенных в строгом соответствии с каноном. Не знаю, можно ли по одному-единственному дереву судить обо всем лесе, но внутреннее убранство любого ламаистского святилища дает довольно полное представление о храмах Тибета и Монголии, Бутана и высокогорного Непала.

Ворота стерегут стилизованные львы, скорее похожие на широкомордых курчавых собак. Их так и называют «львы-собачки Будды». Сразу же за воротами большая бронзовая курильница, в которой пылают связки можжевеловых палочек. Их благовонный дым отгоняет всякую скверну. Перед тем как войти внутрь, богомольцы подставляют лицо и грудь дымным прядям. Вход всегда расположен с южной стороны, а главная сокровищница - на севере, где находится Шамбала и пребывает в нирване Шакья-Муни. Через позолоченное навершие в виде полумесяца, увенчанного языком огня солнечного диска, храм как бы проникается творческой силой космоса. Предстает в облике миниатюрной, но законченной вселенной, замкнувшей в себе основные стихии.

В центре крыши помещают ганчжир - позолоченный сосуд, наполненный священными текстами. По-тибетски он так и называется «полный сокровищ» - «цзутдан». По углам возвышаются вазы поменьше - «знаки победителя», в которые кладутся не только мани, но и оттиски сочинений буддийского проповедника Адиши. Пройдя от Индии до Тибета, он всюду оставлял за собой «знаки победителя». Проповедовал учение, взывал к отрешенности помыслов и чистоте поступков.

Над дверями, на которых обычно рисуются устрашающие охранители или маски чудовищ, сверкает восьмирадиусный круг с двумя оленями по бокам. Четыре локапалы - хранители стран света - стерегут преддверие святилища. Космическая символика, пронизывающая все индо-буддийские вероучения. Красные четырехугольные колонны обычно расписаны золотыми фантастическими фигурами: драконами, птицами-гарудами, змеями-нага-ми. Так посланцы Вишну и Шивы проникли в оплоты буддизма.

Великан-охранитель (Таиланд)

Места лам распределяются в зависимости от степени и чина. Чем значительнее, тем ближе к святыне. Самым почетным считается место на северной стене, левее от алтаря. Его обычно занимают святые перерожденцы-хутух-ту. Степень старшинства ламы можно установить по количеству подушек на сиденье: от одной до семи. Причем нижняя - для многих она единственная - обязательно плетется из трав. Эта циновка нищего («бхикшу»), который отрекся от мира ради познания высших истин, должна повседневно напоминать об аскетических заветах буддизма. О том же свидетельствует и ромбовидная заплатка на монашеском тюфячке. Когда по прошествии шести лет такой тюфячок заменяют, заплатка аккуратно перешивается на новый, напоминая о нищете, о высоком благе довольствоваться только самым необходимым.

Я не раз беседовал с ламами о символике храмовых причиндалов. Мало кто из них знал об истинном смысле заплатки. Почти все полагали, что это просто украшение. Так оно и есть в теперешнее время.

Перед старшими ламами (в Таиланде они различаются по веерам) обязательно стоит низенький, увитый драконами столик, куда ставятся колокольчик с ваджрой, барабанчик или набор чайных чашек, прикрытых узорными крышками из серебра. При богослужениях столик убирают цветами. На нем могут лежать стопки священных страниц Ганджура, музыкальные инструменты. Перед статуями богов-бурханов на северной стене находится жертвенник, на котором постоянно стоят восемь счастливых драгоценностей: белый зонт, парные рыбы счастья - талисманы из озера Яндок, белый лотос, сосуд с амритой - бумба, хитроумно закрученная нить счастья, победный бунчук и тысячерадиусное колесо.

На этих традиционных жертвах стоит остановиться особо. Рожденные в Индии, эти символы разлетелись далеко за ее пределы, утратив зачастую конкретный смысл и превратившись в элементы орнамента. В Гималаях они встречаются повсеместно: в резных наличниках окон и чеканном узоре сбруи, на вышивках и детских игрушках, женских платках, табакерках, оружии. Они составляют основу затейливых узоров в жилищах, одежде и утвари монголов, калмыков, бурят, тувинцев.

Они проникли даже туда, куда не забирались буддийские проповедники. Характерное сплетение нити счастья («балбэ» по-монгольски) я встречал на фресках церквей в Ростове Великом, на каменном саркофаге мусульманского святого в Хиве, николаевских банкнотах, даже на стальных немецких латах в «Рыцарском зале» Эрмитажа. Эту диаграмму, указывающую счастливый путь в лабиринте перерождений бхоты, не совсем почтительно именуют «кишками Будды».

Многое в гималайской действительности осталось бы для меня тайной за семью печатями, если бы не эти знаки. Они раскрывали смысл ритуалов, предназначение раскрашенных киноварью камней, сложную символику танцев, брачных церемоний, праздничных подарков.

Читая сочинения иных авторов, я с грустью понимал, что они взирали на Гималаи незрячими глазами. Не владея тайным кодом, они буквально пропускали чудеса, проплывавшие перед их глазами.

«Звезды появятся - небо украсят, знания появятся - ум украсят», - говорят монголы.

«Сколько наизусть выучишь,