Где-то на Северном Донце. - Владимир Волосков

Раздражения после поспешного ухода планшетиста майор не чувствовал. Только легкую зависть. Спать вот так беззаботно, да еще днем, сам Савушкин разучился давным-давно. Несмотря на свои тридцать лет, он чувствовал себя по сравнению с двадцатилетним Табарским чуть ли не стариком, почти отцом. И думал о планшетисте как-то сочувственно, по-отцовски.

Что из того, что Табарский самонадеян, что в нем чересчур много хвастливого, мальчишеского? Год, два — и оботрется. Станет настоящим командиром. Главное — парень думающий, совестливый, грамотный. Значит, армии будет весьма полезен. А раз думающий — не требуется никаких моралей и внушений, сам понимает, что к чему. Лобовые сентенции чаще вредят делу, нежели помогают. Надо лишь держать вожжи натянутыми. Чтобы не слишком прыгал, не набил себе напрасных шишек.

Тихонько постучав, в кабинет по-кошачьи бесшумно вошел начальник смены капитан Разумов. Вытянулся, щелкнул каблуками.

— Товарищ майор…

— Здравствуйте. Присаживайтесь.

Доклады начальников смен Савушкин привык принимать по-деловому — за столом, над картой. Дело важное, и тут чеканный скоропалительный рапорт ничего не дает ни докладывающему, которому необходимо многое запомнить и зазубрить, ни принимающему доклад, которому надо досконально знать действительное состояние дел.

— Ну-с, рассказывайте, капитан.

Пока капитан докладывал, Савушкин внимательно слушал, делал на полях карты ему одному понятные пометки, одобрительно кивал чубатой головой.

Все в Разумове нравилось майору. И неторопливость, и обстоятельность, и цепкая память. Даже по-вятски мягко ёкающий говорок был приятен майору. Разумов не относился к числу тех внешне блестящих командиров, отменная строевая выправка и бравый вид которых сразу обращают на себя внимание. Капитан был тих, скромен, внешне больше походил на сельского фельдшера, бухгалтера, штатского администратора, кого угодно, только не на кадрового командира-радиоразведчика. Круглое курносое лицо, в каждой морщинке которого светилось природное добродушие, далеко не богатырский рост и сложение, небольшое брюшко, выпиравшее из-под гимнастерки, делали его внешность обманчиво-простецкой, даже несколько заурядной. Попробуй догадаться, что за этим прячется весьма неробкий, толковый, эрудированный военный специалист, обладающий к тому же недюжинной физической силой и редкой выносливостью, которая позволяла ему делать многокилометровые «марши за одни сутки или дни и ночи неусыпно следить за эфиром, когда обстоятельства требовали того.

Вот и сейчас капитан Разумов докладывал по-обычному негромко, кратко, говорил только о фактах, как бы стесняясь делать обобщения, но майору было все понятно и ясно. Они больше года служили вместе и научились понимать друг друга с полуслова.

— Отлично, — сказал майор, когда доклад был закопчен. И Разумов напрягся, убрал свои бумаги на колени. Комбат имел привычку заканчивать беседу вопросами. Начиналось главное.

Савушкин не заставил себя долго ждать.

— Когда в последний раз противник вносил изменения в радиообмен?

Капитан ответил неторопливо, с разбивкой по армиям и даже корпусам, назвал даты смены позывных, шифров, длины волн.

— Гм… Все как обычно.

— Да. Как обычно.

— Вы пробовали систематизировать многомесячные данные? Как по-вашему, когда они вновь внесут изменения?

Вопрос майора ничуть не удивил Разумова, хотя систематизация и анализ разведданных вовсе не входили в круг его обязанностей. Он пожевал губами, ответил неторопко:

— Дело расплывчатое… Определенных сроков противник не придерживается… Но дней через шесть-семь должны менять. Так подсказывает статистика.

— А раньше могут?

— Только в случае чрезвычайных обстоятельств. Пока что прецедентов не было.

— Не было? Будут.

Разумов чуть улыбнулся, поняв, что имеет в виду майор.

— Ну, а как на нашей стороне?

— Случаев нарушения приказа нет. Рации всех вновь прибывших частей молчат. Тишина.

И они улыбнулись уже вдвоем, опять отлично поняв друг друга. Наконец-то тишина в эфире была зловещим предупреждением для тех, кто топтал и осквернял их, Савушкина с Разумовым, родную землю. За прошедшие полтора года войны чаще случалось обратное.

— Ну, а как с «зоопарком»? Молчит?

— Пока молчит.

— Ничего, выйдут в эфир, никуда не денутся, — уверенно заключил Савушкин. — Нужда заставит. Это и создаст прецедент.

— Я так и понял вас, — буднично согласился Разумов.

«Зоопарком» между собой радисты называли ту группу радиостанций, которая принадлежала частям исчезнувшего танкового корпуса. Радисты-перехватчики, контролировавшие эту группу станций, не знали, что это за соединение: армия ли, корпус ли, или что-то другое, но знали, что они ведут радиообмен между собой. Запоминать позывные станций, которые к тому же нередко менялись да и давались немцами умышленно без какой-либо фонетической или логической общности, было трудно. Поэтому радисты по-своему импровизировали, для простоты давали немецким радиостанциям названия по созвучию с их позывными. Позывной штаб корпуса был МДВ-1, танковые дивизии имели позывные ВЛК и ГСК. Радисты, не особенно утруждая фантазию, прилепили им прозвища «медведь», «волк» и «гусак». Так родился «зоопарк». Изящностью эти устные ярлыки не отличались, но они были просты и удобны и потому охотно взяты напрокат в обиходную речь всеми, кого это касалось, от радиопеленгаторщика до комбата.

Закончив беседу, Разумов с Савушкиным вместе вышли из кабинета.

Длинное помещение приемного радиоцентра было ярко освещено электрическим светом, заполнено разноголосым писком, шуршанием бумаги, стуком радиотелеграфных ключей. Казалось, эти звуки заменяли здесь человеческую речь, ибо никто не говорил, не смеялся и даже не кашлял.

Что хитрого в рабочем месте радиста? Вроде бы ничего. На столе радиоприемник, стопка бланков, несколько карандашей, телефонный аппарат с фоническим вызовом. На краю стола радиотелеграфный ключ и кнопка сигнала на передающий радиоцентр. Возле стола стул. Вот и все хозяйство. Бери наушники, включай приемник, настраивайся на волну той немецкой радиостанции, за которой тебе положено следить. Передает шифровку — записывай. Просто вылезла радиостанция в эфир для проверки связи — тоже записывай. Выпала свободная минута — неси перехваченные радиограммы шифровальщикам, нет этой минуты — унесет начальник смены. Вроде бы просто.

А если таких рабочих мест пятьдесят…

В помещении приемного радиоцентра тоже внешне все вроде бы просто. Во всю длину возле стен длинные-предлинные, похожие на верстаки, обитые крашеной фанерой столы. На столах радиоприемники, возле каждого радист. Видны лишь согнутые спины, стриженые головы, оседланные наушниками. В другом конце здания дощатая перегородка. Там так называемый левый сектор — комната, в которой несут вахту радисты, получившие особо важные задания. Вот и все. Никаких излишеств. И тем не менее майор Савушкин, появляясь в этом здании, каждый раз беспокоится: а ну-ка где-нибудь что-нибудь забарахлит!

Под зданием подвал, в подвале аккумуляторные батареи, питающие радиоприемники. А где-то в стороне, за степами здания, запрятались в лесу многочисленные технические службы, обеспечивающие эту нелегкую работу, И нигде не должно быть сбоев. Поэтому озабоченный Савушкин избрал своей резиденцией на время поисков исчезнувшего корпуса именно приемный радиоцентр. Сюда, как к головному мозгу, сходятся все нервы этого сложного, им самим, майором Савушкиным, созданного организма.

Капитан Разумов вопросительно посмотрел на майора. Савушкин понял его, кивнул. Они бесшумно пошли вдоль столов, за спинами напряженно вслушивавшихся в эфир радистов. Никого не тревожили, никого ни о чем не спрашивали, лишь заглядывали через стриженые головы или короткие девичьи прически на бланки радиограмм — и понимали все с первого взгляда.

Зашли в планшетную. Увидев начальство, Табарский вскочил с табуретки, хотел рапортовать, но Савушкин показал жестом, что не надо. Проверили на карте накладку контрольных пеленгов — все было в полном порядке.

Майор похлопал младшего лейтенанта по плечу, поощряюще улыбнулся и направился к двери. Обрадованный планшетист засуетился возле карт и планшетов, зачем-то схватил карандаш, делать которым ему было абсолютно нечего.

«Теперь туда?» — спросил взглядом Разумов, когда они вновь оказались в основном помещении, заполненном пением морзянки, шорохом бумаги и стуком ключей.

— Да, — вслух тихо сказал Савушкин. — Оставайтесь здесь. Если будут спрашивать, я буду там.

Капитан кивнул.

Майор еще раз огляделся. На их повторное появление опять-таки никто из радистов не реагировал. Бойцы работали напряженно и внимательно.