Гимн Лейбовичу (С иллюстрациями) - Уолтер Миллер

— Что крикнул?

— «Иди!»

— Какой вздор!

— Хммм-хннн! Говоря по правде, я не очень надеюсь на то, что Он придет, но я приговорен к ожиданию и, — он пожал плечами, — я жду.

На мгновение его сверкающие глаза превратились в две узкие щелки, он подался вперед с неожиданным пылом.

— Пауло, приведи этого дона Таддео к подножию горы.

Аббат отшатнулся в притворном ужасе.

— Неотвязный пилигрим! Пугало для послушников! Я пришлю к тебе Поэта-Эй, ты! — пусть он явится к тебе и останется навсегда. Привести дона к твоему логову! Видано ли такое тяжкое оскорбление!

Беньямин снова пожал плечами.

— Ладно. Забудь, о чем я тебя просил. Будем надеяться, что на этот раз дон будет на нашей стороне, а не с теми, другими.

— Другими, Беньямин?

— Манасом, Киром, Навуходоносором, фараоном, Цезарем, Ханеганом Вторым… Я должен продолжать? Самуил предостерегал нас от них, когда давал их нам. Когда у них есть несколько умных людей, которые связаны необходимостью служить им, они становятся еще более опасными, чем обычно. Вот и все, что я могу тебе посоветовать.

— Ладно, Беньямин, я сегодня получил от тебя столько, что мне хватит этого на последующие пять лет, так что…

— Оскорбляй меня, трави меня, гони меня…

— Прекрати. Я ухожу, старик. Уже поздно.

— Разве? А как твое преподобное чрево выдержит поездку верхом?

— Мой живот?

Дом Пауло остановился, проверяя свое состояние, и нашел, что чувствует себя лучше, чем когда-либо за последние несколько недель.

— Он почти в порядке, — удивился он. — Странно, ведь твои слова не столько лечат, сколько ранят.

— Правда… Эль Шадам милосерден, но он также и справедлив.

— Оставайся с богом, старик. После того, как брат Корнхауэр заново изобретет летающую машину, я пошлю на ней послушников, чтобы они бросали в тебя камни.

Они нежно обнялись. Старый еврей проводил его до уступа горы. Аббат спустился вниз, к дороге и направился в свое аббатство, а Беньямин все стоял, укутанный в молитвенное покрывало, чья тонкая выработка резко контрастировала с грубой холстиной набедренной повязки. Дом Пауло мог еще некоторое время видеть его в свете заходящего солнца — его тощая фигура выделялась на фоне сумеречного неба, когда он кланялся и шептал молитву над пустыней.

— Memento, Domini, omnium famulorum tuorum,[97] — прошептал аббат в ответ и добавил. — И пусть он в конце концов выиграет в ножички стеклянный глаз Поэта.

17

— Я могу сказать вам со всей определенностью: война будет, — говорил посланник Нового Рима. — Все силы Ларедана направлены к Равнине. Бешеный Медведь ушел из своего лагеря. По всей Равнине происходят кавалерийские стычки — это обычная тактика язычников. Но государство Чиахуахуа угрожает Ларедану с юга. Так что Ханеган готов послать войска Тексарканы к Рио-Гранде — чтобы помочь «защитить» границу. С полного одобрения Ларедана, конечно.

— Король Джеральди — маразматик и болван! — воскликнул дом Пауло. — Разве его не предупредили, что Ханеган — предатель?

Посланник улыбнулся.

— Дипломатическая служба Ватикана всегда с должным уважением относится к государственным секретам, когда ей удается узнать их. Чтобы не быть обвиненными в шпионаже, мы всегда осторожны в…

— Его предупредили? — настойчиво повторил аббат.

— Конечно. Но Джеральди сказал папскому легату, что тот лжет и обвинил церковь в разжигании разногласий среди союзников Святой Карающей Десницы с целью усилить власть папы. Этот идиот даже рассказал Ханегану о предостережении легата.

Дом Пауло вздрогнул и даже присвистнул.

— И что же сделал Ханеган?

Посланник заколебался.

— Я полагаю, что могу сказать вам: монсиньор Аполло арестован. По приказу Ханегана его лишили дипломатического иммунитета. В Новом Риме поговаривают о том, чтобы объявить все королевство отлученным от церкви. Разумеется, Ханеган уже подвергнут отлучению ipso facto, но это, кажется, не беспокоит большинство его подданных. Как вам, наверное, известно, почти восемьдесят процентов населения Тексарканы исповедуют разные еретические культы, а католическая вера правящего класса всегда была лишь показной.

— Так вот, значит, как обстоят дела с Маркусом, — печально пробормотал аббат. — А что с доном Таддео?

— Я совершенно не представляю себе, как он в данный момент собирается пересечь Равнину, не заполучив нескольких дырок от мушкетных пуль. Становится ясно, почему он так не хотел пускаться в это путешествие. Но пока мне ничего о нем не известно, отец аббат.

Лицо дома Пауло исказила болезненная гримаса.

— Если то, что мы отказались отправить нужные материалы в его университет, приведет к его гибели…

— Не расстраивайтесь по этому поводу, отец аббат. Ханеган сам присмотрит за ним. Я уверен, что дон прибудет сюда, хотя и не знаю, каким образом.

— Я слышал, что его гибель была бы для мира невосполнимой утратой. Ну, ладно, расскажите мне теперь, почему вы извещаете нас о планах Ханегана? Мы находимся в пределах империи Денвер, и я не вижу угрозы этому району.

— Да, но я рассказал вам только начало. Ханеган надеется в конечном счете объединить весь континент. После того, как он будет крепко держать в узде Ларедан, он захочет уничтожить сдерживающее его окружение. Следовательно, следующий ход будет против Денвера.

— Но ведь при этом линии снабжения должны протянуться через всю языческую страну? По-моему, это невозможно.

— Это чрезвычайно трудно, но именно это делает следующий ход несомненным. Равнина образует естественный географический барьер. Если она обезлюдеет, Ханеган сможет считать свою западную границу в безопасности. Но язычники вынуждают все государства, примыкающие к Равнине, держать вокруг нее немалые военные силы. Единственный способ подчинить себе Равнину — контролировать обе плодородные полосы, на востоке и на западе.

— Но даже если это так, — удивился аббат, — язычники…

— Для них Ханеган разработал воистину дьявольский план. Воины Бешеного Медведя легко одолеют кавалерию Ларедана, но они не смогут справиться с чумой скота. Племена Равнины еще не знают об этом. Но когда Ларедан отправит войска, чтобы наказать язычников за пограничные набеги, впереди погонят несколько сот голов больного скота, чтобы смешать его со стадами язычников. Это идея самого Ханегана. В результате наступит голод, и тогда будет просто натравить одно племя на другое. Мы не знаем, конечно, всех деталей, но главная цель — создать легионы язычников под командованием марионеточного вождя, вооруженные Тексарканой, лояльные Ханегану и готовые двинуться на запад, к горам. Если это получится, то этот район окажется под ударом в первую очередь.

— Но почему? Ведь не думает же Ханеган, что варвары смогут образовать надежные военные отряды и помогут создать империю!

— Нет, мой господин. Но языческие племена будут разъединены, а Денвер будет растоптан. Тогда Ханеган сможет легко подобрать куски.

— Что он будет с ними делать? Такая империя долго не устоит.

— Зато она будет безопасной со всех сторон, а сам он сможет без оглядки на тылы ударить на восток или северо-восток. Конечно, прежде чем дойдет до этого, его планы десять раз могут пойти прахом. Так или иначе, этот район имеет все основания опасаться опустошительного нашествия в отнюдь не отдаленном будущем. В ближайшие несколько месяцев следует предпринять шаги для обеспечения безопасности аббатства. У меня есть инструкции обсудить с вами вопрос о сохранении Книги Памяти.

Дому Пауло показалось, что вокруг него начинает сгущаться темнота. После двенадцати столетий в мир пришла маленькая надежда, но вот появился безграмотный князь с варварскими ордами, чтобы всадить в нее острые шипы и…

Он ударил кулаком по столу.

— Мы не пускали их в наши стены тысячу лет, — прорычал он, — и не пустим их еще тысячу. Это аббатство трижды подвергалось осаде во время нашествия Орды, и еще раз снова во время раскола антипапы Виссариона, но мы сохранили наши книги.

— Но сейчас существует еще одна опасность.

— Что же это такое?

— Широко распространились пороховые ружья и картечь.

Праздник Вознесения пришел и минул, но никаких известий об отряде из Тексарканы не поступало. Священники аббатства начали принимать частные обеты от пилигримов и странников. Дом Пауло отказывался даже от легкого завтрака. Шептались, что он наложил на себя епитимью за то, что пригласил ученого: Равнина теперь стала опасной.

На сторожевых башнях постоянно бдили братья, да и сам аббат часто поднимался на стену, чтобы посмотреть на запад.