Перекрестки - Уильям Янг

— Так уходи! Если ты больше не нуждаешься во мне, собирай свои манатки и мотай отсюда. И дружков своих прихвати.

Большому Тони это показалось забавным.

— Я не могу этого сделать, мистер Спенсер. Здесь мое жилье, здесь дело всей моей жизни. Вы, возможно, основали эту территорию, но застроили-то ее мы. Когда-то давным-давно вы дали нам право жить здесь, продали мне принадлежавшее вам по рождению право в обмен на надежность и безопасность существования. Так что мы вам нужны.

— Надежность и безопасность? — возмутился Тони. — Неудачная шутка! Никогда я не знал ни того ни другого.

— Ах, мистер Спенсер, дело ведь не в этом, — проповедовал его собеседник монотонным и почти гипнотизирующим голосом. — Дело не в том, были ли в вашей жизни надежность и безопасность, а в том, что вы верили, что они были. Вы обладаете замечательной способностью творить реальность из страдания и мечты, из надежды и отчаяния, создавать Бога из своего внутреннего мира. Мы просто направляли вас, подсказывали, что вам нужно, чтобы реализовать ваш потенциал и развить воображение, с помощью которого вы могли управлять своим миром. Вы выжили в жестоком и бессердечном мире благодаря мне.

— Однако… — начал Тони.

— Энтони, если бы не я, — прервал его Большой Тони, сделав шаг вперед, — вы были бы мертвы. Я спас вашу жалкую жизнь. Когда вы хотели покончить с собой, я уговорил вас не делать этого. Я, собственно говоря, владею вами! Без меня вы ни на что не способны.

У Тони подкашивались ноги, словно он балансировал на краю пропасти. Он повернулся к Бабушке, но та буквально таяла в воздухе, от нее остались лишь смутные очертания. Глаза Тони словно пеленой заволокло, и все, что было ясно и осязаемо в последние дни, потеряло и яркость, и ясность. Из земли просачивались струи темного яда, они поднимались вверх и опутывали его, подобно нитям, прикрепленным к марионетке, ограничивая способность ясно видеть и мыслить. Отчаяние с жадностью поглощало чувствительные участки его сердца, которые начали было просыпаться к жизни, и засасывало их в колодец глубочайшего одиночества, который всегда был готов разверзнуться у него под ногами. Бабушка исчезла. Тони остался один и практически ничего не видел.

Тут он почувствовал на своем лице движение воздуха, овеявшее его опьяняющей сладостью. Этот аромат вытеснил вонь, казалось пропитавшую все вокруг. И затем Тони услышал шепот:

— Ты совсем один, Тони, и ничего другого ты не заслуживаешь. Было бы лучше, если бы ты вообще не родился.

«Это правда», — подумал Тони. Он был одинок — и поделом ему. Он уничтожил любовь всех, кто ее предлагал ему, и теперь иначе, как живым трупом, его нельзя было назвать. Сознание этого ощущалось им как крушение последних оборонительных сооружений. Страх ледяными пальцами сдавил ему грудь, проникая сквозь тело до самого сердца, и сжимал его, пока оно не остановилось. Тони словно окаменел, не в силах сопротивляться.

Но тут он услышал вдали смех и пение какой-то маленькой девочки. Звук приближался. Тони не мог двинуться с места и почти не мог дышать. Вряд ли девочка найдет его в этой кромешной тьме, она даже не догадается, что здесь кто-то есть. «Пожалуйста, помоги ей найти меня», — обратился Тони к Богу.

Пение приближалось, и вот девочка предстала перед Тони. Ей было лет шесть, ее черные как вороново крыло волосы были убраны с гладкого лба оливкового цвета и удерживались венком из маленьких белых цветов; белый триллиум был заложен за одно ухо. У нее были удивительные карие глаза, с лица не сходила улыбка.

Итак, Тони уже не один, она нашла его. Он испытал облегчение, напряжение в его груди начало ослабевать, он стал дышать глубже. «Но я не могу говорить», — подумал он.

Девочка лучезарно ему улыбнулась.

— Я знаю, мистер Тони, — сказала она со смехом, — но иногда мысли важнее слов.

Тони почувствовал, что улыбается в ответ, и подумал: «Где я?»

— Да, где мы, мистер Тони? Мы не одни здесь. — Девочка крутанулась, ее сине-зеленое платье с цветочками колыхнулось, затем она медленно склонилась в глубоком поклоне, как на сцене. От нее исходило тепло невинности, и Тони почувствовал, как тает ледяная корка, сковывавшая его. Ему хотелось рассмеяться, но он не мог.

«Где же мы все-таки?» — опять пришла мысль.

— Кто вы, мистер Тони? — спросила девочка и по-детски склонила голову набок, ожидая ответа.

«Безнадежный неудачник», — подумал он и почувствовал, как грудь его сжимает отчаяние.

— Вы — безнадежный неудачник? — произнесла малышка, и в уме у Тони промелькнула целая вереница сменяющих друг друга образов, подтверждающих его мысль, его вину.

— Но, мистер Тони, вы же не только неудачник, — заметила она. С ее стороны это было просто наблюдение, а не суждение.

«А кто же еще?» — подумал Тони.

Девочка начала прыгать вокруг него, время от времени прикасаясь к нему пальцами, словно считая что-то. Она объявила нараспев:

— Мистер Тони, вы также могущественный воин, вы не один, вы многому учитесь, вы удивительная вселенная, вы внук Бабушки, вы приемный сын папы Бога, вы слишком слабы, чтобы изменить это, вы прекрасный хаос, вы мелодия…

С каждой ее фразой ледяные цепи, сковавшие Тони, ослабевали, дыхание становилось глубже. Ему хотелось возразить на каждое из ее утверждений, но постепенно он смирился и только смотрел, как девочка танцует, и слушал, как она поет.

Что она могла знать? Ведь она всего-навсего маленькая девочка. Тем не менее он был уверен, что ее слова обладают силой, они отзывались в его застывшем сердце. Появление этого ребенка было подобно наступлению весны, потеплению и таянию снегов, за которыми обязательно должно последовать что-то новое. Малышка остановилась перед Тони и нежно поцеловала его в щеку. Он почувствовал, что может наконец произнести что-то — пусть шепотом.

— Как тебя зовут?

— Надежда! — Она расцвела в улыбке. — Мое имя Надежда.

Всякая сдержанность покинула Тони, и слезы закапали на землю. Надежда взяла его за низко опущенный подбородок и повернула лицом к себе, так что Тони заглянул прямо в ее неправдоподобные глаза.

— Разбейте его наголову, прогоните его, мистер Тони, — прошептала она. — Вы будете сражаться не один.

— Кого прогнать?

— Свое пустое воображение, которое мешает вам познать Бога. Разбейте его.

— Но как?

— Рассердитесь и скажите правду.

— Я думал, тот, кто сердится, всегда неправ.

— Неправ? Я все время сержусь на то, что неправильно.

— Кто же ты? — спросил Тони.

— Я та, кто любит вас. Я всегда вам верна, — ответила девочка улыбаясь и сделала шаг назад. — Мистер Тони, когда вы окажетесь в темноте, не прогоняйте ее огнями, которые сами разжигаете. Темнота не может изменить характер Бога.

— Я думал, Бабушка бросила меня в разгар сражения.

— Она не бросила вас. Это ваше воображение не позволяло вам видеть ее. Вы стали разжигать собственные огни.

— Но я делаю это непроизвольно, я не умею иначе, — признался он.

— Верьте, мистер Тони, верьте — вопреки тому, что говорят ваш рассудок, чувства или воображение.

— Это как раз у меня и не получается.

— Мы знаем. Но верьте, что вы не один, что вы не безнадежны. — Девочка улыбнулась и опять поцеловала Тони в щеку. — Мистер Тони, просто верьте тому, что говорила вам мать. Вы сможете поверить этому?

— Постараюсь, — сказал он даже не столько девочке, сколько себе самому.

— Для этого нужна хоть крупица желания, мистер Тони. Иисус умеет верить. Он поможет вам восполнить недостаток веры. Подобно всему, что длится, вера — это процесс.

— Откуда ты знаешь? — удивился Тони.

— Я старше, чем вы думаете, — улыбнулась малышка и в третий раз совершила вокруг него свой воздушный танец, а затем в третий раз поцеловала его — в другую щеку. — Запомните, мистер Тони: талифа, куми.[35]

— Она наклонилась и, прикоснувшись лбом к его лбу, прошептала: — Теперь идите и рассердитесь.

Тони почувствовал, что на него, как при землетрясении, с грохотом накатывают содрогающиеся волны; его гнев пробил темноту и разогнал ее, как ружейный выстрел стаю ворон. Тони упал на колени, но, стиснув зубы, снова поднялся на ноги. Бабушка стояла на том же месте, где он в последний раз видел ее, и была так же безучастна, если не считать некоего подобия улыбки, притаившейся в уголках ее рта.

— Ты лжец! — прогремел Тони, указывая пальцем на своего гротескного двойника. — Ты мне больше не нужен, я отбираю у тебя все права, какими наделил когда-то, лишаю права говорить или решать что-либо от моего имени, и делаю это прямо сейчас!

Впервые самоуверенность Большого Тони поколебалась, он пошатнулся и отступил на шаг.

— Ты не можешь этого сделать! — прорычал он в ответ. — Я сильнее тебя!