Хозяйка нудистского клуба - Маргарита Южина

– Ты ч-че, не догоняешь? – толкнул друга в бок Федор. – Тебе ж сказали – они все тут повязаны. Ну, типа, Клавдия вовсе не убийца, а сотрудник.

– А, ну да... – как дрессированный тюлень, закивал головой Сенька. – Но ваще она точь-в-точь убийца. Такая – ых! И смотрит так – у! Вот ее и надо потрошить в первую очередь. А, ну да... сотрудник...

Чем дольше Акакий опрашивал свидетелей, тем больше приходил к выводу, что Клавдии не повезло в этот раз. Как, впрочем, и в остальные разы. Как-то так получалось, что она все время оказывалась в эпицентре событий. Да и Акакий тоже...

– С Клавдией я разберусь, а вы тут из себя овечек не стройте! – сурово насупился Акакий Игоревич. – Признавайтесь, из-за чего у вас ссора с погибшим была? Говорите, не общались, а свидетели утверждают, что вы в дружбе не состояли, зато постоянно грызлись. Может, вы его и... того, а?

Парней даже подбросило от такого наговора. Они опять заговорили, перебивая друг друга:

– Да чего вдруг постоянно-то? Не, ну мы один раз схлестнулись, а потом и все, его и застрелили... Только не мы! Ха! Чтобы из-за такой ерунды мы его убивать стали! Да у нас и пистолета не было! Вы сначала узнайте, а потом говорите!

– Да как же я узнаю, – возмутился Акакий, – если я из вас уже второй час подробности вытягиваю, а вы ни с места? Рассказывайте! Я ж вам и говорю: рас-ска-зы-вай-те!

Парни насупились, переглянулись, и Федорук заговорил:

– Ну, мы это... нам же денег не хватало. А у Романа бабла... в смысле, он такой реально богатенький буратинка был, и мы...

– Короче! – не выдержал уже и Семен. – Поскольку у нас денег не оставалось, а здесь задержаться надо было, нам пришлось украсть у него кейс. Ну, я не знаю, кейс – не кейс, а сумку такую мужскую. Ее мы и украли.

– А только там денег не было, только документы какие-то. Кажется, чеки из магазина и фотки. Мы посмотрели, ничего не взяли, и кейс ему обратно подкинули. Только когда подкидывали, он нас засек.

– И как разорался! Грит, я теперь знаю, куда мои коллекционные экземпляры деваются!

– А там и не было никаких экземпляров. Да ведь, Сень?

Сеня подтвердил.

– А он все равно орать стал, – надулся Федор. – Ну и... пришлось ему сказать, что если он пасть не захлопнет... Грубо, конечно, получилось. Но мы же испугались! А если б он в милицию подался?

– И что, не подался?

– Так мы ж говорим – не успел! – радостно напомнили в один голос студенты.

– В тот вечер он вообще на мотике уехал, а потом приехал, но с нами уже не говорил, – пояснил Федор. – Скажи, Сень, мотик классный был! Такой черный весь...

Парни еще какое-то время погоревали о том, что им такого мотика не видать, а потом в ожидании уставились на Акакия Игоревича. Все, что могли, они уже рассказали, а теперь, по их расчетам, им пора было на боковую. Кстати, и у Акакия с непривычки глаза то и дело закрывались, будто у больного петушка.

– Ну хорошо, – треснул он ладонью по подлокотнику. – Значит, отдавайте мне свой фотоаппарат и на сегодня считайте себя свободными. Я кадрики посмотрю, может, какой материал меня и заинтересует. Ну не жмитесь, не жмитесь! Я потом отдам. А сейчас вы должны оказать помощь следствию.

Помощь следствию пареньки наконец согласились оказать – пусть уж заберет цифровик, лишь бы не стал распространяться про остальные художества.

– Давай, Сенька, не жадничай, – толкнул друга в бок Федор. – Отцу потом наврешь... Во! Скажешь, что потерял!

– А чего я-то? – возмутился Сенька. – Я ж тебе его отдал. Как ты с дерева слез, так я тебе его и отдал, чтобы не поломать, пока спускаться буду. Че ты вытаращился-то?!

Федор и в самом деле смотрел на друга широко распахнутыми глазами:

– Слышь, Сень, так ведь я ж... я его аккуратненько на сучок повесил. Думал, ты слезешь и сам возьмешь...

– Ё-мое! Он теперь там и завис!

И друзья, забыв про Акакия, вынеслись из номера. Акакий Игоревич не поленился – вышел следом за ними. И тут же столкнулся с горничной Танечкой, которая терпеливо выслушивала Адама Васильевича. Старичок блистал наготой, только самые пикантные места прикрыв газеткой. В общем-то, в нудистском клубе это никого не смущало, и Акакия оголенность почтенного старца ничуть не насторожила бы, если бы не испуганный вид бедолаги.

– Что тут произошло? – тоном начальника трудовой колонии спросил Акакий Игоревич. Причем у него препаршиво заныло где-то в желудке. От предчувствия нового преступления его стало даже поташнивать.

– Вот, Танечка! Молодой человек – свидетель! – тут же упер в него свой крючковатый палец Адам Васильевич.

– Ни... ничего я не свидетель! – выпучил глаза Акакий. – Я ничего не знаю! Что случилось-то?

– Второе пришествие! – торжественно проговорил Адам Васильевич. – Не пугайтесь, я вам сейчас все объясню. Значит, пошел я заряжаться утренней энергией...

– Адам Васильевич, ну кто в четыре утра заряжается? – с укором проговорил Акакий. – С утра пьют только лошади!

Старичок запыхтел и гневно завращал очами:

– Я не пить пошел, как вы выражаетесь, молодой человек, а именно заряжаться! В июне в четыре утра начинается восход солнца, а на восходе наше светило обладает особенной силой. Поэтому как раз в это время надо повернуться к нему лицом, раскинуть вот так руки, блаженно закрыть глаза и постараться впитать в себя как можно больше солнечных лучей!

Адам Васильевич даже наглядно продемонстрировал, как нужно встать, то есть широко раскинул руки, прикрыл глазки и стал ждать неизвестно чего. При этом газета в его руке теперь белела, как протест против маленькой пенсии.

– Акакий Игоревич, вы б его толкнули, что ли, – прошептала Танечка. – Видать, заснул старичок.

Но тот и сам открыл глаза и снова прикрылся газетой.

– Я уже понял, – утонченно проговорил Акакий. – И завтра же, с первым лучом, сам точно так же раскорячусь... простите, рас... растопырюсь...

– Увы и увы, друг мой! – выкрикнул старичок прямо ему в рот. – Не получится! Потому как сейчас в нашем заведении завелось чудище мохнатое!

– Что, Агафья опять выскочила непричесанная? – тихонько спросил у Танечки Акакий.

Горничная недоуменно пожала плечиками.

– Это существо мужеского полу, потому как величины необыкновенной! – продолжал нагонять страху Адам Васильевич. – Я его заметил под деревом, он негодовал – топал ногами и кряхтел. И, вероятно, поджидал меня. В робких солнечных лучах я не успел разглядеть его профиль, но облик его был ужасен!

– Под каким деревом? Что у нас на пляже? – переспросил Акакий и самолично поспешил посмотреть, где негодовало мохнатое чудище.

Под деревом склонились оба незадачливых шантажиста и ковырялись пальцами в кучке металлического мусора.