Полиция памяти - Огава Ёко

Библиотеку пламя сжирало сразу всю целиком. Никогда в жизни я еще не видела, чтобы какое-либо строение горело так прекрасно и совершенно. Эти сияние и жар, поглощающие все и вся, заставили меня забыть свои страхи и тревоги. Слова, которыми так настойчиво пытался убедить меня R, как и последний крик той женщины в шляпе, наконец-то уплывали от меня в непроглядную черную даль.

Поглазеть на это зрелище хотя бы издалека пришло довольно много людей, и порывами ветра до нас доносило их голоса:

— Зачем же было сжигать все здание? Это уж слишком…

— Но там ведь не было ничего, кроме книг. Куда проще спалить все сразу и не мучиться!

— И что же с этим местом сделают дальше?

— Наверное, превратят в пустырь, как и розовый сад. Или Тайная полиция отгрохает себе новую штаб-квартиру. Давно собираются, как я слышал…

Мы поднялись еще выше, до птичьей обсерватории. Здесь уже не было никаких зевак, не звучало ничьих голосов. Последний раз я заглядывала сюда во время прогулки и при свете дня не заметила в обсерватории каких-то больших изменений. Но теперь, под покровом ночи, я увидела, что это здание — сплошные руины. Оконные стекла выбиты, повсюду паутина, вся мебель вверх тормашками. На полу, куда ни шагни, какой-то вышедший из употребления мусор: кофейные кружки, карандашницы, истлевшие пледы вперемежку с обрывками документов… Стараясь не оступиться, мы пересекли смотровую рубку. Я подошла к окну, из которого мы с отцом наблюдали за птицами. И сгрузила книги на пол рядом с собой.

— Осторожней там… Осколки еще выпадают! — предупредил старик за моей спиной. Я кивнула и облокотилась о подоконник.

Внизу и наискосок, сразу же за кустами, горела библиотека. Так близко, что казалось, протяни руку — дотронешься; но так нереально, будто на экране в кино. В темноте не двигалось ничего, кроме пламени. Море, деревья, мы сами — все затаило дыхание и замерло в оцепенении, словно боясь нарушить этот великолепный пейзаж.

— Давным-давно кое-кто сказал: «Те, кто сжигает книги, в итоге будут сжигать людей»[14]… — пробормотала я.

Старик озадаченно потер подбородок.

— И кто же такое сказал?

— Да не помню уже. Какой-то большой человек… Думаете, так и будет? — спросила я.

— Ну… не знаю. Сложный вопрос! — Старик уставился в потолок, похлопал глазами и вновь почесал подбородок. — Кто бы там что ни говорил, это просто исчезновения. Они ведь не жгут без разбору все, что вообще написано! Да и что поделаешь? Сопротивляться исчезновениям бесполезно. Твой «большой человек» должен был это знать не хуже нашего, так что наверняка простил бы. Все-таки сжигать людей — это слишком страшно. И причин, чтобы такое устраивать, вроде бы нет…

— Даже если однажды исчезнут и люди? — не выдержала я.

Старик втянул в себя воздух, задержал дыхание и заморгал еще быстрей.

— Ох и мудреные у тебя вопросы, принцесса! Н-ну… Тогда… Как бы это сказать… А, вот! Нас, людей, исчезновения не касаются. Мы и без них когда-нибудь помрем. Все до одного. Так что доверься судьбе и не думай лишнего!

Явно радуясь наконец-то найденному ответу, старик защелкнул шпингалет на разбитом окне.

Библиотека продолжала гореть. Я подняла с пола одну из книг и бросила из окна. Распахнув на ветру страницы, та протанцевала в воздухе над кустами и сгинула в языках пламени.

Дальше была очередь старика. Он выбрал томик потоньше и полегче, так что его полет в пекло оказался куда элегантнее моего.

Мы повторяли сей ритуал снова и снова. Провожая каждую книгу, как последнюю драгоценность.

Ветер переменился, и в окно стало задувать горячий воздух. От походов по заснеженным улицам наши ноги совсем закоченели и только щеки горели огнем.

— Что вы почувствовали, когда исчез паром? — спросила я.

— Ох, давно это было… Теперь и не припомню, — ответил старик.

— Так как же мне жить, уже с завтрашнего утра? — пробормотала я, выбирая самую толстую книгу в крафтовой суперобложке.

— Главное — не брать дурного в голову. У меня так же было! Ну потеряешь работу. Поболтаешься чуток между небом и землей… Но понемногу все как-нибудь наладится! Уже скоро найдешь себе новое занятие, а о прежнем и думать забудешь…

Старик вгляделся в ночную даль за окном.

— Но я-то продолжу сочинять все равно, — сказала я. — Пусть даже и втайне.

Вскрикнув от удивления, он развернулся ко мне. А я размахнулась что было сил и обеими руками зашвырнула тяжеленный том как можно дальше. Крафтовая суперобложка трагически застонала.

— Думаешь, у тебя получится?

— Сама не знаю. Но R говорит, что я обязательно должна продолжать, иначе мое сердце исчезнет.

— Вон даже как? — Старик снова схватился за подбородок, и лицо его от задумчивости сморщилось, как печеное яблоко. — Я тоже делаю так, как он говорит. И каждый день слушаю свою оругору. Но особых изменений в себе не замечаю. Никакие воспоминания не возвращаются, и я вовсе не становлюсь сильнее. Я просто слушаю чудесные звуки из деревянной шкатулки, вот и все.

— Возможно, вы правы и это никак не поможет… Но свою недописанную рукопись я все-таки спрятала. Дописывать исчезнувшую историю — занятие, конечно, весьма необычное. И довольно опасное. Но я очень не хочу, чтобы R разочаровался во мне. Вопрос не в том, куда там исчезнет мое сердце и все такое… Мне просто слишком тяжело, когда он расстраивается.

— Я тоже буду слушать дальше свою оругору. Хотя бы потому, что это роскошный подарок мне на день рождения, — сказал старик, бережно отряхивая мои волосы от приставшего пепла. — Делай что хочешь, только береги себя. А если я понадоблюсь, всегда зови…

— Спасибо, — сказала я.

Последняя книга наконец улетела в огонь. Библиотека начала разрушаться. С грохотом полетел очередной кусок крыши, падали стены. Стойка выдачи книг и кресла читального зала превращались в угли на наших глазах.

Опершись о подоконник, я следила за траекторией, которую выписывала в воздухе наша последняя книга. И вдруг поняла, что она мне напоминает. Давным-давно мы с отцом стояли у этого же окна и тоже следили за траекторией… Я глубоко вздохнула, и что-то кольнуло в груди. Словно жаркая, негасимая искорка вдруг заплутала в бездонном болоте моего сердца.

— Птица! — вспомнила я. Вот кто махал точно так же крыльями, улетая все дальше и дальше…

Впрочем, и это вспоминание скоро исчезло в огне. И уже одна только ночь разбегалась во все стороны сразу.

20

Как и предсказывал старик, другая работа нашлась очень быстро. Глава соседского комитета порекомендовал меня торговой компании, которой заправлял его друг.

— Фирма совсем небольшая, продают специи оптом. Но хозяин и сам человек интересный, и дела ведет хорошо. Сказал, что им нужна секретарь-машинистка.

— Машинистка? — переспросила я.

— Ну да. А что не так?

— Все так, но… У меня же никакого опыта. Так, разминала когда-то пальцы, еще в студенчестве. Может, я им не подойду?

«Машинистка…» — повторила я несколько раз про себя. Уж больно особенным показалось мне это слово.

— А ты не бойся! Поработаешь — втянешься. Он и сам так сказал. Да и загрузят тебя поначалу, наверное, совсем не машинописью…

— Очень вам благодарна. Простите, что доставила вам столько хлопот! — сказала я, кланяясь. Слово «машинистка» все повторялось эхом в ушах. Что же оно мне напоминает? Но моя память совсем ослабла: сколько я ни шарила в ней, точно багром в болоте, так ничего и не нащупала.

— Ну что ты, не бери в голову! — Глава соседского комитета довольно улыбнулся. — Я просто соединил вас, как мостиком берега. После каждого исчезновения мы все должны помогать друг другу чем можем!

Так я стала работать в компании, торгующей специями. Само собой, мое обычное расписание дня перевернулось с ног на голову. Просыпалась я теперь спозаранку, заготавливала еду, воду и что еще может понадобиться R в течение дня, относила все это в убежище. Вечером, вернувшись с работы, сразу же проверяла, нормально ли все там, и шла выгуливать Дона, а уже затем готовила ужин. Поначалу, оставляя дом на десять часов без присмотра, я весь день волновалась. В голову так и лезли всякие жуткие мысли: а вдруг случился пожар, или заберутся грабители, или R неожиданно заболеет? Или даже — страшно подумать — нагрянет очередная зачистка?