Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сейчас даже серебро отходило на второй план. Теперь его терзали новые думы, и новые волны ярости заставляли сжиматься кулаки: подлые твари! Дождались его отъезда и решили убить «племянника»! Ребёнка! Ну ладно, это он ещё мог понять… Когда люди ослеплены великим желанием – а титул графа ничем иным считать и нельзя, – то они готовы пойти на всё… и убийство ребёнка, стоящего между титулом и ими, конечно, большой преградой не станет; но ведь у того ребёнка есть «дядюшка». И в этом случае люди дядюшкой просто пренебрегли как трусом, как стариком… И понимание того, что Малены его не ставили в расчёт, пренебрегали им, приводило его в ярость посильнее, чем отобранное серебро. Ведь горожане, забирая у него деньги и посмеиваясь над ним, его не знали. Да и он их не знал. И при желании со временем мог забыть этот свой позор и больше никогда не возвращаться в Винцлау, чтобы не освежать свой конфуз в памяти. Но в Малене всё было иначе. Ему буквально плевали в лицо, плевали с криками: и что ты нам сделаешь? Мы тебя не боимся! Не убили нынче, так убьём вашего ублюдка в следующий раз. А заодно и эту блудную его мамашу.
Да… Они кидали ему вызов. И в том, что это общее решение всей фамилии Маленов, владетель Эшбахта не сомневался. Волков шёл по душным коридорам замка Винцлау и невольно потирал место между шеей и левой ключицей. Там снова у него покалывало.
«Осмелели? Дерзнули на открытое убийство! Но отчего? Кто это у них появился такой рьяный… Или, может…».
Нет, он не хотел верить в то, что кто-то из влиятельных Маленов общался с герцогом, и тот… Нет-нет, это было невозможно. Герцог, при его щепетильности, никогда бы не дал своего согласия на открытое убийство ребёнка. В этом генерал был уверен. Карл Оттон был расчётлив, холоден и беспощаден, но формально он неукоснительно соблюдал рыцарские традиции. Тем более теперь, когда именно от Волкова зависели все планы курфюрста на столь желанный им брак.
Нет, конечно, герцог тут не при чём.
А вот его оголтелое семейство… Некоторые из этой фамилии, младшие сыновья, те, кому не хватило ни земель, ни доходов, вот они-то могли пойти на что угодно – и Вепрь это уже доказывал своими бесчинствами на реке, – особенно если им за содеянное пообещают хоть какой-то надел с мужиками. Или даже просто серебра. И кто мог заказать убийство юного графа? Волков сейчас не мог вспомнить, кто именно, из всей многочисленной фамилии, был первым претендентом на титул после его «племянника» Георга Иеронима, последнего из Мелендорфов. Ничего, приедет и разузнает. Но… Скорее всего, это было общее решение, решение старших членов рода, а не решение одинокого честолюбца. Видно, решили, что после убийства Георга Иеронима часть доменных земель новый одиннадцатый граф поделит между участниками заговора. Заодно, лишив Брунхильду законного сына из рода Маленов, прибрать к рукам и принадлежащее ей Грюнефельде после её смерти. В общем, сплошные выгоды всей семье. Впрочем, это всё были лишь мысли, размышления, домыслы. И теперь барон желал только одного, побыстрее оказаться в Эшбахте. Он хотел знать, жив ли юный граф, жива ли Брунхильда. Так хотел, что у него снова и снова кололо под ключицей, и ему приходилось сдерживать себя, чтобы не поспешить в конюшни, а там не запрыгнуть в седло и не поскакать на север к Ольденту, к перевалу, за которым начинаются плоскогорья Эвельрата, места уже знакомые и близкие к дому.
«Нет, нет, - он себя убеждал в этом, – с Брунхильдой и мальчишкой ничего худого случиться не может. Раз не удалось негодяям дело их сразу и в ночь, так уже не удастся и после. Кёршнер писал, что послал гонца в Эшбахт, а там и Роха, и Рене, и другие офицеры и солдаты; они, если получили весть в утро, так уже до обеда в Малене были и Брунхильду с графом тут же в Эшбахт препроводили. Ах, как жаль, что замок никак не дострою».
А пока он вернулся в свои покои, и глядел, как Гюнтер собирал его вещи, а фон Готт и Кляйбер перебирали в ящиках его оружие и доспехи. Все были при деле, но генерал не удержался от пожеланий, скорее от волнения и нетерпения, чем по делу:
- Фон Готт, надобно коням задать две порции овса к ночи, пусть отъедятся, завтра поедем быстро.
- Так не волнуйтесь, господин, - за оруженосца отвечал ему Кляйбер, - верховым коням я дал порцию хорошую, хоть они и налегке пойдут, а тем, что карету потянут, так двойную положил, до завтрашнего вечера только поить будем. Всё в порядке с лошадками нашими, не извольте волноваться.
Кавалеристу генерал доверял, тот лошадей знал с детства. И здоровых знал, и в болезнях конских разбирался. Волков ничего больше советовать не стал, а скинул колет и в одной рубахе сел за стол, перечитывать письмо: вдруг от волнения первый раз упустил что важное.
Но, конечно же, ничего нового в письме он не нашёл, он читал его внимательно, несмотря на волнение. В общем, Волков просто перечитал послание ещё раз и получил повторную порцию ярости, хотя она уже была не такой силы, как первая. А потом Гюнтер пришёл из прихожей и сказал:
- Посыльный от госпожи маркграфини.
Посыльный приходил напомнить ему, что Её Высочество ждёт барона на ужине, а сам ужин будет раньше прежнего. На это генерал обещал быть.
***
Платье на ней было такое вольное, что от маркграфини было глаз не отвести. Плечи прекрасные открыты, и грудь обнажена едва ли не до сосков, а ещё у женщины были открыты её красивые руки до самых локтей. Подобные платья строгие мамаши позволяли надевать девицам на выданье, коим подошёл срок замужества и которых уже выпускают на балы. Ещё он вспомнил, что подобные порицаемые святыми
