Чемпионы Черноморского флота - Greko

— Даа…

Тут грузин явно оскорбился. Соединил пальцы правой руки, выставил её вперёд и в такт словам горячо заговорил.

— Ты живёшь у немцев и спрашиваешь меня про аптеку⁈

Не дождавшись ответа вконец растерявшегося Васи, грузин отмахнулся.

— Эээ!

И пошёл дальше, что-то бурча себе под нос. Явно высказывал сомнения в умственных способностях этого русского.

«Вот взяли моду идиотом выставлять! — возмутился Вася, поворачивая стопы, и направляясь к хозяину дома. Тут улыбнулся. — Как говорил наш ротный, 'если вы такие умные, почему строем не ходите⁈»

Хозяин выслушал вопрос Васи.

— Аптека, минхерц, в городе одна. У господин Шенберг.

«А! Ну теперь понятно, чего грузин на улице так взбеленился! — сообразил Вася. — Что ж, имел право!»

— Все остальное не есть аптека! Цирульник! — немец продолжал, с трудом выговорив сложное слово. — Шарлатан есть. Шенберг не есть шарлатан. Флор Федорович есть провизОр!

— Флор Федорович? — Вася от удивления перебил хозяина. — Я подумал, что господин Шенберг немец.

— Да, немец. Мой соотечественник, — кивнул хозяин, не понимавший причины недоумения своего жильца.

— Флор Федорович — немец⁈

— Йа, йа! Почему удивляться? Мы же в России есть жить, натюрлих, мой имя, например, есть Платон Маркович Мюллер.

«Ну, ладно. Тут хоть какая-то логика есть. Платон — близко к Паулю. Марк — вообще без претензий. Как появился „Флор Федорович“⁈» — продолжал «бесноваться» внутренний голос Васи.

— Ну, так это все объясняет! — немец не понял иронии Васиного замечания. — А как вы думаете, у него может быть…?

— Молодой человек, — тут уже немец перебил русского, — если нужного вам лекарства нет у провизОр Шенберг, значит его нет нигде в город Тифлис!

«Не очень-то и обнадежил!» — вздохнул Вася про себя.

— Понятно, — произнёс вслух. — И где эта аптека?

— Ступать Эриванская плац и искать Сололакштрассе! Ферштейн?

«Ферштейн, ферштейн!» — пробурчал внутренний голос. — Фюнф минутен, Платон Маркович!"

— Спасибо! — вежливо кивнул. — Пойду.

…Аптеку нашел быстро. С замиранием сердца спросил провизора про хинин. И как же у Васи отлегло, когда, выслушав просьбу, аптекарь кивнул и направился к одному из шкафчиков. Через несколько секунд вожделенный хинин был в руках у Милова. Выслушал инструкции провизора по применению, расплатился. Отдать за него пришлось изрядную сумму. Но Вася сейчас совсем не расстроился. Выйдя на улицу, улыбался, думая, о том, что в данном случае деньги, действительно, не стоят сожаления. Если бы помер, уже не пригодились. А так — ещё заработает! И, кстати, Вася совсем не подозревал, что стоит и радуется сейчас напротив дома, где по преданию останавливался Лермонтов. И что улица эта впоследствии получит имя поэта, с кем бравый солдат мечтал попить винца!

До встречи с соратниками время у него оставалось. Побежал домой, думая о том, что примет первую дозу лекарства, потом смоет пот, чуть отдохнёт, и уже после этого направится на Эриванскую площадь, где и договорились встретиться с Лосевым и Дороховым.

Его путь лежал через Армянский базар — длинную кривую пышущую жаром улицу, упирающуюся в мост через Куру. За ним Васю ждала сомнительная, но желанная прохлада съемной комнаты. Поэтому он не вертел головой, не пялился на окружающую экзотику. Было бы попрохладнее, непременно бы тут задержался. Но не сегодня.

Вдруг он что-то зацепил боковым зрением. Сигнал пошел в мозг: стоять! Он недоуменно завертел головой и сразу все понял. Лавка оружейника! Нет, не драгоценные дамаски и узорчатые булаты. Гора железного хлама, сломанных клинков и прочей дребедени, которую оружейник-старьевщик вывалил у входа. И среди этой мусорной кучи с Куликова поля (с последней войны с турками?) сверкал алмазом обломок сабли. Конечно, алмазом он был для Васи, а не для хозяина лавки.

Вася не знал, что перед ним останки пехотной русской сабли образца 1826 года с ее характерным узким доликом вдоль широкого дола. Клинок был обломан где-то посередине, гарда расколота, сохранив лишь навершие. Зато эфес в черной коже, обвитый золоченой проволокой был как новенький. В голове Милова тут же возник образ тактического ножа, который он не раз держал в руках. Правда, рукоять у такого ножа была прямой и без изысков в виде золоченого оголовья.

Поднаторев в языке жестов с Бахадуром, Вася тут же втолковал оружейнику, что он хочет. Угольком нарисовал контур лезвия, объяснил, какой минимум нужно оставить у гарды, чтобы получилась толковая защита для руки. Кое-как растолковал идею правильного баланса.

— Три манэт давай! — воинственно топорща усы, выпалил хозяин лавки и уставился немигающими и дико выпученными глазами на Васю, словно встретил его в темном переулке далеко за полночь.

Вася припомнил, как морщился аптекарь при виде ассигнации. Догадался, что от него требуют серебро. К его счастью, Шенберг выдал ему сдачу не только сторублевкой, но и монетами. Милову было и невдомек, что ушлый немец произвел обмен по грабительскому курсу. Из расчета пять бумажных рублей за один серебряный. На Кавказе обычно меняли один к четырем.

— На свой манэт! — раздраженно рявкнул Вася и пихнул в руку оружейника три рубля.

Лицо грузина мигом переменилось. Он широко улыбнулся, спрятал монеты и ткнул рукой в направлении шалмана по соседству.

— Вино!

Вася понял, что ему предлагается подождать. Винца и вправду не помешало бы. Он неторопливо и с достоинством отошел от лавки, всем своим видом показывая: работай, работай, а я прослежу!

Через несколько часов грузин вручил Вася отличный горлорез с односторонней заточкой. Даже присовокупил кожаные грубые ножны, наспех скрепленные латунными заклепками. Милов был доволен до соплей. То, что нужно! А дорогие кинжалы в оправленных серебром ножнах, пусть таскают те, кому понты дороже жизни.

Солнце уже было в зените. Раскрасневшийся от жары и вина Вася понял, что нужно торопиться. Наверняка, Бахадур его заждался. Он махнул оружейнику на прощание рукой и потрусил в сторону Куры.

Вбежав в квартиру, оторопел. В центре общей комнаты у стола стояла Тамара, которой, по мнению заговорщиков, не должно было быть до вечера. Девушка, которую и любили, и боялись, в этот момент с улыбкой вскрывала один из двух пакетов, лежавших на столе. Достала платье. Потом вытянув руки, развернулась, любуясь обновкой.

— А, Вася! Прогулялся? — и не дождавшись ответа, как и всякая женщина, не удержалась. — Как тебе?

— Красивое! — Вася душой не кривил.

— Да! В нём и пойду! — Тамара опустила платье. — А