Тигр. История мести и спасения - Джон Вэйллант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, Уза-то был героем, а откуда взяться герою в Панчелазе в девяностые годы? Игуль нашего времени бродил, предоставленный сам себе. Словно рыба, выброшенная на берег, он задыхался на стыке мира дикой природы и мира людей. Для него больше не существовало ни имени, ни закона. Покинув лагерь дорожников в воскресенье, 7 декабря, тигр перешел на другую сторону шоссе и отправился вдоль Тахало вниз к Бикину. Сердце величиной с голову младенца билось в его груди, обновляя кровь в венах и заставляя двигаться вперед.
Глава 13
Спроси у скота, и научит тебя.
Иов 12:7Если бы лев мог говорить, мы бы не поняли его.
Людвиг Витгенштейн[95]Тем не менее разница между умом человека и высших животных, как бы велика она ни была, без сомнений является количественной а не качественной…
Чарльз Дарвин[96]«Его все равно люди, только рубашка другой. Обмани понимай, сердись понимай, кругом понимай! Все равно люди…»
Дерсу Узала[97]В 1909 году потомок эстонских баронов, зоопсихолог Якоб фон Икскюль представил миру свою теорию умвельтов. Икскюль считается одним из основателей этологии — или, как еще ее называют, морфологии поведения животных. Это сравнительно молодая отрасль зоологии, изучающая поведенческие тенденции и социальную организацию с биологической точки зрения. В своем «Путешествии по миру людей и миру животных» (Streifzüge durch die Umwelten von Tieren und Menschen) Икскюль писал: «Сперва мы должны[98] мысленно представить вокруг каждого существа мыльный пузырь — это его личный мир, наполненный только ему ведомыми ощущениями. Проникая затем внутрь таких пузырей, мы наблюдаем, как привычное видоизменяется». Этому пузырю Икскюль дал имя «умвельт», что по-немецки означает «окружающий мир». Под умвельтом он понимал эгоцентричный субъективный мир каждого отдельного животного. Умвельт индивида существует бок о бок с окружающей средой — объективным миром, который никто не в состоянии полностью познать в силу врожденных ограничений наших умвельтов. «Умвельт» — не только красивое слово, но и ключевое понятие для изучения и описания причин поведения других существ.
В контексте городского тротуара, например, умвельт хозяйки существенно отличается от умвельта ее собаки. Допустим, хозяйка замечает витрину магазина с объявлением о распродаже, спешащего ей навстречу полицейского или разбитую бутылку под ногами, в то время как для собаки существует только запах жареного мяса из окна ресторана, собачьей мочи от пожарного гидранта и крошек пончиков возле бутылочных осколков. С объективной точки зрения они оба находятся в одной и той же среде, однако их личностные умвельты дают им совершенно разное представление о ней. При этом обе параллельные реальности, в которых они находятся, имеют общие черты: и хозяйка, и собака должны с осторожностью переходить через дорогу и обращать внимание на других собак, хотя на то у каждого будут свои причины. Чтобы понять различия между этими перемежающимися умвельтами, мысленно отмечайте объекты интереса каждого из движущихся индивидуумов своим цветом, меняя насыщенность в зависимости от степени их заинтересованности — подобно тому, как инфракрасная камера отражает изменения температурного фона. Например, и хозяйка, и собака могут почувствовать запах жареного мяса, но для собаки он будет иметь куда большее значение — если, конечно, хозяйка не слишком голодна.
Романтическая натура Икскюля уравновешивалась самодисциплиной, благоприобретенной за годы научной деятельности. Став профессором Гамбургского университета, в 1926 году он основал Институт исследования окружающей среды (Institut für Umweltforschung), где впервые была применена его методика[99]. Икскюль подробнейшим образом описывал умвельты, принадлежащие широчайшему спектру живых существ: от человека и птиц до клещей и морских огурцов. Основанные на последних данных о биологических процессах, свойственных этим организмам, его записи представляют собой увлекательнейшее чтение — и уникальный пример эмпатии: «У клеща нет глаз[100], но он выбирает себе наблюдательный пункт, руководствуясь светочувствительностью панциря. Будучи слепым и глухим, он распознает приближение жертвы по запаху. От кожных желез всех млекопитающих исходит запах масляной кислоты, побуждающий клеща броситься на добычу». Икскюль пытался при помощи науки и воображения понять, что чувствует другое существо, — примерно так же, как король Артур, которого в романе Т. Х. Уайта «Меч в камне» волшебник Мерлин превращал в различных животных. Удивительно наглядные описания Икскюля тем более поразительны, что сделаны они были в то время, когда подобными вещами интересовались мало и не стремились проникнуть в субъективное мироощущение животных. В 1934 года Икскюль писал: «Эти иные миры[101], столь же многообразные, сколь и сами животные, открывают всем любителям природы великолепные просторы, по которым так чудесно путешествовать, даже несмотря на то, что открываются они не физическому зрению, а только духовному».
Эти идеи обрели популярность в шестидесятые, когда на волне движения за права человека сформировалось более серьезное и ответственное отношение к чувствам животных и их правам. В частности, это привело к тому, что в 1966 году в США был принят Закон о благополучии животных. Однако противоречия между убежденными бихевиористами и этологами никуда не делись. Первые отрицают наличие сознания у животных, считая их всего-навсего биологическими механизмами, которые обладают совокупностью инстинктов и базовых реакций, но никак не тем, что мы привыкли называть сознанием. Именно поэтому нам столь необходим язык — наше главное отличие от братьев наших меньших. В научно-популярной книге «Если бы лев мог говорить» Стивен Будянски пишет: «Для описания когнитивных процессов не существует способов, которые не подразумевали бы использования слов»[102]. В конечном счете проблема сводится к умвельту. Мы до такой степени являемся заложниками собственного субъективного опыта, что только огромным усилием воли и воображения нам удается вырваться за его рамки и понять опыт и саму сущность хотя бы другого человека, не говоря уже о животных.
На самом деле способность проникнуть в умвельт другого существа не столько новообретенное умение, сколько утерянное искусство. Можно смело утверждать, что удачная охота есть не что иное, как акт абсолютной эмпатии: охотник убьет свою добычу только в том случае, если сумеет прочитать ее умвельт — до такой степени, что начнет подражать поведению животного и маскироваться под него. Наши предки не просто умели анализировать и имитировать природу конкретного животного, но проникались его духом, и именно это позволяло им благополучно существовать да еще физически и духовно развиваться в полной опасностей окружающей среде. Для охотничьих племен — удэгейцев, къхонгов, хайда, сиу — животные были не просто пищей; они считались кровными родственниками, духовными побратимами, помощниками на охоте, источниками силы и связи с окружающим миром. Границы между умвельтами человека и животного были, в силу необходимости, обозначены не так резко, как теперь. Большинство жителей Бикинской долины сохранили эти навыки и тесные взаимоотношения с животным миром до наших дней. Среди охотников и сегодня встречаются те, кто может разговаривать с тиграми и определять дичь по запаху. В Ясеневом, где преобладает русское население, зимой 2007 года можно было наблюдать такую картину: мужчины в зеленом камуфляже окружили человека, который танцевал и приплясывал с лосиными рогами на голове.
«Силами эволюции все виды животных формировались так, чтобы наилучшим образом удовлетворять свои основные потребности[103], — писал Джордж Пейдж в комментарии к серии телевизионных передач „Разум животного: взгляд изнутри“. — Чем больше факторов конкретному виду приходится держать в голове, тем он умнее. В противном случае он попросту вымрет». У Жоржа Леруа — натуралиста, лейтенанта королевской охоты в Версале при Людовике XV — было много возможностей для наблюдения за взаимоотношениями между хищниками и их добычей. Леруа заключил, что волки кажутся гораздо умнее оленей потому, что они бы умерли с голоду, будь это не так. В то время как растительная пища, которой питаются олени, всегда в изобилии растет под ногами, волчья добыча не только умеет быстро бегать, но и делает все возможное, чтобы не быть съеденной. Чтобы ее поймать, хищникам приходится активно — и сознательно — изобретать новые охотничьи уловки, приспосабливаясь к случайным событиям в условиях постоянно меняющейся среды и стараясь обернуть их себе во благо. Любой охотник или предприниматель знает, как нелегко этого добиться, ведь подобные условия, как правило, благоприятствуют жертве, а не хищнику.