Верни мне музыку. Воспоминания современников - Арно Арутюнович Бабаджанян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А человек он без преувеличения удивительный: бескорыстный, с открытым людям сердцем, отзывчивый до беспредельности. Как щедр он на добро, как умеет радоваться успехам других – иногда мне кажется даже больше, чем собственным!
Недавно я побывал с авторскими концертами в Омске. А до меня, месяца три назад, туда ездил Эдвард Мирзоян. Как хорошо говорили все о моем друге – о его музыке, о встречах, которые происходили с ним в концертных залах, на предприятиях, в клубах и дворцах культуры! Говорили о том, какой он интересный, добрый человек, какая у него интересная, добрая музыка.
Меня всегда поражает, где берет Эдвард Михайлович силы, чтобы справляться со всеми своими обязанностями, как находит время. Ведь его так много надо. Преподавание в Ереванской консерватории, где он не просто «числится в списках». Больше половины ныне активно работающих композиторов республики, уже вышедших на самостоятельную дорогу, создающих произведения, которые снискали признание не только у слушателей Армении, но и в других республиках страны, за рубежом, – его ученики, воспитанники. А общественная работа! Член ЦК Компартии Армении и депутат Верховного Совета республики, секретарь правления Союза композиторов СССР и более четверти века председатель правления композиторской организации Армении, председатель республиканского Фонда мира и член коллегии Министерства культуры Армянской ССР – перечень более чем внушительный. И все свои «обязанности» он выполняет, как святой человеческий долг, которому он не может не отдавать всю энергию, ум, сердце, совесть.
Многого добился наш председатель – объединил творческие силы, помог создать благоприятную творческую обстановку, лишенную склок, скандалов, наушничества, анонимок. Добился не администрированием, а добрым авторитетом.
К Эдварду Мирзояну часто обращаются композиторы, и не только Армении, с просьбой послушать крупное, значительное сочинение, созданное ими, прежде чем вынести его на суд общественности, на концертную эстраду. Потому что все знают, сколь высока его профессиональная культура, эрудиция, сколь безупречен художественный вкус и сколь расположено к успехам других его сердце.
Что же касается меня, все мои произведения прошли своего рода ОТК Мирзояна. И самое интересное, что, давая советы, он находит, как в шахматах, единственно правильные ходы, которые приводят к победе. И это идет не только от чисто музыкального таланта и колоссального профессионализма, но и от его человеческих качеств – доброты, чуткости.
Эти черты характера мне хочется еще раз подчеркнуть, ведь музыка всегда раскрывает человеческую сущность ее создателя. Наверное, потому, что музыка – язык чувств, она обнажает и доброе начало в человеке, и злое, и пустоту его, и духовное богатство. Слушателя не обманешь!
В судьбе композитора многое определила обстановка, в которой он рос, – полученные с детства музыкальные, художественные впечатления от отца-композитора, от матери – в прошлом артистки драматического театра, от постоянно бывавших в их доме видных музыкантов, деятелей искусства. Я помню Эдварда с мальчишеской поры, когда мы учились в музыкальной школе. А потом в 15 лет поступили в Ереванскую консерваторию, и оба занимались в классе Вардкеса Тальяна. Учитель пользовался своеобразным педагогическим методом: он любил собирать всех своих студентов, даже обучающихся на разных курсах, каждый показывал работу, и часто все вместе мы обсуждали новое сочинение товарища и говорили очень откровенно, очень прямо и очень доброжелательно. Такая обстановка помогла окрепнуть большой творческой дружбе между нами.
Судьба все время сводила нас вместе: после войны, уже в Москве, мы снова оказались на одной студенческой скамье в музыкальной студии Дома культуры Армении, где занимались у замечательных педагогов – Генриха Ильича Литинского по композиции и полифонии, Виктора Абрамовича Цуккермана по анализу форм, Николая Ивановича Пейко по инструментовке.
Прекрасные студенческие годы! Я всегда их вспоминаю с нежностью. Мы вместе «расквартировались» в общежитии, вместе овладевали секретами композиторской профессии, вместе проводили досуг. Одним словом, все делили пополам. Вот тогда-то и раскрылся для меня в полной мере Мирзоян – талантливейший художник и Мирзоян – очаровательный человек.
Его живой ум, его импульсивность, эмоциональная открытость в полной мере сказались в музыке: начиная с первого значительного произведения – струнного квартета (работа над ним еще в студенческие годы шла буквально на моих глазах), а ныне одного из самых репертуарных сочинений в камерной литературе, и кончая Симфонией для струнных инструментов и литавр, которая звучала на многих концертных эстрадах мира и которую по праву можно назвать среди выдающихся достижений советской музыкальной культуры. Между этими «пиками» – музыка разных форм, разных жанров, разного образного строя, принадлежащая перу Эдварда Мирзояна. Но на всем – печать его личности.
Неповторимо в его музыке и особое поэтическое восприятие национальных особенностей природы Армении, искусства республики, быта, характера народа. В его произведениях четко выявлена национальная природа языка, но он почти никогда не пользуется фольклорными цитатами, хотя музыка его пропитана интонациями, ритмами, ладовыми особенностями армянской народной музыки. Меня всегда подкупает в творчестве Эдварда Михайловича при броскости, лаконичности средств художественной выразительности предельная ясность выражения мыслей и чувств. Он постоянно в пути, постоянно в поиске, но новации у него не самоцель – они связаны с жизненно важными темами, образами, с проблемами, которые близки современному человеку.
Каждое сочинение Мирзояна – событие, вызывающее огромный интерес музыкальной общественности, его ждут с нетерпением. И, надо сказать, произведения, выходящие из-под его пера, всегда оправдывают эти ожидания – они становятся настоящим праздником и для нас, его коллег, и для слушателей. Только жаль, что мало он устраивает нам праздников. Я сожалею об этом, но не могу упрекать Эдварда: знаю его щедрость к другим, знаю, как он, не задумываясь, растрачивает свои силы, ум, вдохновение, чтобы помочь окружающим. На себя остается мало времени, и при его предельной строгости – а он считает, что не может не сказать людям что-то очень важное, значительное, что принесет им художественную радость, – он ищет, накапливает, отсеивая случайное. И потому почти все, что написал Мирзоян, вошло в золотой фонд армянской национальной музыки. И не только армянской!
На моей памяти – концертное выступление в Марселе. Программу открыла симфония Мирзояна, которую слушатели встретили очень горячо. Затем прозвучали сюита «Гаянэ» Хачатуряна и моя «Героическая баллада» для фортепиано. Когда запас «бисов» у нас иссяк, пришлось вытащить сидевшего в зале Эдварда, и вместе с ним мы исполнили на фортепиано «Лезгинку» из его «Танцевальной сюиты» для оркестра. Этот номер у
