Тайная дипломатия — 2 - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С покупкой чернил дела обстояли по-другому. Не знаю, лучше, или хуже. Никита купил полторы тонны сухих чернил. А я и не знал, что такие есть. Вернее, про сухие чернила слышал, но не применительно к двадцатым годам двадцатого века. Вроде бы, если их развести водой, смешанной со спиртом, то из одной тонны сухих чернил получается целых пять тонн чернил мокрых. М-да, разводить порошок спиртом — хорошо придумано. Теперь наркомпрос будет обеспечивать учебные заведения еще и спиртом. Авось учителя и преподаватели вузов не сопьются.
С буровым оборудованием дела обстоят похуже. Тросы купили, а вот все остальное придется приобретать в другом месте. Не то во Франции долота и вертлюги не производят, не то уже все раскупили. А в другом, так это в Германии, где же еще?
Так спрашивается, если все хорошо, так чем же я недоволен? Так все просто. Никита, и примкнувшие к нему «зубры» от бухгалтерии, ухайдакали всю наличку, весь мой неприкосновенный запас — четыреста тысяч франков! И пусть из-за инфляции эта сумма уже не та, что была до Первой мировой войны, но все равно, деньги громадные.
Я эти франки снимал, тащил к себе, словно хомяк зернышки. Говорено и переговорено, чтобы рассчитывались с крупными оптовиками только чеками. Приучишь к наличке — сядут на шею и станут требовать «живые» франки. А нам наличные средства нужны совсем на другие нужды, там, где нельзя светить ни банковские чеки, ни имена их владельцев. Мало ли, вдруг я закуплю целый корабль оружия и отправлю его в Ирландию, чтобы немножко помочь ирландским повстанцам в борьбе против клятых англичан?
Но самое обидное, что ругать Никиту и старичков у меня нет морального права. Сам виноват. Я же рассчитывал пробыть в России месяц, не больше и, соответственно, не сделал запас чеков со своей подписью, да и банковские книжки не получил.
— Товарищ начальник, разрешите войти? — раздался голос Александра Петровича и стук в дверь.
— А отчего вдруг — товарищ начальник, а не по имени-отчеству? — полюбопытствовал я.
— А я запамятовал — как следует обращаться, не то Владимир Иванович, не то Олег Васильевич.
Верю. Я сам, будучи в Москве, вспоминал, как меня зовут. Махнул рукой:
— Если тет-а-тет, то Владимир Иванович, а на людях Олег Васильевич.
— Значит, лучше звать Олегом Васильевичем, чтобы не путать, — мудро заявил сапер. — А мы тут, товарищ начальник, это самое, пришли посоветоваться.
А он и не один явился, а вместе со Светланой Николаевной. Любопытственно, чего это они оба? Хотя, догадываюсь.
— Олег Васильевич, вы не могли бы применить свой авторитет? — поинтересовалась секретарь торгпредства. Потом поправилась. — Хотела сказать — не могли бы вы повлиять на товарища Исакова, объяснив ему, что венчание в церкви — буржуазные предрассудки? Он, как-никак, служит в ВЧК, хоть и под прикрытием.
— А я считаю, что в личные дела сотрудников руководители не имеют право влезать. Теперь не старые времена, — заявил Петрович.
Ну ни хрена себе как заговорил бывший штабс-капитан!
— А что, в царской армии начальство влезало в дела подчиненных? — полюбопытствовал я, пояснив. — Я-то таких тонкостей не знаю, рядовым был, да еще и на фронте, не до личных дел офицеров.
— Если полковой командир не разрешит, то и жениться нельзя, — пояснил Исаков. — А коли кто женится против воли командира, то либо в отставку уходить, либо в другую часть переводиться.
— Сурово, — хмыкнул я, вспоминая, что в мое время молодые лейтенанты нередко прибывали в часть с юными женами.
— Олег Васильевич, так вы прикажете старому дураку, чтобы он старую дуру не под венец вел, а в наш ЗАГС? — настаивала Светлана Николаевна, а потом вздохнула. — Да и зачем нам какие-то формальности? Хоть светские, а хоть духовные? Мы что, не можем так просто жить?
— Нет, Света, я так не могу. Если уж мы с тобой … — смущенно сказал Петрович, закашлялся и твердо сказал. — В общем, если уж мы с тобой живем, то нужно, чтобы все, как у людей. ЗАГС там, не ЗАГС, но венчание обязательно. Это молодые по-новому живут, а я так не смогу.
Это не на нас ли с Наташкой намек? Вот ведь, моралист хренов. Хотя, я и сам давно собирался официально оформить свои отношения, да все как-то не получалось. Нет, женюсь.
— Олег Васильевич справку выпишет, что мы женаты, так что же тебе еще? — не унималась Светлана Николаевна.
— Светлана, Света, я хочу, чтобы мы с тобой и на том свете, если он есть, не разлучались.
А вот это уже серьезно. Справку-то я выпишу, без проблем, распишусь и печать поставлю «Центросоюза». Хотя …
— Эх, дорогие товарищи, — ухмыльнулся я, вытаскивая чистый бланк ВЦИК с угловым штампом и подписью товарища Калинина. — Для себя берег, но пусть вам достанется. Сами заполните, а я продиктую.
Михаил Иванович почти не брыкался, когда я явился к нему за бланком. Спросил лишь — на что он нужен. Я хотел заполнить бумагу еще в Москве, сделав Наташке сюрприз, но так и не сподобился, решив, что поручу это либо машинистке, либо человеку с хорошим почерком.
Александр Петрович поправил очки, взял бланк, потом спросил:
— А как же вы?
— А мы с Наташей, виноват, с Натальей Андреевной, оформим брак по французским законам, а в Москве нам потом переоформят, вот и все. Я уже у начальства интересовался, так можно.
— Ну вот, Сашуля, все и решилось, — расцвела Светлана Николаевна. — А ты говоришь в церковь, венчание.
— Нет, церковь — и точка, — заявил Исаков.
— Светлана Николаевна, а чем же проблема? — поинтересовался я. — Если Александр Петрович настаивает на венчании, то почему бы и нет? Не припомню, чтобы в уставе компартии запрещалось венчание. В конце концов, — вспомнил вдруг я биографию нашего вождя, — Владимир Ильич и Надежда Константиновка венчались и, ничего.
— Так это когда было? И венчались они лишь затем, чтобы их в ссылку вместе отправили. Вот вы, товарищ Кустов, обвенчались бы? — не сдавалась Светлана Николаевна.
—
