Лучшие классические детективы в одном томе (сборник) - Артур Дойл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мальчик знаком со здешним берегом? – спросил сыщик Кафф.
– Он родился и вырос на этом берегу, – ответил я.
– Деффи, – сказал сыщик, – хочешь заработать шиллинг? Если согласен, так пойдем со мной… Пусть кабриолет будет наготове, мистер Беттередж, когда я вернусь.
Он отправился к Зыбучим пескам с такой поспешностью, что мои ноги (хотя и хорошо сохранившиеся для моих лет) не могли бы поспеть за ним. Маленький Деффи, как это делают юные дикари в наших местах, когда им очень весело, – испустил радостный вопль и помчался вслед за сыщиком.
Тут я опять не нахожу для себя возможным дать ясный отчет о состоянии моих мыслей в промежуток между уходом и возвращением сыщика Каффа. Странная тревога охватила меня. Я проделал множество бесполезных вещей и внутри и вне дома и ни одной не могу сейчас припомнить. Я даже не знаю, сколько прошло времени после ухода сыщика к пескам, когда Деффи прибежал назад с поручением ко мне. Сыщик Кафф дал мальчику листок, вырванный из записной книжки, на котором было написано карандашом:
«Пришлите мне скорее ботинок Розанны Спирман».
Я отправил первую попавшуюся мне служанку за ботинком в комнату Розанны и отослал мальчика назад, сказав, что принесу его лично.
Знаю хорошо, что действовать таким образом не означало быстро повиноваться полученным мною инструкциям. Но я решил проверить, куда он теперь клонит, прежде чем отдать ботинок Розанны в его руки. Прежнее желание выгородить девушку снова вернулось ко мне, когда, возможно, было уже поздно. Такое состояние чувств (не говоря уже о сыскной лихорадке) заставило меня поспешить, как только может спешить семидесятилетний человек.
Когда я подошел к берегу, тучи сгустились и дождь хлынул сплошной белой стеной, гонимой ветром. Я слышал, как грохочут валы, разбиваясь о песчаную мель за бухтой. Несколько дальше я прошел мимо мальчика, приютившегося от дождя под дюнами. Потом я увидел бушующее море, волны, заливающие мель, пелену дождя над водой и желтый дикий берег с одинокой черной фигурой, стоявшей на нем, – фигурой сыщика Каффа.
Он указывал жестом на север и кричал:
– Держитесь этой стороны! Идите ко мне сюда!
Я, задыхаясь, пошел к нему; сердце мое билось так, будто хотело выскочить из груди. Говорить я не мог. Я хотел задать ему сто вопросов, но ни один не сорвался с моих губ. Его лицо испугало меня. Я увидел в глазах его выражение ужаса. Он выхватил ботинок из моих рук и приложил его к следам на песке, шедшим к югу от той стороны, где мы стояли, прямо к тому выступу скалы, которая называется Южным утесом. След не был еще смыт дождем, ботинок девушки как раз пришелся по нем.
Сыщик, не говоря ни слова, указал на ботинок, пришедшийся к следу.
Я схватил его за руку, силясь заговорить с ним, и не мог. Он двинулся по следам к тому месту, где соединялись скалы и песок. Южный утес начинало постепенно заливать приливом; вода скрывала поверхность Зыбучих песков. То тут, то там с упорным молчанием, тяжелым, как свинец, с упорным терпением, которое страшно было видеть, сыщик Кафф прикладывал ботинок к следам и всегда находил его направленным в одну сторону – прямо туда, к скалам. Как он ни искал, он нигде не мог найти никаких следов, ведущих оттуда.
Наконец он остановился. Он опять взглянул на меня, а потом на воду, поднимавшуюся все выше и выше над Зыбучими песками. Я посмотрел по направлению взгляда сыщика и понял, о чем он думает. Страшный трепет вдруг охватил меня. Я упал на колени в песок.
– Она приходила к своему тайнику, – услышал я голос сыщика, – и на этих скалах какая-то роковая случайность…
Изменившееся лицо девушки, ее слова и поступки, отупение, с каким она слушала меня и говорила со мною, когда я нашел ее метущей коридор несколько часов назад, пришли мне на память, доказывая, что сыщик не далек от ужасной правды. Я хотел сообщить ему о страхе, охватившем меня. Я пытался сказать: «Она умерла смертью, которую сама искала…»
Но нет, слова не сходили с моих губ. Я словно оцепенел. Я не чувствовал проливного дождя. Я не видел поднимающегося прилива. Как в бреду или во сне, я снова видел перед собой бедняжку. Я видел ее опять, как в то утро, когда я пришел сюда, чтобы привести ее домой. Я слышал опять, как она говорит мне, что Зыбучие пески притягивают ее против воли, и спрашивает себя, не ждет ли ее тут могила. Меня охватил какой-то непонятный ужас, когда я подумал о своей дочери. Моя дочь была одних с нею лет. Моя дочь, подвергшись таким же испытаниям, как Розанна, могла жить такой же страшной жизнью и умереть такой же ужасной смертью…
Сыщик ласково поднял меня и отвел от места, где она погибла. Мне стало легче дышать, и я теперь видел предметы такими, какими они были в действительности. Обернувшись к дюнам, я заметил, что к нам бегут слуги и рыбак Йолланд; они тревожно спрашивали, нашлась ли девушка.
В немногих словах сыщик объяснил им, что́ показывали следы, и сказал, что, должно быть, с нею случилось несчастье. Потом, опять обернувшись к морю, он задал вопрос рыбаку:
– Скажите, могла ли лодка снять ее с того выступа скалы, где кончаются ее следы?
Рыбак указал на волны, которые накатывались на мель и обдавали облаками пены мыс со всех сторон.
– Никакая лодка, – ответил он, – не уцелела бы там.
Сыщик Кафф в последний раз посмотрел на следы, видневшиеся на песке, которые смывал теперь дождь.
– Итак, – сказал он, – вот доказательство, что она не ушла отсюда пешком, а там, – он посмотрел на рыбака, – доказательство того, что она не могла уехать морем.
Он замолчал и соображал с минуту.
– Ее видели бегущей к этому месту за полчаса до того, как я пришел сюда, – сообщил он Йолланду. – После этого прошло довольно много времени – примерно час. Как высоко стояла тогда вода по эту сторону скал?
Он указал на южную сторону, то есть туда, где не было Зыбучих песков.
– Судя по тому, как вода прибывает сегодня по ту сторону утеса, час назад ее не хватило бы, чтобы утопить котенка.
Сыщик Кафф повернулся на север, к Зыбучим пескам.
– А на этой стороне? – спросил он.
– Еще меньше, – ответил Йолланд. – Зыбучие пески были бы едва смочены, не больше.
Сыщик обернулся ко мне и сказал, что несчастный случай произошел, должно быть, в Зыбучих песках.
Язык мой развязался.
– Несчастного случая не было! – воскликнул я. – Она пришла сюда, устав от жизни и чтобы здесь с ней расстаться.
Он отшатнулся.
– Откуда вам это известно? – спросил он.
Все столпились вокруг меня. Сыщик тотчас спохватился. Он оттолкнул от меня всех; он сказал, что я старик, сказал, что открытие потрясло меня, и потребовал:
– Оставьте его в покое! – Потом обернулся к Йолланду и спросил: – Есть ли возможность найти ее, когда начнется отлив?
Йолланд ответил:
– Никакой. Что попадает в эти пески, то остается там навсегда.
Рыбак сделал шаг ко мне и продолжал:
– Мистер Беттередж, я хочу сообщить вам кое-что о смерти этой молодой женщины. Вдоль этой стороны утеса в песке на глубине трех футов проходит широкий каменный выступ. Я вас спрашиваю: почему она не попала на этот выступ? Если бы она поскользнулась нечаянно, она упала бы там, где могла снова встать на ноги, и на такой глубине, что песок едва покрыл бы ее до пояса. Нет, она сознательно сошла с этого выступа или перешагнула его и бросилась в самую глубину песков, – а то она не могла бы погибнуть. Нет, случайного несчастья, сэр, не было! Зыбучие пески поглотили ее, и поглотили по ее собственной воле.
После свидетельства человека, на знание которого можно было положиться, сыщик замолчал. Мы тоже молчали, как и он. Потом мы все повернули назад и поднялись на берег.
На дюнах нам встретился помощник конюха, бежавший к нам из дома. Это был добрый малый, питавший искреннее уважение ко мне. Он подал мне записку с приличной случаю горестью на лице.
– Меня прислала Пенелопа, мистер Беттередж, – она нашла в комнате Розанны вот эту записку.
То были ее последние прощальные слова к старику, который делал что мог – слава богу, всегда делал что мог, – чтобы помочь бедняжке.
«Вы часто прощали мне, мистер Беттередж, в прошлые времена. В первый раз, как вы увидите Зыбучие пески, постарайтесь простить меня еще раз. Я нашла свою могилу там, где могила ждала меня. Я жила и умираю, сэр, с признательностью за вашу доброту».
Только и всего. Как ни коротка была эта записка, у меня недостало мужества устоять против таких слов. Слезы легко у вас льются, когда вы молоды и начинаете жить на свете. Слезы льются у вас легко, когда вы уже стары и покидаете свет. Я зарыдал.
Сыщик Кафф сделал шаг ко мне – с добрым намерением, не сомневаюсь. Но я с ужасом отступил от него.
– Не дотрагивайтесь до меня! – сказал я. – Это вы ее напугали, вы довели до этого!