Книга пяти колец (СИ) - Зайцев Константин

— Ян, воды в таз, — пока я наливал воду, дед уже рвал чистые тряпки на бинты. — Выпей, — он сунул губернатору какой-то флакон, открыв который губернатор закашлялся.

— Что это за дерьмо?

— Пей, сейчас будет больно. Очень больно. Тебя решили убить, повезло, что ты здоровенный, как бык, и такой же тупой, — дед почти рычал.

— Полегче, Бэй! Я справился! Он действительно был хорош, — поморщившись, он залпом выпил дурно пахнущую жидкость.

— У тебя повреждены шесть меридианов! Понимаешь, шесть! Ты размяк, и двадцать лет назад он бы орал от боли, а сейчас именно ты стонешь, как ребенок, — дед был в бешенстве, — выродка, поднявшего флаг позора, голыми руками разорву. Журавль пытался убить тебя, ты стал мешать кому-то на самом верху, — дед рычал и перематывал друга, а я только успевал менять воду и подносить один за другим требуемые эликсиры.

— Спокойно, брат. Все как раньше, эти клановые сволочи просто забыли, что такое гвардейцы императора.

— Не все клановые — сволочи, — в палатку вошел боец Черепах, — и не все забыли, что гвардия отражала нападения тварей из земли Теней вместе с моими клановыми братьями. Прошу прощения за вторжение, губернатор, но у вас проблема.

— Ян, налей нам и нашему гостю вина, — в голове мелькнула мысль: «Сколько можно пить?», но я послушно разлил вино в пиалы. — И в чем же она заключается, почтенный Бохай?

— Инквизиция получила официальное одобрение на расследование на вашем острове, скоро тут будет не продохнуть от их ищеек и охотников, — косматый благодарно кивнул мне, принимая пиалу. — Вы слишком сильно отдавили хвост Скатам, они этого не простят. Они очень серьезно относятся к любым посягательствам на то, что они считают своим.

— И какая выгода Черепахе рассказывать это мне? — губернатор зашипел, когда дед еще сильнее наложил повязку, смоченную мазью, а потом в два глотка выпил чашу и жестом попросил меня налить еще.

— Если вы дадите добро, мой клан отправит сюда три боевые галеры и два десантных судна, — на губах гиганта играла улыбка. Снова залпом выпив вино, губернатор хмыкнул и сказал:

— Бохай, мне нужен список ваших требований. И если он меня устроит, то вы добавите сюда четыре тройки ваших нюхачей, мне не нужны здесь колдуны махо, — я молчал и смотрел, как на моих глазах вершится большая политика, а Хван улыбнулся. — Если мы договоримся, я готов к тому, что на острове появится аванпост Черепах.

Я смотрел на губернатора, одетого в праздничные одежды, на его поясе висел классический меч — цзянь. Когда раздался звук гонга, призывающий его на новое испытание, ни один мускул на его лице не дрогнул. Он выглядел воплощением идеальности, и лишь глядя на то, как сжаты челюсти деда, можно было понять, какую боль испытывает его друг.

— Учись держать лицо у Хвана, — едва слышно произнес Бэй, — я слишком гневлив, но ты достигнешь куда большего величия, чем я.

— Почему ты так считаешь, дедушка? — информация, мне нужна информация. Это полная чушь, что можно просто попасть в новые условия и сразу стать своим. Они думают по-другому, действуют по-другому. Это как изучаешь боевые искусства, понимаешь, почему один стиль отличается от другого. Почему в спортивных мероприятиях разные системы оценок. Культура и религия повсюду, они влияют на нас исподволь, незаметно. И только когда ты сможешь прочувствовать инфополе, только тогда ты по-настоящему сможешь понимать, почему люди поступают так, а не иначе.

— Потому что я вижу, насколько ты изменился и вырос. Ты живешь по чести и твоя воля крепка. Я горжусь тобой, как и гордились бы твои родители, будь они живы.

— Пока мы разговаривали, Хван уже отошел от холста, на котором единым движением был изображен иероглиф — Честь. Безупречные линии, выведенные порывистым, но очень четким движением. Чем дольше я вглядывался в совершенные линии рисунка, тем больше я понимал, что губернатор этим иероглифом показал настоящего себя. Эта картина — выкристализованная суть не губернатора Цао Хвана, это суть безжалостного воина — Дробящего кости.

— Истинный воин имеет только одного судью своей чести, и это он сам. Решения, которые он принимает, и как эти решения осуществляются — отражение того, кто ты есть на самом деле. Ты никогда не сможешь скрыться от себя самого. Ты тот, кто ты есть.

— Отлично сказано. Ты обладаешь очень глубоким пониманием чести, мой мальчик. Не потеряй его, — дед смотрел на меня и довольно улыбался, а я не понимал, откуда это во мне. Почему, глядя на какую-то мазню, я увидел и почувствовал все это. «Потому что ты идешь правильным путем. Именно твой путь показывает твое настоящее лицо. Сколько бы у тебя ни было масок, будь честен с собой, и именно тогда ты поймешь, кто ты». Спасибо тебе, внутренний голос. Сейчас я был ему в кои веки по-настоящему благодарен, а судьи единогласно подняли флаг идеального исполнения.

Лифен, личный слуга Хвана, принес ему футляр и, встав на колени, держал его на вытянутых руках. Медленно, словно преодолевая давление, он двигался к своему слуге. Положив руки на футляр, он замер, а потом резким движением открыл его, достав оттуда длинную флейту — сяо. Черная лакированная флейта была длиной, наверное, около метра, может, чуть меньше.

Поднеся ее к губам, он снова замер на несколько мгновений, а потом, закрыв глаза, начал играть. Медленная, тягучая мелодия шла волной. Я ощущал, как музыка проникает в каждую частичку моей души. Я словно видел, как огромные волны, на гребнях которых танцуют изменчивые духи моря, неспешно катятся по океану, готовые смыть любого на своем пути. Как в потоках ветра играют непостоянные духи воздуха. Как они начинают интересоваться друг другом, как игра ветра вплетается в танец воды.

Тональность флейты изменилась. Теперь в мелодии слышалась надвигающаяся угроза. Танец воды и ветра начал набирать силу.

— Песнь шторма, — голос деда выбил меня из транса. — Тебе не стоит впитывать эту мощь. Скоро он ударит так, что у половины людей пойдет кровь ушами и носом, и это будет лишь фон, — я непонимающе смотрел на деда, а тот продолжал. — Его отец был мастером-музыкантом, как и отец его отца. Дядя Хэй любил море. Он мог игрой на флейте успокоить любой шторм, Хван куда слабее, но талант к музыке у него тоже есть. Быстро открой рот.

Стоило мне это сделать, как по площади прокатилась волна энергии. Давление на глаза и барабанные перепонки поражало. Казалось, еще секунда и у меня лопнут все капилляры в глазах. А дед стоял и улыбался.

— Ну ты и сволочь, младший брат, — эти слова звучали с восхищением.

— Дедушка, что он сделал? — проморгавшись, я пытался понять, почему дед улыбался.

— Он не просто идеально сыграл песнь шторма, он еще и сумел ее направить на судей. А это значит, что им ничего не останется, как засчитать ему оба испытания.

— Потому что иначе его могли завалить, давая задания на поврежденные меридианы? — в голове сразу выстроилась схема, как можно было его слить.

— Молодец, все правильно понимаешь, в большой игре нет правил. Ждем результаты. Уверен, он прошел.

Кумихо наклонилась к магистру Ляо и что-то ему сказала. Тот кивнул ей и, сделав шаг вперед, поклонился губернатору и поднял дважды флаг идеального исполнения, не дожидаясь решения остальных судей, четким поставленным голосом продолжил:

— Губернатор Цао Хван! Властью Императора, да продлят боги его годы, объявляю, что вы в очередной раз доказали свое мастерство в благородных искусствах.

— Благодарю квалификационную комиссию за высокие оценки, — Хван поклонился и, по-военному развернувшись, пошел в шатер.

Стоило ему оказаться внутри, как из него словно выдернули стержень и мы с дедом едва успели подхватить его тело. Из ноздрей и уголка рта медленно текла кровь. Дыхание стало резким и прерывистым. Усадив его на стул, дед, коротко выругавшись сквозь зубы, начал читать какую-то песнь-молитву.

Его руки горели уже привычным для меня голубоватым сиянием. Постепенно глаза Бэя начали светиться красным огнем, медленно сияние на его руках начало изменяться на багрянец. На висках деда выступили крупные капли пота, а он все продолжал читать молитву, двигая руками вдоль потоков энергии, словно пытался их разгладить.