Синдзи-кун. Тетралогия (СИ) - Хонихоев Виталий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кампай. – буркнул Такаги, просто чтобы что‑то сказать.
– Кампай. – кивнул его сосед. Они выпили и толкнули стопки бармену. Еще. Бармен налил еще и пододвинул к ним чашку с солеными орешками – за счет заведения.
– Кхм. – кашлянул Такаги. Он не собирался ни с кем разговаривать. Сегодня у него был и без того сложный день. Нет, у него была тяжелая неделька. Сперва этот Древний Бог и его чертов культ, который, на секундочку – никуда не делся. Да, этой вот молодой магичке из команды Сумераги, этой Артемиде прямо‑таки зачесалось убить Прародителя Человечества. Конечно, мало ей обычных людей убивать или магов там. Она же девушка с амбициями. Ей‑то что – бац из дробовика и все. Никто и никогда не может убить Древнего Бога из дробовика. Или все‑таки может? Сейчас и не узнаешь.
– Тяжелый денек выдался, а? – сказал мужчина, сидящий рядом, глядя в пространство, куда‑то сквозь бармена. Такаги невольно кивнул. Денек и в самом деле выдался тяжелый. И у него болела голова, которой он очень сильно приложился об асфальт, пока Мария‑сан его скручивала. Бестравматическая оборона – это конечно хорошо, но если ты весишь девяносто килограмм мышечной массы, вкупе с легким, намечающимся животиком – ты обязательно получишь травму просто от падения. Но голова – это ерунда. Гораздо больнее было в груди майора Его Императорского Величества Инквизиции, там, где он не получал никаких травм.
– Тяжелая неделька. – сказал Такаги: – с самого гребанного понедельника.
– Знакомо. – кивнул мужчина и поднял стопку: – кампай.
– Кампай. – и они выпили. Мужчина похлопал по карманам и извлек оттуда пачку сигарет. Такаги бросил взгляд на знак «курить запрещено» сразу за плечом бармена. Бармен молча достал из‑под стойки пепельницу и толкнул ее к соседу Такаги. А он тут завсегдатай, подумал Такаги, его знают и даже разрешают курить за стойкой. Мужчина продолжил хлопать по карманам в поисках спичек или зажигалки, не нашел и тоскливо уставился на сигарету. Такаги достал дешевую, одноразовую зажигалку из кармана и щелкнул пьезоэлементом, извлекая огонь. Мужчина прикурил и выпустил дым вверх.
– Дерьмовый город. – сказал он, затягиваясь еще раз: – вы приезжий?
– Да. Я из Токио. – ответил Такаги: – командировка.
– И как? – прищурился мужчина: – правда, отвратительный город?
– Город как город. – пожал плечами Такаги: – это неделька не задалась. Не хочу ругать ваш город. Не город виноват. Люди… – он вздохнул. Вот как объяснить этому менеджеру среднего звена, какому‑нибудь мерчендайзеру или маркетологу, что такое потерять ориентиры? Всю свою жизнь Такаги служил Императору, по крайней мере он так считал. Он не испытывал иллюзий, что ЕИВ Инквизиция, или Канцелярия – паладины света и порядка, бойскауты и рыцари добра. Он знал, что исследования магии нужны, что только благодаря этому Имперская Инквизиция смогла разработать инструменты борьбы с магическим психозом, что только благодаря твердой руке и разумному руководству – маги не разнесли всю страну на кусочки, как в Китае с его варлордами. Исследования, которые сделали возможным, например Абсолютную Печать – одно из ультимативных способов борьбы с могущественными магами. Или способы транспортировки магов под стражей. Способы «лишения магии» – как без оперативного вмешательства, так и с лоботомией, или иссечением нервных узлов. И как взрослый человек, Такаги прекрасно понимал, что для того, чтобы разработать эти методы – нужно было сперва испытать это на живых людях. На живых магах.
– Эти чертовы люди, испохабят любую идею. – сказал Такаги и сжал стопку в кулаке. Чего он не знал, так это того, что эти эксперименты производились на территории Японии, и в настоящее время. Сейчас он понимал, что просто старался об этом не думать. Технологии захвата магов постоянно улучшались, громоздкие серебряные иглы в нервные узлы сменились компактными наручниками и ошейниками, появились высокочастотные излучатели, глушившие магические проявления на определенной территории – пока ненадежные и тяжелые, но – появились. У «Антимагии» в оборот вошли патроны с электрическими, шоковыми зарядами, гранаты с нейропаралитическим газом, иглеры – метатели легких игл с ядом кураре. Значит, научная работа шла все это время, и это мог бы понять любой человек, мало‑мальски допущенный к тактике и оборудованию Инквизиции и подразделения «А». А он – просто старался об этом не думать. Мария‑сан вживила ему в шею серебряную капельку, которая должна взорвать ему атлант – позвоночник, на котором держится череп, первый позвонок. Если он заговорит. Если он выдаст Сумераги‑тайчо и их небольшой заговор против Императора. Хороший способ покончить с собой, подумал Такаги, вот этому менеджеру рядом если он вдруг захочет уйти из жизни, придется прыгать из окна своего офиса, или искать место поглубже на берегу, или засовывать голову в газовую духовку, топить в ванной включенный тостер… А Такаги достаточно подняться во весь рост и заорать о том, что Сумераги и ее Всадницы собираются свергнуть Императора и штурмовать Лазурный Дворец – и бац! Его голова покатится по полу, удивленно моргая выпученными глазами. Прекрасно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Этот город превращает людей в жалкие ошметки. – говорит мужчина рядом: – сперва они – нормальные. Обычные люди. Ходят на работу. Любят своих близких. Уважают власти. Воспитывают детей. А потом, в один прекрасный день что‑то замыкает у них в голове и они становятся поехавшими хищниками. Убийцами. Маньяками. Еще. – и он двигает свою пустую стопку к бармену.
– Эти люди делают этот и любой другой город таким. – отвечает Такаги, кивая бармену на свою стопку: – старый спор о том, что первично, курица или яйцо.
– Глупый спор. – пожимает плечами мужчина: – конечно яйцо. Яйца были еще у динозавров.
– Ээ, нет. – качает пальцем Такаги: – так легко ты не отделаешься. Что раньше – куриное яйцо или курица?
– Конечно яйцо. – отвечает мужчина: – первая курица – вылупилась из первого яйца. А снесло это яйцо – существо, которое еще не было курицей. Прото‑курица. Так и тут – сперва город с его грязью и болью, а потом человек, который попадает в эту среду. Я могу с ходу назвать тебе имена людей, которые не были такими сволочами, пока не попали сюда.
– В свою очередь я могу назвать тебе кучу людей, которые уже были мудаками, задолго до того, как попали в этот или любой другой город. – отвечает Такаги и поднимает свою стопку: – Кампай!
– Кампай! – вторит ему мужчина и они опрокидывают стопки. Стучат ими о стойку. Выдыхают ядовитые пары спирта в атмосферу небольшого бара прибрежного города. Рядом хихикают какие‑то подвыпившие девицы, которые отмечают очередную пятницу.
– Смотри, Айка! Какие интересные мужичины! – говорит одна другой и машет бармену: – мне то же самое что у этих двоих! Что они пьют? Авиационное топливо?
– Вам не понравится – говорит мужчина: – такое не следует пить девушкам. Я бы даже сказал, что такое не следует пить уважающему себя человеку, но откуда мне знать…
– Как романтично! – говорит одна из девиц, они похожи – обе в белых блузках и темных юбках‑карандашах, обе с одинаковыми прическами, обе – одинаково веселые и бесшабашные. Только одна в очках, а другая – нет. Вся разница, думает Такаги, завтра он и не вспомнит этих двоих, все что он будет помнить – что у одной не было очков. Или наоборот – что на одной они все‑таки были?
– Позвольте мне угадать. – наклоняется ближе та, что без очков и Такаги чувствует запах ее духов, смешанный с запахом алкоголя и сигаретного дыма: – вы старые знакомые. Друзья. Скорее всего – воевали вместе. Айка, ты только посмотри на них – это же вылитые герои твоих любимых фильмов про войну! Вот этот – она тычет пальцем в Такаги – не меньше полковника чином! А его друг – как минимум капитан! Господа офицеры, угостите нас вермутом! А то у Айки и у меня уже горло пересохло, а завтра суббота и нам ночевать негде.
– Изуми! Ты чего такого говоришь! – дергает за рукав свою подружку та, что в очках: – нельзя так говорить! Они подумают, что мы – легкодоступные!