История Рима от основания Города - Тит Ливий

(6) Испанская война оказалась не такой уж и страшной, а слухи о ней – преувеличенными. (7) Гай Фламиний захватил в Ближней Испании оретанский город Инлукию21, а затем отвел войско на зимние квартиры. В течение зимы произошло несколько сражений, не стоящих даже упоминания, – скорее с разбойниками, чем с неприятелем. И все-таки шли они с переменным успехом, и в них гибли воины. (8) Больших успехов добился Марк Фульвий22; под городом Толетом он вступил в открытый бой с вакцеями, веттонами и кельтиберами23. Войско этих племен он разгромил и обратил в бегство, а царя Гилерна взял в плен.

8. (1) Так шли дела в Испании, а между тем уже приближался день выборов. И консул Луций Корнелий, оставив при войске легата Марка Клавдия, прибыл в Рим. (2) В сенате он обстоятельно рассказал о своих действиях и о положении в своей провинции. (3) Он попенял отцам-сенаторам за то, что бессмертным богам не были оказаны почести, а ведь война, и немалая, была счастливо завершена одной-единственной битвой. Затем консул потребовал, чтобы принято было решение о молебствии и триумфе. (4) Однако, прежде чем было внесено о том предложение, Квинт Метелл, бывший консул и бывший диктатор24, заявил, что одновременно с письмом консула к сенату большинство сенаторов получило также письмо и от Марка Клавдия Марцелла, и письма друг другу противоречат. (5) Тем самым обсуждение всего дела откладывается, как требующее присутствия авторов обоих писем. Ведь и он, Метелл, ожидал, что консул, осведомленный о каком-то ему враждебном письме своего легата, собравшись в Рим, возьмет и его с собою. (6) Тем более что даже уместнее было бы передать войско Титу Семпронию, который облечен властью, а не легату25. (7) Ну а теперь дело выглядит так, будто здесь умышленно отстранен от участия в разбирательстве тот, кто мог бы и сам повторить им написанное и обосновать сказанное перед всеми, а скажи он что-то облыжно, мог бы и быть оспорен, – так в конце концов правда и выяснилась бы до конца. (8) Итак, заключил Метелл, он считает, что покуда не следует выполнять ни одного из требований консула.

(9) Но Корнелий продолжал так же упорно настаивать, что следует принять решение о молебствии и позволить ему вступить в Город с триумфом. Однако тут народные трибуны Марк и Гай Титинии заявили, что буде сенат и примет об этом деле решение, они воспользуются своим правом вмешательства.

9. (1) Цензорами были избранные в минувшем году Секст Элий Пет и Гай Корнелий Цетег26. (2) Корнелий принес очистительную жертву27; граждан при переписи оказалось сто сорок три тысячи семьсот четыре28. В тот год было половодье, и Тибр затопил низкие места в Городе. (3) Около Флументанских ворот некоторые строения обрушились. В Целимонтанские ворота29 ударила молния, как и в стену по обе их стороны. (4) В Ариции, Ланувии и на Авентине прошли каменные дожди. Из Капуи сообщали, что огромный рой ос прилетел на форум и сел в храме Марса; осы были с тщанием собраны и преданы огню. (5) Децемвирам по случаю этих знамений велено было обратиться к Книгам. Объявили девятидневные жертвоприношения и молебствия, Город был очищен подобающими обрядами. (6) В те же дни, по прошествии двух лет после обетования, Марк Порций Катон посвятил храмик Деве Победе около храма Победы30.

(7) В тот год триумвиры Авл Манлий Вольсон, Луций Апустий Фуллон и Квинт Элий Туберон, который и внес о том предложение, вывели латинскую колонию во Френтинскую крепость31. (8) Туда явились три тысячи пехотинцев и триста конников – для столь обширных земель число это было скромным. (9) Дать смогли бы по тридцать югеров на пехотинца и по шестьдесят на конника. Но по почину Апустия третья часть земли была исключена из раздела с тем, чтобы впоследствии туда можно было приписать новых колонистов, которые изъявили бы такое желание. В итоге пехотинцы получили по двадцать, а конники по сорок югеров.

10. (1) Год [193 г.] уже заканчивался. Как никогда ранее разгорелись страсти при консульских выборах. (2) Среди соискателей должности были многие могущественные люди – патриции и плебеи32: Публий Корнелий Сципион, сын Гнея, недавно оставивший после больших побед провинцию Испанию33; Луций Квинкций Фламинин, что начальствовал над флотом в Греции; Гней Манлий Вольсон – (3) это патриции, а плебеи – Гай Лелий, Гней Домиций, Гай Ливий Салинатор, Маний Ацилий34. (4) Но все взоры были устремлены на Квинкция и Корнелия: оба патриция притязали на одно и то же место, за каждого говорила его недавняя воинская слава, (5) и наконец, главное: соперничество разжигалось братьями соискателей – двумя знаменитейшими полководцами своего времени35. Публий Сципион стяжал большую славу – но ей сопутствовала и большая зависть. Слава Квинкция была более свежей – ведь он справлял триумф в том же году36. (6) К тому же Сципион уже десятый год был постоянно у всех на глазах, а пресыщаясь великим человеком, люди уже не так чтят его. После победы над Ганнибалом Сципион был еще раз консулом, а также цензором37. (7) У Квинкция же все почести были новыми и совсем недавними, что располагало к нему народ: после своего триумфа он еще ничего не просил у народа и ничего еще не получал. (8) Квинкций говорил, что просит за родного, а не двоюродного брата, за легата и помощника в войне: ведь сам он командовал на суше, а брат его – на море. (9) Своими доводами он добился того, что его кандидат получил предпочтение. Его сопернику не помогли ни хлопоты брата, Сципиона Африканского, ни усилия всего рода Корнелиев, ни то, что выборы проводил консул Корнелий, ни даже предваряющее суждение сената38, который некогда объявил нынешнего соискателя лучшим из граждан, достойным принять Идейскую Матерь, прибывшую в Город из Пессинунта39. (10) Консулами были избраны Луций Квинкций и Гней Домиций Агенобарб: настолько же бессилен оказался Сципион Африканский и при избрании консула-плебея, хоть и поддерживал Гая Лелия. (11) На другой день были избраны преторы: Луций Скрибоний Либон, Марк Фульвий Центумал, Авл Атилий Серран, Марк Бебий Тамфил, Луций Валерий Таппон и Квинт Салоний Сарра. В том году примечательным было эдильство Марка Эмилия Лепида и Луция Эмилия Павла. (12) Они осудили многих скотопромышленников40 и на взысканные с них деньги поставили вызолоченные щиты на кровле храма Юпитера. Построили они и два портика: один за воротами Трех Близнецов, присоединив к нему склады на Тибре, а другой – от Фонтинальских ворот к алтарю Марса, так, чтобы через него ходили на Марсово поле.

11. (1) В Лигурии долго не происходило ничего достопамятного, но к концу года [193 г.] положение дел дважды оказывалось очень опасным. (2) Первый раз, когда консульский лагерь был осажден и едва удалось отразить приступ, а второй – в скором времени, когда колонна римлян двигалась по узкому ущелью, а у выхода из него засело лигурийское войско. (3) Найдя проход перекрытым, консул решил возвращаться, но и с другой стороны выход из ущелья был занят неприятелем. Кавдинское поражение не только что приходило на память, но, можно сказать, представало перед мысленным взором41. (4) В консульском войске был вспомогательный отряд нумидийских конников – около восьмисот человек; их начальник обещал консулу, что его люди прорвутся с любой из двух сторон, пусть только он скажет, где больше деревень: (5) тогда он нападет на них и прежде всего запалит дома, чтобы лигурийцы в страхе покинули занятое ими ущелье и кинулись на защиту своих семей. (6) Консул похвалил его и обещал наградить. Нумидийцы вскочили на лошадей и стали объезжать вражеские караулы, никого не трогая. (7) На первый взгляд нет зрелища более жалкого: и кони, и всадники низкорослы и тощи, притом всадники не подпоясаны и безоружны (при каждом лишь дротик), (8) кони не взнузданы, и сам их бег безобразен – вытянутая вперед голова на негнущейся шее. Чтобы выглядеть еще более жалкими, всадники нарочно сваливались с коней, устраивая шутовское представление. (9) И вот уже почти все караульные, которые сперва были напряжены и готовились отразить нападение, расселись безоружные, глядя на это зрелище. (10) Нумидийцы то подскакивали поближе, то отскакивали, но мало-помалу приблизились к ущелью, делая вид, будто не справляются с управлением и лошади несут их помимо воли. Но вдруг, пришпорив коней, они промчались прямо через караулы врагов и (11), вырвавшись на более открытое место, стали поджигать подряд все дома вдоль дороги. Потом они подожгли ближайшую деревню, истребляя все огнем и мечом. (12) Лигурийцы сначала заметили дым, затем услышали крики заметавшихся в страхе людей, и, наконец, вид бегущих стариков и детей привел вражеский лагерь в смятение. (13) И тут лигурийцы без рассуждений, без приказаний устремились каждый на защиту своего имущества. В мгновение ока лагерь их опустел, и вызволенный из осады консул мог продолжать свой путь.

12. (1) Но ни бойи, ни испанцы, с которыми шла война в этот год [193 г.], не были столь враждебны римлянам, как племя этолийцев42. (2) После вывода войск из Греции они сначала надеялись, что оставшейся без господина Европой43 овладеет Антиох, да и Филипп с Набисом не останутся безучастны. (3) Но убедившись, что нигде ничего такого не происходит, они решили возбудить беспокойство и смуту, чтобы от промедления замыслы их не погибли, и созвали собрание в Навпакте44. (4) Там их претор Фоант жаловался на несправедливость римлян и злосчастное положение Этолии: из всех племен и общин Греции этолийцы-де, как никто другой, обойдены наградой за ту победу, которую сами и добыли. (5) Он требовал отправить послов к царям, чтобы разузнать их настроения и подвигнуть – каждого особым подходом – на войну с римлянами. (6) Дамокрит послан был к Набису, Никандр45 – к Филиппу, брат претора Дикеарх – к Антиоху. (7) Тирану Лакедемона Дамокрит говорил, что с потерей приморских городов46 тирания того ослабела: ведь оттуда он получал воинов, корабли, моряков. Теперь, запертый в своих стенах, вынужден он взирать на то, как ахейцы хозяйничают в Пелопоннесе. (8) Никогда не представится ему случай вернуть свои владения, если он упустит нынешний шанс. Никакого римского войска в Греции сейчас нет, а захват Гития или других приморских лаконских городов римляне не сочтут достаточным поводом, чтобы вернуть в Грецию свои легионы. (9) Все это говорилось для того, чтобы распалить дух тирана, – этолийцы рассчитывали, что, когда Антиох переправится в Грецию, Набис, сознавая, что его дружба с римлянами все равно разрушена нападением на их союзников, вынужден будет соединиться с царем. (10) Подобными же речами Никандр подстрекал Филиппа – здесь возможностей для красноречия было еще больше: ведь с большей высоты низвергнут был царь, чем тиран, и больше у него было отнято. (11) В ход шли и древняя слава царей македонских, и победоносные походы этого племени по всему миру. Да и предлагаемый замысел, дескать, безопасен от начала до конца: (12) ведь он, Никандр, советует Филиппу не торопиться, как раньше, не начинать войну, прежде чем Антиох переправится в Грецию с войском, (13) а Филипп и без него выдерживал войну и с римлянами, и с этолийцами, – насколько же больше сил для противостояния римлянам будет у него теперь, с присоединением Антиоха, при поддержке союзников-этолийцев, которые в прошлый раз были ему врагами поопаснее римлян! (14) Посол добавил несколько слов и о военачальнике Ганнибале, прирожденном враге римлян, перебившем их полководцев и воинов больше, чем осталось в живых. Вот что говорил Филиппу Никандр.