Фельдмаршал Румянцев - Арсений Замостьянов

Когда наваливались неприятности — Румянцев обыкновенно сказывался больным. Старинная дипломатическая хитрость, на которую не раз шёл и отец героя. Возможно, и готовность к отставке была дипломатическим манёвром. Впрочем, Румянцев был готов к кардинальным переменам в политической и армейской верхушке: казалось, Орловы и гвардия всюду возьмут своё, а герои Семилетней войны останутся в стороне.

Екатерина не продолжила эксцентрическую политику Петра III, но и не вернула страну ко временам противостояния с Фридрихом. Хотя к тому времени оставались шансы возвратить империи Восточную Пруссию, а Фридрих не успел восстановить силы. Словом, прусский король имел право праздновать победное завершение войны.

Семилетняя война для России оборвалась нелогично — и, возможно, поэтому её до сих пор недооценивают комментаторы истории. Но мы намотаем на ус: до Бонапарта Россия в столь масштабных войнах участия не принимала. А полководец Фридрих вполне сопоставим с Наполеоном.

Этот исторический спектакль стал прообразом будущих мировых войн. Семилетняя война выплеснулась за пределы Европы — повсюду английские колонизаторы теснили французских и испанских. Да и «аборигены» — коренные жители Америки и Индии — приняли участие в боевых действиях. Пожалуй, прав был господин Черчилль, называвший Семилетнюю «первой Мировой». Правда, в середине XVIII века противостояние армий не требовало тотального напряжения экономики.

Что мы помним о Семилетней войне сегодня? Гордимся первыми триумфами русской армии в Западной Европе, да ещё и в столкновении с лучшей в мире прусской военной машиной. Вспоминаем о том, что впервые русские казаки триумфально процокали по берлинской мостовой именно в ту войну. Не забыли и о том, что в той войне ярко проявил себя Румянцев. Сетуем вослед за Ломоносовым на пруссачество Петра III, который пустил по ветру все плоды тех побед. Никаких серьёзных политических уроков из Семилетней войны мы не вынесли, а напрасно.

При Екатерине Румянцев не раз окажется триумфатором. Его громкие победы над османами перекроют трубную славу Семилетней войны. Фельдмаршальский жезл, почётный титул Задунайского, россыпь орденов, бриллиантов, наградных имений. А всё-таки ничто в полководческой биографии Румянцева не сравнится с победами над Фридрихом и прусской армией, с блистательной Кольбергской операцией. Там Пётр Александрович показал себя военным академиком, превзошёл лучших из лучших. Видимо, такое бывает лишь раз в жизни — несколько кампаний Семилетней войны, о которых при Екатерине вспоминали нечасто. Но граф-то знал цену тем победам. Помнил, как бежали с поля боя прусские гусары, спасая своего короля, обезумевшего от поражений.

Глава третья.

ПРАВИТЕЛЬ МАЛОРОССИИ

Переворот

Этот день современники воспринимали как революционный. 28 июня 1762 года. Екатерине Алексеевне и братьям Орловым удалось привлечь к заговору цвет гвардии, а также таких ушлых политиков, как Никита Панин, Кирилл Разумовский и даже И.И. Шувалов. В канун Петрова дня гвардия открыто выступила против императора — и Пётр Фёдорович не внял совету Миниха отправиться в Восточную Пруссию и опереться на проверенную в боях армию.

В Ораниенбауме император подписал отречение от престола, а вскоре при тёмных обстоятельствах скончался. Румянцев тем временем с армией продвигался к Штеттину — за фельдмаршальским жезлом, не иначе.

В Манифесте Екатерины о вступлении на престол (его составил Г.Н. Теплов) указывались причины отстранения Петра III: неуважение к православной церкви, подписание невыгодного мира с Пруссией. Ситуация образовалась противоречивая до крайнего предела: после отречения Петра логичным было бы ожидать воцарения Павла Петровича (ему шёл восьмой год) при регентстве матери. Но Екатерину в день переворота в Казанском соборе провозгласили самодержицей — и всё шло к венчанию на царство, которое и состоится 22 сентября, как положено, в московском Успенском соборе.

Румянцев не спешил присягать Екатерине после первых известий о перевороте. Есть тёмные сведения о том, что он позволил себе даже резкие отзывы о новой императрице. Не присягала, разумеется, и его армия — и такое промедление пугало новых хозяев достроенного Зимнего дворца. Только получив точные сведения о смерти (гибели!) Петра III, Румянцев присягнул новой императрице. Что это — демонстрация независимости? «Как Миних, верен оставался паденью Третьего Петра»… Возможно, Румянцев считал недостойным слишком борзо перебегать из-под знамён императора под флаги заговорщиков? Царь-голштинец доверял ему, а честь и самолюбие — не последние понятия для Румянцева. Но есть и другая причина, не забудем: перед нами — политик. Он не знал, насколько прочна власть Екатерины, и помнил о череде дворцовых переворотов в доелизаветинские времена. Присягнул, когда власть Екатерины не вызывала сомнений. Эта заминка стоила Румянцеву доверия императрицы, зато наследник, а в будущем — император Павел Петрович, узнав через несколько лет о почтительности Румянцева по отношению к Петру III, проникнется доверием к полководцу.

Пётр Александрович всё ещё пребывал при армии далеко на Западе, а Никита Панин уже замышлял широкую коалицию — так называемый «Северный аккорд». Пруссии отводилась в ней роль важного союзника России. Панин намеревался сыграть на британской щедрости и британском же честолюбии. После петровского переворота в финале Семилетней войны Франция и Австрия относились к России без доверия. Панин рассчитывал, что британцы, в пику Парижу и Вене, финансово и политически поддержат союз России, Пруссии, Польши, Швеции. Главной удачей Панина станет разрыв намечавшегося союза Франции и Швеции. Скандинавы должны были стать союзниками России.

Русские генералы быстро привыкли играть судьбами европейских монархий. В первые годы правления Екатерины эта тенденция прервётся, да и вообще в политике премудрой Фелицы почти не уделялось места авантюризму. Османская империя, Крымское ханство, Польша, Швеция — вот зона непосредственных интересов России в то время. И — никакой Пруссии, никакой Дании. Но, сосредоточившись, Россия стала сильнее — и оказывала ещё более сильное влияние на расстановку сил в Европе. Отныне полководец должен был становиться дипломатом, знатоком международной политики. Румянцев — сын выдающегося дипломата — и по этой части выделялся. Ни один из канцлеров Российской империи не был для него бесспорным авторитетом. И к расчётам Никиты Панина Румянцев подчас относился критически. Понимал, что рано или поздно найдутся противоречия в отношениях, например, со Швецией. Наверняка России придётся ещё не раз повоевать с этой скандинавской страной — как во времена Петра Великого. Да и польский вопрос стоял остро: России было что делить с ближайшими соседями. Румянцев лучше других знал, как притесняют в Речи Посполитой православное меньшинство — это происходило даже при лояльном к России правительстве. Знал, что православные подданные польской короны надеются на Россию. Как тут обойтись без войны? К тому же хитроумному Панину явно не удавалось найти общие политические интересы с Британией. Панин не был сторонником имперской экспансии — и умел выжидать, выстраивая оптимальные схемы. Он и внешне производил впечатление медлительного увальня. Хотя панинская мысль петляла энергично. Екатерина не зря называла Панина энциклопедией: он походил на французских просветителей, не уступал им ни в эрудиции, ни в смелости преобразовательных прожектов. Чего стоят его конституционные мечтания!