Небо примет лучших - Ирина Сон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ягоды… Всего лишь ягоды! – повторил я, показав на пасть. Рука затряслась. – Ягоды! У неё в пасти! Это не кровь! Не кровь, видите?
Я повторял это снова и снова и почему-то никак не мог остановиться. Пока жёсткие пальцы не сомкнулись на моих плечах, пока белая медвежья морда с выколотыми глазами не сменилась на стены хижины, а в очаге не запылал огонь. Тархан усадил меня. А я увидел на столе ту самую миску с остатками ягод и, приложив усилие, всё-таки замолчал.
Заклинатели зашли с нами. Старший потерянно повертел головой, подошёл к столу, взял лежащую сверху бумагу и судорожно вздохнул.
– Издревле люди знают о трёх ягодах, что усмиряют зло и тьму в душе, – негромко прочитал он. – Это калина, малина и вишня…
Он замолчал, посмотрел на остатки малины и вишни в тарелке и вернул бумагу на место.
– Уважаемые, – он развернулся на пятках. Полы его одежд взметнулись, золотистые узоры заиграли в свете огня. – Досточтимый жрец.
Я не сразу понял, что он обращается ко мне.
– Да?
– Я хочу попросить вас, – заклинатель провел рукой по лбу, вздохнул, прикрыл глаза и разом показался очень уставшим. – Проведите погребальную церемонию для Джу.
– Погребальную церемонию… – повторил я за ним.
Голова стала пустой, легкой, и просьба о погребении перекатилась по ней, словно колокольчик, упавший в медный кувшин.
– Для Джу? – уточнил я, хлопая глазами и чувствуя, как поднимается паника. Я понятия не имел, что делали жрецы в таких случаях! Существовали ли вообще обряды для проводов нечисти? – Но… Но ведь…
– Да, она была оборотнем, я понимаю, так не положено, – заклинатель вытащил из-за пояса плотно набитый мешочек. Тот отозвался тяжёлым звоном монет. – Но ведь можно что-то придумать?
– М-м-м… – неопределённо промычал я.
Хватка пальцев Тархана на моих плечах стала крепче. Заклинатель к первому мешочку прибавил ещё один.
– Разумеется, мы вам поможем, – добавил он.
– Ох, ну… Если так, то… – промямлил я и неуверенно кивнул.
Заклинатель благодарно поклонился и, пряча глаза, направился к выходу.
– Мы сейчас вернёмся, – предупредил он. – С нами был ещё один человек. Во время битвы он увел людей из деревни на освящённый тракт. Нужно сказать, что всё закончилось благополучно и вернуть людей в их дома. Вы же позволите нам переночевать с вами?
– Да-да, – словно болванчик, закивал я.
Стоило лишь заклинателям закрыть дверь, как палач встряхнул меня и злобно прошипел:
– Не смей обманывать этих людей! Не существует обрядов для упокоения нечисти! А если и есть – ты не имеешь права их проводить! Уйми свою жадность!
Я посмотрел в его искажённое злостью лицо, такое непривычное из-за открытого проявления чувств, и потерянно пробормотал:
– Тархан, но это зять Джу. Как ему отказать?
– Зять? – удивился палач.
– Он назвал имена и сильно побледнел, – рассеянно пояснил я. – Как ему отказать, Тархан? Послать к другому жрецу? А другой жрец поймёт его? Проведёт погребение?
Палач отвернулся, вздохнул и уже спокойнее произнёс:
– Просто скажи, что ты не жрец и не имеешь права проводить такие обряды.
– Тогда у них возникнет вопрос, по какому праву я надел на себя это платье, – возразил я. – У нас не будет неприятностей, если они узнают правду?
Тархан помолчал, болезненно свел брови и с явным отвращением выдохнул:
– Делай как знаешь.
Он лёг в постель, завернулся в одеяло и, отвернувшись, напоследок предрёк:
– Уверен, ты пожалеешь об этом.
Я оставил выпад без ответа.
Заклинатели вернулись быстро – огонь в очаге толком не успел разгореться. Их было трое, и третий тоже оказался учеником.
– Мы так и не были представлены. Меня зовут Ринчен. Я оружейник и муж Бию, дочери Джу. Это мои ученики Байгал и Гун, – старший вновь поклонился. Он очень старался держать каменное лицо и не смотреть на пустую постель. – Мы адепты школы Горы Тысячи Голосов.
– Джу говорила, что её дочь вышла замуж за кузнеца Долины Горечавки, – брякнул я и закусил губу.
Неловкость повисла между нами, словно облако густого дыма.
– Да. Какое-то время я жил в Долине Горечавки, – после тяжёлого молчания ответил Ринчен. – Но я был её заклинателем недолго. Во мне не было склонности к исцелению. Я освоил кузнечное искусство, перешёл в школу Горы Тысячи Голосов, обучился и теперь являюсь мастером по изготовлению духовного оружия. Как вы могли убедиться, мы больше бойцы, чем целители. Бию… Она писала, что мы ушли в другую школу, но, видимо, письмо потерялось…
Я покрепче сжал губы и коротко кивнул. На этом разговоры закончились, и мы отправились спать. Впрочем, Ринчен вряд ли сомкнул глаза.
Рассвет мы встретили у разрытой могилы. Едва солнечные лучи коснулись медвежьей туши, как та растаяла невесомым утренним туманом и развеялась, оставив лишь хрупкое тело. Белая рубашка и шаль остались нетронутыми, длинные волосы блестели в рассветных лучах. Если бы не изуродованное лицо, её легко было бы принять за живую. Заклинатели так и положили её в могилу, в рубашке и шали, и с почтением уступили мне место.
Я занервничал и затеребил края рукавов. Да, совсем недавно при мне жрец Владыки гроз проводил обряд. Но у каждого жреца обряды были свои, пусть книги и утверждали, что в основе лежало одно и то же. Провожать нужно было по определённым правилам. Их я помнил не слишком хорошо, можно сказать, не помнил вовсе. Твёрдо знал лишь одно: похороны – это проводы на Небеса.
– Джу, дочь человечества… – начал я и запнулся.
Правильно ли было причислять её к человечеству? Ведь она была монстром. И куда её провожать? На Небеса? Чудовище? Души чудовищ и нечисти обычно усмиряли и делали хранителями разных мест. Говорили, это причиняло им мучения. Впрочем, на этот раз нечисть провожал ненастоящий жрец. Какая разница, какому роду я причислю Джу и что наговорю? Меня всё равно услышит лишь она да люди. А она, пожалуй, заслужила называться человеком. Она ведь ела ягоды, которые сдерживали тёмную суть. Она пыталась… И этим заслужила лучшего мира. Я бы отправил её на Небеса, если бы это было в моей власти. В луга и леса, помощницей богини лесов и рек или же бродить по дорогам, помогая моему выдуманному божеству в его вечном пути.
Что ж, по крайней мере, её душа останется свободной и сможет делать всё что захочет. Вряд ли это будет зло. Человек, который не желал делать его при жизни, не будет делать
