Красавица, чудовище и волшебник без лицензии - Мария Заболотская

— Ох, нет! — вскричала Джуп, оглянувшись на улиток, которые спрятались в свои пестрые раковины от метлы гоблина. — Я не буду есть улитку! Они такие славные! Не вздумайте!

— Ладно, — недовольно согласился господин Заразиха. — Но к ужину Его Цветочества вы непременно присоединитесь! Ваши старые платья уже приготовили, идите в свои покои и выбирайте, какое из них подойдет для вечера…

Джуп беспомощно оглянулась на Мимулуса, но тот лишь молча развел руками, показывая, что не сможет ей ничем помочь. То были не вредность и не обида — волшебник действительно понятия не имел, что делать дальше.

Глава 26. Мирный сон Джуп, беспокойство домоправителей и страдания мэтра Абревиля

Господин Заразиха и госпожа Живокость возлагали множество отчаянных надежд на совместный ужин Джуп Скиптон и принца Ноа. Хоть они и понимали, что торопить события опасно — любовь в таких обстоятельствах не поражает как удар грома, — все равно сбавить напор у них не получалось. Вскоре вся челядь усадьбы переняла их лихорадочное исступление, и металась по коридору, натыкаясь друг на друга и опрокидывая всяческую утварь. На кухню стащили столько меду — обычного, дурманного и хмельного, что мелкие домовые-поварята упились и склеились между собой, а кухарка-кикимора опрокинула на себя горшок с цветочной пыльцой — той самой, от которой все безостановочно чихают и хихикают. Кобольды дрались между собой за право натирать медные подносы, ведь легче и безопаснее работы в усадьбе сегодня не было — хрустальные бокалы в спешке разбивались на тысячи осколков, а серебряные ложечки пропадали, как будто их кто-то заколдовал (но все шептались, что без сорок-сплетниц не обошлось). Паки-посыльные безжалостно сбивали своим колдовством друг друга с дороги и водили по кругу — каждый хотел заслужить похвалу господина Заразихи, первым вернувшись с добычей из кладовых; вторых и всех прочих вредный домоправитель бранил и больно бил клюкой за нерасторопность. Давно уж в Ирисовой Горечи не случалось такого переполоха!

Джуп, к счастью, слышала только отголоски этого хаоса — ее заперли в спальне, и даже полдник — теплое молоко с неизменным медом, — подали сюда же, в ее покои, едва она успела вернуться. «Словно я буду несколько часов кряду выбирать между тремя невзрачными платьями, не зная, какое из них лучше! Надену зеленое, да и все тут!» — с некоторым раздражением подумала девушка, сдирая с себя роскошный наряд, царапающийся и жесткий, словно крылья жука-бронзовки.

Как же странно выглядела силенсийская одежда — да и сама Джунипер Скиптон! — здесь, среди роскоши Ирисовой Горечи, где все напоминало вездесущий мед, который перемешали с золотыми блестками!.. Мерцала золотом вышивка на балдахинах и портьерах, поблескивало резное смолистое дерево стен, колыхалась золотистая бахрома, свет пасмурного дня едва-едва пробивался сквозь янтарные стекла и растворялся в сиянии бесчисленных светильников. Джуп некоторое время рассматривала себя в большом напольном зеркале с позолоченной рамой, удивляясь, как раньше могла считать свое платье нарядным, а затем вернулась к кровати.

Напротив, в великолепном камине, сложенном из желто-серого песчаника при каменной стене, догорали поленья, принесенные кем-то из кобольдов-истопщиков; погода сегодня была сырой и холодной. Уставшая донельзя Джуп присела рядом со своими остальными платьями, чтобы разглядеть, все ли с ними в порядке, не разошлись ли швы, не появились ли как будто сами по себе пятна или прорехи, как это нередко бывает с ношеной дешевой одеждой. Затем всего лишь на минутку — как ей казалось — она прилегла на гору разноцветных шелковых подушек, и сама не заметила, как уснула, глядя на отблески огня. Отчего-то все страхи и тревоги ушли, словно это не она совсем недавно замирала от ужаса перед дверью в покои зачарованного принца, не на ее руке осталась отметина от злого проклятия, а коварные домоправители не плели свои интриги за спиной прочих обитателей и пленников усадьбы. «Ох, как же стыдно, Джунипер! — говорила она самой себе, борясь со сладчайшими приступами дремоты. — Ты мирно спишь на такой роскошной кровати, не думая о том, что твой единственный друг Мимму в смертельной опасности! И за весь день ты ни разу не вспомнила ни Урсиллу, ни Табиту, ни отца! Негодная Джуп! Да тебе, кажется, нравится это приключение!..».

Но огонь в камине потрескивал, подушки были теплы и мягки, а под тяжелым золотистым пологом спалось так уютно, что у нее никак не получалось прийти в себя и всерьез расплакаться.

…Домоправители Ирисовой Горечи, напротив, места себе не находили: господин Заразиха обвинял госпожу Живокость в том, что ее кухарки ни на что не годны, а трясинница утверждала, что от гоблинов и кобольдов никакой пользы — только шум и беспорядок. Но оба они при этом понимали, что ссорятся исключительно из-за страха перед приближающимся ужином, который, как они считали, должен был окончательно решить: есть ли надежда, что Джуп снимет заклятие с принца, или же нет.

— …Его Цветочество совершенно не желает помочь себе и нам! — наконец, сказала трясинница вслух то, что беспокоило господ домоправителей больше всего. — Он намеренно грубит человеческой девице и хочет ее напугать, чтобы она отказалась с ним видеться! И все из-за мальчишеского упрямства, да простится мне эта непочтительность!.. — и она оглянулась, проверяя, не подслушивают ли ее придворные сороки.

— Но он согласился с ней отужинать, — заметил Заразиха. Впрочем, прозвучало это не слишком-то радостно.

— Он попросту устал с нами пререкаться, и решил, что проще согласиться для виду.

— Похоже на то.

— Надежда только на то, что эта Джунипер Скиптон окажется глупой как пробка и не заметит половины его колкостей, — сказала госпожа Живокость, хмуря свои зеленые жидкие брови. — Среди людей, насколько я знаю, это не редкость. Почти все они болваны!..

— О, да она глупа настолько, что отказалась от нарядов и драгоценностей, не понимая их цены, — с недовольством ответил на это господин Заразиха. — Да еще и думает, будто она нас обхитрила! И что прикажете делать теперь, сударыня трясинница? Простушка из окраинных миров не способна очароваться богатством усадьбы и величием рода Ирисов. А принц упорно не желает расположить ее к себе любезными манерами — единственным, что у него осталось от прежней жизни. Как жаль, что ее нельзя попросту запугать — любовь такая никчемная штука, что вянет от любого принуждения… И чем, скажите на милость, нам прельщать девчонку? Безнадежно!..