СССР. Жизнь после смерти - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приведем выразительный пример торговли с нагрузкой.
«Два воротника к одной шубе
В магазин поступили дамские шубы сорта “овчина под котик”. Фасон, отделка, качество нам понравились. Подходящей показалась и цена. Мы, две покупательницы, уплатили деньги в кассу… и не получили покупки.
– Извините, – вежливо склонился перед нами продавец, – но вы не уплатили за воротники.
– Как! Пришитые к шубам воротники расцениваются отдельно?! – удивились мы.
– Вы меня не поняли, – ответил продавец. – Заплатить нужно за запасные воротники.
Оказывается, работники одесских магазинов с разрешения Одесского горпромторга и областного управления торговли решили заработать на ходовых товарах. К каждой шубе приложили “нагрузки” в виде воротника из чернобурой лисицы стоимостью в 700–900 руб.
Шубы нам нравились, и мы пошли на жертву – купили лисьи воротники, которые нам совершенно не нужны».
Е. Орлова, С. Беккерман, г. Одесса[115]
Торговля с нагрузкой позволяла сбыть не пользующийся спросом товар. Как правило, нагрузка прилагалась к ходовым товарам. Таким образом, чтобы приобрести необходимую вещь, человеку приходилось делать незапланированную покупку.
В газете «Известия», в рубрике «Удивительные истории», находим еще один пример подобной практики, пересказанный журналистом.
«Старая пластинка
Одна женщина зашла как-то в промтоварный магазин и увидела на прилавке как раз такую ночную сорочку, о которой давно мечтала. Женщина, понятно, обрадовалась и говорит продавщице:
– Выпишите мне, пожалуйста, вот эту сорочку.
– Эти сорочки, – отвечает ей продавщица, – продаются только с грампластинками.
– Что? – переспрашивает женщина.
– С грампластинками, – говорит еще раз продавщица.
– Что, что? – снова переспрашивает женщина.
– Сорочки, говорю, продаются только с грампластинками, – уже раздражаясь, отвечает продавщица.
– Не слышу, – говорит женщина.
– Да вы что, глухая или издеваетесь?! – орет уже на весь магазин продавщица. – С грам-плас-тин-ка-ми!
– Вы что, не видите, что я глухая? – говорит женщина. – Если хотите, чтобы я услышала, говорите медленно и прямо в ухо.
Продавщица медленно и прямо в ухо сказала, что сорочка без пластинки не продается.
– A-а. А зачем же мне пластинка, если я глухая?
Но продавщица ей знаками объяснила, что иначе нельзя. Пришлось женщине покупать пластинку с сорочкой, вернее, сорочку с пластинкой. Принесла она свою покупку домой и говорит соседке:
– Хочешь, я подарю тебе эту пластинку? Мне она все равно ни к чему.
– Мне от нее не больше толку, чем тебе. Пластинка эта старая, слушать ее неинтересно.
Вот о каком случае написала нам москвичка Г-ва, которой всучили эту самую пластинку в универмаге Мосторга № 7»[116].
В такую порой анекдотическую ситуацию мог попасть советский человек.
Перейдем ко второй теме – к письмам, посвященным проблеме дефицита.
«Дефицитный товар – 15-ваттная лампочка
Коллективы многих предприятий и организаций страны успешно борются за экономию электроэнергии. Резервы такой экономии имеются и на производстве, и в быту.
Подсчитаю, что использование в домашнем хозяйстве для освещения подсобных помещений 15-ваттных лампочек вместо 25-ваттных может сэкономить только по Белоруссии свыше 2300 тыс. киловатт-часов электроэнергии в год.
Беда заключается в том, что промышленность не выпускает 15-ваттных лампочек. В магазине продаются только 25-ваттные лампы.
Рижский электроламповый завод и Латвийский совнархоз, преследуя сугубо коммерческие цели, упорно отказываются удовлетворять заявки “Белхозторга” на поставку ламп требующейся нам мощности.
Конечно, предприятие легче и быстрее выполняет план “по валу”, выпуская 25-ваттные лампочки вместо 15-ваттных. Но государство, безусловно, проиграет на перерасходе электроэнергии. Вот об этом в Риге, к сожалению, забывают».
В. Жук, заместитель начальника сектора «Белхозторга», г. Минск[117]
Вообще, писем с жалобами на дефицит товаров публиковалось много. Но подобные письма, в которых содержался такой детальный анализ и выдвигалось конкретное предложение, практически не встречались.
Следующий период – 1967–1975 гг. Читая письма этого периода, обнаруживаешь, что по сравнению с началом 1960-х годов ситуация усугубляется, проблемы нарастают. К перечисленным претензиям добавились следующие: блат, махинации в торговле, искусственный дефицит. Обозначим их как проблемы второго уровня.
«Дефицитные товары у нас в магазины не попадают, а продаются прямо с базы. Кримплен, шелк, мохер, туфли, сапожки, плащи, хорошие мужские костюмы, кофты, тюль, мужские шапки – все продается по блату. Все забирает начальство, райком партии, райисполком… Работники РПС на базаре продают – если не сами, так через старух. А люди стоят у магазинов в очереди. Выкинут метра 3, а остальное по запискам».
«Когда же наконец кончится извращение советской торговли? Настолько стало противно смотреть на все махинации и манипуляции, и даже наглость руководства, что поймите, нет больше сил. Неужели все вышестоящие руководители слепы?».
«Поймите меня правильно, я не завистливый человек и не клеветник, но когда все делается на глазах и тебя принимают за дурака, то поверьте, прямо скажем, гадко становится на душе и до слез обидно за свое бессилие».
«Растолкуйте: каким образом создается искусственный дефицит? Ведь явно, что он создается. Учитывается ли спрос покупателей? Кто и как планирует выпуск товаров такого рода?»
«Почему дефицитные товары не поступают на прилавки магазинов, а продаются “нужным людям”, непосредственно на складах и базах, вышестоящие же торговые организации не осуществляют должного контроля за правильной реализацией товаров народного потребления?»
«Кем установлен порочный порядок, когда дефицитные товары выбрасывают только в конце месяца, и когда он будет отменен?».
«Сплошь и рядом тот или иной товар становится дефицитным по вине работников торговли, так как он отпускается “с черного хода” разного рода знакомым продавцов, а точнее сказать – перекупщикам, спекулянтам. Давно пора поставить вопрос о жестком контроле над работниками торговли, о строжайшем их наказании за злоупотребления служебным положением».
«В городах понастроили магазины, а в них пустые прилавки, на полках одна бутафория»[118].
Значительная часть товаров припрятывалась работниками торговли для нелегальной реализации через рынки, а также для своих родственников и знакомых. По сравнению с письмами 1960 г. увеличивается насыщенность текста специфической советской «торговой» лексикой. В письмах часто появляются выражения: продажа «нужным людям», «по запискам», «по блату», «из-под прилавка», «с черного хода».
Большая часть текстов, публикуемых и обсуждаемых, относилась к городской жизни. Создавалось ощущение, что деревня предоставлена сама себе, и ее нарастающий упадок никого не волнует.
В докладе 1967 г. «О пятидесятилетии газеты “Известия”»журналисты признавали серьезные недостатки в своей работе:
«Мы получаем массу разнообразного, пожалуй, даже всеобъемлющего материала. В этом море верным компасом нам служат решения партии. Мы получили более широкий и оперативный фронт для действия, чем смогли занять. И в этом сказался своего рода «пережиток» в газетной психологии, когда вместо глубокого продумывания важнейших проблем мы принимаем за постановку темы повторение сказанного. Чем важнее тема – тем больше требует она от пропагандистов сил и раздумий. Нередко мы избираем более легкий путь, и это нам не к лицу. Мы невольно сужаем круг своего влияния и показа действительности: корреспонденция и очерки наши строятся чаще на городском материале. Половине населения Советского Союза мы отводим неоправданно малое место в газете»[119].
При переходе от материалов 1967 г. к материалам 1970-х обнаруживается, что жалобы на дефицит продовольственных товаров становятся более частыми. Во многих случаях этот дефицит связывается с махинациями в торговле.
Однако, несмотря на то что на прилавках магазинов часто отсутствовали необходимые товары, советский человек этого периода никогда не голодал. Но была какая-то потребность в образе заполненных прилавков. Этот образ был неким символом стабильности и благополучия. Курганский исследователь советской повседневности М. Федченко, описывая, правда, уже более поздний период, замечает: «В 1989 г. 74 % опрошенных интеллигентов сказали, что их убедят в успехе перестройки “прилавки, полные продуктов”. Аналогично ответили 52 % опрошенных лиц из различных социальных категорий населения. В этом ответе была выражена именно потребность в образе – в витрине. Эти люди в основном неплохо питались, на столе у них имелись мясо и масло. Им нужны были знаки, даже символы. «“Прилавки, полные продуктов” являются важным символом благополучия, изобилия, свободы – в любой момент захочу и куплю. Зачастую продукты отсутствовали лишь на витрине, а не на обеденном столе граждан. Полупустые прилавки магазинов создавали устойчивый образ дефицита. Был голод на образы товаров. И сегодня множество граждан, уже реально недоедая, не хотят возвращаться в советское прошлое с его голодом на образы»[120].