Лилипут — сын Великана (с иллюстрациями) - Альберт Иванов

Внизу всё изумленно затихло. А затем…

— Это пришельцы! Те, кто прибыл к нам на этом лифте, — догадался человек с трубкой. — Мне уже докладывали о странном мальчике с собакой, выдающем себя за иностранца. Эй, стража!

— Я не отдам вам наше море! — Не выдержав, прокричал Пальчик, перегнувшись через парапет. — Жулики! Грабители!

— Захребетники! — рявкнул Гав во всю свою глотку, пользуясь тем, что его пасть, наконец-то, свободна. — Водоворы! Шлангососы! Лифтогады!

И они стремительно помчались прочь по галерее к подземному ходу.

— Не перестаю поражаться. И где ты таких словечек понабрался? — на бегу спросил Пальчик. — Опять, скажешь, у своей Оли?

— У себя. Сам придумал. Всё-таки Родина в опасности!

— Может, вернёшься к нам?

— Вернёмся ли мы вообще…

В ОБХОД

Пока их не было, на острове внезапно выпал снег. Молоденьким птицам он казался пугающей диковинкой — они, верно, видели его впервые. Очумелые грачи пронзали заснеженные кустарники с треском, точно от раздавливаемых шишек. Странно выглядели лиственные деревья в снегу. Особенно пальмы — как обнажённые на холоде. И тем не менее яркая, подчёркнутая зелень и свеженький, лепной снег сияли непривычной красотой, если не задумываться над тем, что это не от хорошей жизни. Но Пальчику, а Гаву и подавно, было не до красот летней зимы. Они спешили к той потайной калитке, через которую их сюда привёл сторож. Подземный-то ход прошли они быстро, благо уже знакомым путем, да вот в колодце случилось заминка. Гав, явно не бывший матрос, не умел лазать по скобам, как по вантам, — пришлось его подсаживать с одной на другую. И теперь надо было навёрстывать упущенное время.

Только они свернули в лавровую аллею, как оказались в толпе тепло закутанных увальней: мальчиков и девочек лет шести. Они сосредоточенно опирались на лыжные палки. В этом они ничем не отличались от взрослых жирняков — тащить свой лишний вес без опоры трудно.

Пальчику и Гаву повезло. Не встреть они их, неминуемо наткнулись бы на стражу. Впереди, растянувшись цепью, аллею пересекали охранники в форменных фуражках, прочёсывая парк. Затерявшись среди ребят, беглецы так же медленно зашагали по снегу. У всех их спутников шарф был надвинут на рот, чтобы не простудиться. Они удивлённо и молча поглядывали на незнакомого мальчонку с собакой. Наконец, одна девочка, чуть сдвинув шарф, спросила:

— Ты кто?

— Да так… — неопределенно ответил Пальчик, не спуская взгляда со стражников. Аллею уже переходили последние, заглядывая под каждый куст и ругаясь, когда им сыпало снегом за шиворот.

— А откуда? — не отставала девочка, буравя его заплывшими глазками.

— Оттуда… — махнул он рукой назад и, отвлекая её слишком уж пристальное внимание, насел со своими вопросами: — Почему вы все не на лыжах?

— Упасть можно.

— А лыжные палки тогда зачем?

— Чтобы не упасть.

Слава Богу, Гав благоразумно помалкивал.

— А куда ведёт аллея? — Лишь бы не дать ей расспрашивать. Пальчик не любил врать.

— Никуда. Это маршрут номер девять. Самый трудный, — машинально пожаловалась она, — триста пятьдесят метров. Упаришься!

— Жирно живут, — не выдержав, буркнул пёс. Пальчик показал ему кулак.

К счастью, девочка не расслышала.

— А ты почему без палок? — наконец, успела она вклинить новый вопрос.

— Мало каши ел, — усмехнулся он.

Стража скрылась из виду. Пальчик с Гавом рванули вперёд, оставив всех «лыжников», а заодно и девочку вместе с излишне распиравшими её расспросами, далеко позади. В конце аллеи они нырнули в кусты, мгновенно нашли калитку и выбрались из парка.

По берегу, к пещере с лифтом, они не рискнули идти — сразу заметят, открытая местность. Решили добираться туда вдоль заросшей диким хмелем ограды. Если уж им нельзя подняться в пещеру снизу, то нужно спуститься к ней сверху. Авось разыщут какой-нибудь безопасный путь. Лишь бы не пройти то место. Ориентиры, пожалуй, были: сначала внизу появятся мангровые заросли, затем покажется начало асфальтовой дорожки. Где-то посредине и находится вход в пещеру с теми двумя сосенками, к сожалению, различимыми только с берега.

Лавируя меж скалистых глыб, они упорно продвигались над берегом моря.

По пути приходилось огибать столь высокие скалы, что сосны, торчащие на их макушках, выглядели снизу просто травой. Отдалённо рокотал прибой, утягивая за собой заснеженную гальку. Солнечные лучи, прорвавшись кое-где из-за чёрных, немытых туч, стояли жёлтыми столбами на воде, которая казалась под ними золотистыми островками с чёткими границами суши.

Пальчик и Гав остановились передохнуть в ложбине среди валунов. Над ними высились голые стволы каких-то засохших деревьев, покрытых с ветровой стороны снизу доверху закостеневшими снежными опоясками, похожими на полудужья древесных грибов.

— Боюсь, что поздно будет, — пробормотал Пальчик. — Они не дураки.

— Они — учёные, — уныло подтвердил Гав. — Придём, а они там как там.

— Тут как тут, — поправил его Пальчик.

— Тут — это тут, — снисходительно заметил пёс, ткнув ему лапой под ноги. — А там — это там! — указал он вдаль.

— Да что с тобой говорить…

— Поговори с кем-нибудь другим, — обиделся Гав.

— Ну ладно, — устало сказал Пальчик. — Пошли. Там видно будет.

— Вот видишь! А ты утверждал: «тут», — повеселел пёс, довольный своей правотой.

Дорога становилась всё труднее. Пальчик уже и не рад был, что они выбрали такой путь. Безопасней-то оно безопасней, да лишь — от кого-то, но не от чего-то. Здесь им, конечно, не грозила встреча со стражей, зато грозило сорваться со скал.

Миновав, наконец, появившиеся внизу мангры, они стали спускаться наискось по изломанному склону — с уступа на уступ, цепляясь то за крепкие ветви одиночных кустов, то за длинные лианы, свисающие откуда-то сверху. Причем пёс ловко хватался не только лапами, но и зубами.

— Всё-таки ты вправду горный пёс, хотя и городской, — похвалил Пальчик.

— Да и ты малый не промах, — не уступил ему в любезности польщённый Гав. — Ни разу не промахнулся. С этими ползучими верёвками одна морока.

А повсюду кипела птичья жизнь. Вдоль каменных морщин склона бегали дрозды, шустро переставляя лапки; а сойки скакали, как воробьи, по заиндевелым травянистым пятачкам. Беглецы невольно пугались, когда чуть ли не из-под самых ног кидались прочь какие-то спортивного вида птички. Обтекаемые, как капля, с узким хвостиком, они стремительно взмывали, невидимо частя крылышками, вдруг на миг замирали — и сила тяжести бросала их вниз. Затем снова частили, устремляясь вверх, и опять складывали крылья, проваливаясь вниз, — словно неутомимо рисовали в воздухе крутые волны…

В конце концов беглецы добрались до той скалы, внутри которой и была пещера с лифтом. Как и рассчитывали, они спустились с другой стороны от входа.

Гав пошёл на разведку и быстро вернулся:

— Там стража!

На что только надеялись, ползя сюда по скалам?.. Действительно, дураков нет.

ПУТЬ ОТРЕЗАН, ПУТЬ ОТКРЫТ

Что делать? Выход в свой мир перекрыт. Другого способа покинуть остров не было, нет и не будет. И вдруг…

— Я, кажется, придумал. Жди меня здесь, — тихо сказал Гав и бросился в заросли.

Лишь покачивающиеся кусты отмечали его извилистый путь в сторону асфальтовой дорожки. Вскоре лохматый хвост мелькнул в разрыве листвы, уже на отрезке асфальта, и исчез.

Прислонясь спиною к скале, Пальчик опять задремал, как и в тот раз под баньяном, в ожидании Гава. Ему было зябко, он глубоко засунул кисти рук в карманы своей курточки. Что же такое задумал Гав? Может, побежал посоветоваться украдкой со сторожем?.. А, впрочем, ничего, вероятно, не выйдет… Со стражей — не справиться. И домой им — никогда не вернуться… Главное, он, Пальчик, теперь не сможет спасти своё море. А ведь ему пришла гениально-простая мысль, как это сделать. Когда ещё в машинном зале у человека с трубкой спросили, спят ли «там» по ночам, — Пальчик тогда вдруг чуть не подскочил: а что если…

Становилось всё холодней, он заснул. Ему приснился странный, ещё более холодный, зимний сон… Он шёл по тому же парку, расцвеченному морозными узорами. Повсюду валялись замёрзшие птицы с красными точками у клюва на толстом насте. Многоплечие сосны и ели осыпались сухой и искристой снежной пылью… Он неожиданно вышел к неизвестному водопаду. Весь водопад застыл, неподвижно низвергаясь всё более укорачивавшимися книзу сосульками, начинаясь огромными и кончаясь крохотными — мал мала меньше… Или — наоборот? — нижние казались самыми большими, постепенно уменьшаясь кверху. Водопад словно схватило морозом в единый миг так, что даже все бесчисленные брызги, отлетевшие от бывших струй, тоже застыли в воздухе — градинами и градинками, соединяясь с сосульками ледяными ниточками и паутинками. Внезапно донёсся какой-то зычный трубный звук. Водопад сразу ожил, заревел, полетели брызги… и пропал.